Авл решил, что Туллий Статиан невиновен. Интересно, означает ли это, что Статиан любил охоту и званые обеды, как и Авл? Плейбой он или нет, но скорбящий муж теперь чувствовал, что должен взять на себя ответственность за расследование ужасной смерти жены. Статиан пытался решить эту проблему не с помощью нашего логического исследования, а отправившись в Дельфы, чтобы посоветоваться с оракулом.

«О, сумасшедший!»

«Не будьте скептиками, — предупредила Хелена. — Многие люди в это верят».

Я ограничился язвительным замечанием, что многие люди — идиоты.

«Простое занятие чем-то может его успокоить, Маркус».

«Это будет напрасной тратой его денег и сведет его с ума».

Мы имели дело с путешественниками, прибывшими в Грецию в поисках её древних тайн, поэтому паломничество Статиана было вполне типичным. Даже я признавал, что он, должно быть, был глубоко потрясён и опустошен классическим чувством беспомощности. Авл пытался обещать нам помощь, но вынужден был признать, что его письма, возможно, так и не дошли до нас. Поэтому они вместе отправились в Дельфы. Там они обнаружили то, о чём редко упоминается в путеводителях: только один день в месяц отведён для…

пророчества - и, что еще хуже, только нации, крупные города и богатые люди чрезвычайной важности, как правило, оказываются победителями в неизбежной лотерее вопросов.

«Есть ли очередь к оракулу Аполлона?»

«Правда ценна, Маркус. Её приходится ограничивать».

Учитывая, что по традиции никто не может понять пророчества, это показалось отчаявшимся вдвойне суровым.

Авл никогда не славился своей настойчивостью. Поскольку оракул показался ему пустой тратой времени, он сдался. Без тени лицемерия он написал своей скептически настроенной сестре, что теперь считает нужным исполнить волю родителей и поступить в университет. Елена расхохоталась. Мне было забавно представить себе реакцию их родителей. Мы предполагали, что раз Авл увидел статую Зевса в Олимпии и исследовал Дельфийское святилище, ему пора добавить великолепный Парфенон в список своих желаний.

Статиан, обезумевший от горя жених, остался позади, все еще ища возможности предоставить Пифии свинцовую табличку с вопросом: «Кто убил мою жену?»; она была неистовой жрицей, которая даже в наши дни сидела на треножнике и жует лавровые листья, пока бог (или лавровые листья) не одарил ее непостижимой мудростью и невыносимой головной болью.

Если Статиан вскоре не присоединится к группе, кому-то придётся отправиться в Дельфы и забрать его. Держу пари, я знаю, кто это будет. Возможно, вызволить его будет проще, когда я сам смогу ответить на его трагический вопрос, поэтому я поместил этого одержимого вдовца в свою ячейку «на потом».

«Как оракул, ты — ленивый ублюдок, Фалько!» — прокомментировала Елена.

«О неверующая женщина! Как оракул, я горячая штучка. Я пророчествую это. Ищи того, кто приходит и уходит, среди тех, кто уходит и приходит».

«Ты думаешь, Финей — убийца? Но Финей сказал тебе, что в решающие моменты он был занят другими людьми, так что это невозможно».

«Финей — явный лжец», — предсказал я.

XXXIII

Поскольку никакая другая тактика затягивания времени мне в голову не приходила, на следующее утро я все же отправился в акрополь.

Я пересёк Форум с северной стороны, в походном снаряжении, и Нукс следовал за мной по пятам. В какой-то момент я заметил Финея у лавки. Он был увлечён разговором с другим человеком, без сомнения, одним из своих многочисленных знакомых; я опустил голову и прошёл незамеченным. Тут меня окликнул чей-то голос. Это был всего лишь Клеоним, вольноотпущенник; он сидел на центральной трибуне в одиночестве, ожидая открытия винных лавок. Его жена и двое их спутников спали с похмелья, поэтому он сказал, что поднимется со мной на скалу, чтобы полюбоваться видами. Нукс вилял хвостом, ожидая гостей, поэтому я согласился.

На Клеониме, поверх богато расшитой туники, красовалась массивная пряжка ремня, а на мускулистых предплечьях сияли такие тяжелые золотые браслеты, что я счел своим долгом убрать его от завистливой толпы.

Мы дошли до восточной части и поднялись по короткой лестнице, ведущей к ряду из примерно шести отдельных храмов, посвящённых второстепенным божествам. Этот город, безусловно, был благочестивым. Затем мы прошли через несколько небольших лавок и оказались напротив гораздо большего храма в римском стиле, который производил впечатление храма, посвящённого императорской семье. Его колонны украшали изысканные коринфские колонны с листьями аканта; с опозданием меня осенило, что пышный коринфский стиль столицы на самом деле назван в честь этого города. Мне он никогда не нравился.

Оглянувшись назад, я увидел более простой дорический храм Аполлона, изящно вырисовывавшийся на фоне глубоких синих вод Саронического залива и сияющего неба. Его греческая строгость нашла отклик в моей старомодной римской душе.

«Это красиво, но мне не нравится Коринф, Клеоним, — слишком много религии и слишком много шопинга».

«О, покупок никогда не бывает слишком много, Фалько.

Справа от нас, там, где местность обрывалась, находился театр; слева – гимнасий, где, как я знал, юный Главк уже зарекомендовал себя. Мы прошли мимо очень старого фонтана, в который, как предполагалось, бросилась молодая жена Джейсона, чтобы утолить жажду.

боль отравленного платья Медеи; за ним находился другой фонтан, святилище Афины и святилище Эскулапа.

«Значит, Турциан Опимус мог сам сюда приехать! А потом умереть там, где римский наместник мог бы договориться о его отправке домой».

«Эпидавр был ещё прекраснее, хотя и не очень миролюбив, когда священные собаки начинали тявкать». Клеоним заметил каменную копилку

пожертвования; он опустил серебряную монету в щель. «Проявите щедрость». Это было похоже на его щедрость, когда он покупал всем вино. Он считал, что должен поделиться и своим состоянием. Немногие владельцы огромного наследства сохраняют такую доброту.

Вскоре мы почувствовали, что нам самим, пожалуй, придётся поднести богу медицины несколько вотивных статуэток лёгких. Дорога вела нас вверх, её крутой подъём испытывал нашу выносливость. Нукс носилась вокруг нас взад и вперёд, не обращая внимания на склон, маленький возбуждённый комочек шерсти с прижатыми от собственной инерции ушами и глазами, превратившимися в щёлочки на ветру, который она создавала. В конце концов, я надел ей поводок, опасаясь, что обезумевшее животное спрыгнет со скалы. По мере того, как открывались всё более захватывающие виды, мне всё меньше хотелось спускаться по склону скалы, чтобы спасти Нукс с какого-нибудь крошечного уступа. Бешеная собака, вероятно, сбросит меня в небытие, приветствуя меня.

Поначалу Клеонимус оказался на удивление хорошим ходоком, учитывая его количество выпитого вина, но вскоре стало ясно, что я более вынослив в долгосрочной перспективе. Мы немного помолчали, а потом, постепенно набирая темп, разговорились.

Я позволил ему вести беседу. Он немного рассказал мне о своих путешествиях, а затем я спросил, как они с Клеонимой познакомились с Минуцией и Амарантом.

«О, мы только что встретили их в этой поездке».

Мы забрались, и я снова пошевелил им. Елена Юстина считает, что Минуция немного беспокойна с Амарантусом.

«Минусия малоразговорчива, но, похоже, она скучает по своей семье».

«Она бросила мужа? И детей тоже?»

«Полагаю, что да, Фалько. Плюс тёти, сёстры — и лужа, полная уток! Она домоседка и сбежала, чтобы доказать, что она способна на это», — сказал мне Клеонимус.

«Теперь она жаждет снова увидеть, как тесто поднимается в ее собственном горшочке».

«Она покинет Амарантус?»

«Думаю, они уже довольно долго вместе. Мы с Клеонимой считаем, что печальные события этой поездки тревожат нас».

«Внезапная смерть заставляет задуматься о продолжительности собственной жизни... А Амарант тоже был женат?»

«Нет, никогда. Если хочешь знать моё мнение, он в душе одиночка».