Я пересек Альтис, направляясь к юго-восточному углу, где позади наполовину достроенной виллы Нерона был выход через оградительную стену.

На полпути я прошёл мимо ветхого деревянного столба. В его лёгкой тени я наткнулся на свою группу: высокую, одетую в белое Елену Юстину; Альбию, чуть ниже ростом и живее; коренастого Корнелия; Гая, хмуро, как обычно, вынашивающего планы мести обществу за воображаемые обиды. Я исполнил свой долг и прорычал в ответ.

«Маркус, дорогой! У нас выдалось туристическое утро. Мы организовали для себя специальный маршрут «Пелопс».

У меня не было настроения для радостного туризма, о чём я и сказал. Хелена всё ещё выглядела бледной и двигалась вяло. «Я думал, ты уже в комнате, согнулась пополам», — обвинил я её.

Она скривилась. «Возможно, сестра привратника добавила слишком много масла в жаркое из баранины с орегано. А теперь послушай… В письме моего брата говорилось, что Валерию и других женщин возили на экскурсию по памятным местам Пелопса в день смерти Валерии».

Я застонал от этой мысли, но сдался. Елена заставила всех сесть на землю в круг, в тени пары пальм.

«Это последняя колонна из дворца Эномая». Она указала на деформированный деревянный осколок, где я их нашёл. «Вы будете разочарованы, заметив, что ни одна из отрубленных голов женихов не сохранилась».

Даже колонна едва держалась. Она посеребрилась и начала гнить. Она напомнила мне балкон, когда я жил в Фаунтин-Корт; я ткнул в дерево, и мой кулак пробил опорную балку насквозь.

«По крайней мере, её плачевное состояние спасло её от того, чтобы приезжие римляне высекли на ней надпись «Тит был здесь». Гай и Корнелий тут же подошли к колонне, надеясь, что там всё-таки найдётся место, которое можно будет осквернить.

Развернув меня лицом к западу, Елена обратила моё внимание на окружённый стеной участок. «Корнелиус, вернись сюда и расскажи дяде Маркусу, что мы узнали об этом древнем памятнике».

Корнелиус выглядел испуганным. Моя сестра Аллия была добродушной дурочкой и никогда не проверяла его на уроках. Он ходил в школу. Мама за неё платила. Она потратила деньги зря; Корнелиус едва мог написать своё имя. Тем не менее, Хелена…

В него вбивали факты. «Это курган Пелопса, — продекламировал Корнелий. — Он называется Пелопион».

«Молодец! Курган, должно быть, всего лишь гробница, Марк, ведь мы видели бронзовый сундук, в котором хранятся его могучие кости. Всё, кроме чего, Гай?»

Гай ухмыльнулся Корнелиусу, понимая, что ему задали простой вопрос.

«Лопатка! Гигантская. Из слоновой кости».

«Верно. Альбия, как это произошло?»

Альбия поморщилась. «Эта история отвратительна. Она тебе понравится, Марк Дидий».

«О, спасибо!» Мама

Пелопс — сын Тантала, который, в свою очередь, был сыном Зевса, хотя и не богом, а лишь царём. Тантал пригласил всех богов с Олимпа на пир на вершине горы.

«Он хотел проверить, действительно ли боги всеведущи», — помогла Елена.

«Все принесли еду для пикника, где царит удача. Боги положили в свои корзины нектар и амброзию. Тантал подал им рагу, чтобы посмотреть, поймут ли они, что едят».

«Что это было? Жаркое с орегано, которое приготовила сестра швейцара?» — спросил я.

«Фу. Хуже того. Тантал убил и приготовил собственного сына Пелопса! Боги заметили это, но не раньше, чем Деметра, царица урожая, прогрызла себе путь сквозь плечевую кость».

«Она горевала по дочери и была довольно рассеянна». Взгляд Елены стал отсутствующим, и я понял, что она думает о Джулии и Фавонии.

"Затем?'

«Тогда Рея бросила все кости обратно в котел, хорошенько его перемешала и собрала маленького Пелопса заново, приделав ему новое плечо из слоновой кости».

«Что вы видели?» — усмехнулся я. Они сердито посмотрели на меня, желая поверить в этот миф.

«Тантал был ужасно наказан!» — воскликнул Корнелий, страстно желая божественного возмездия. «Он должен вечно оставаться в Аиде, глядя на тарелку с едой и чашу с питьем, до которых он никогда не сможет дотянуться».

«Это тебе не подойдет, Корнелиус».

«Нет, но Пелопс стал лучше, чем когда-либо, после того как его вылечили, и отправился в мир, чтобы стать героем».

«Так вот тогда он и приехал в Олимпию и жульничал в гонке на колесницах?»

«Выбора нет, Марк», — Елена улыбнулась. «Эномай бросал вызов женихам своей дочери, используя волшебных, непобедимых коней».

«Несправедливо! Но ведь у Пелопса были свои волшебные кони, не так ли? Их ему подарил Посейдон?»

Возможно. По другой версии, Гипподамия была так же увлечена Пелопсом, как он ею. Она отчаянно хотела, чтобы его прекрасная голова не была насажена на шпажку над притолокой. Поэтому она пошла к возничему своего отца, Миртилу, и уговорила его испортить колесницу Эномая, вставив восковой шплинт, отчего колесо отвалилось. Теперь Миртил, справедливо или нет, думал, что он согласился проткнуть колесницу, чтобы самому переспать с Гипподамией.

После забега он попытался получить свою награду. Пелопс и Миртил подрались; Пелоп утопил Миртила в море, но когда тот наконец пошёл ко дну, Миртил наслал проклятие на всех потомков Пелопса и Гипподамии.

У них, конечно же, было два прекрасных сына, Атрей и Фиест.

Я погрозил пальцем. «Чувствую, приближается приступ Гомера!»

«Ваш дядя Маркус — это нечто большее, чем просто суровый характер и наглая ухмылка», — сказала Хелена мальчикам. «Он приходит хмурый, только что отчитавший свидетелей, а потом вдруг показывает, как много он читает».

Итак, твоя очередь, Маркус.

«Я взрослый. Мне не нужно учить уроки». Мальчики, похоже, были впечатлены моим бунтарством.

Хелена вздохнула: «Испортил всё. Боюсь, это вторая порция человеческого рагу».

Атрей и Фиест постоянно ссорились из-за наследства. В конце концов, Атрей изрубил всех детей брата, кроме одного, и подал их на пир, где Фиест был почётным гостем. Фиест не разглядел фирменное блюдо семьи и съел его с аппетитом. Единственного выжившего звали Эгисф.

Елена ослабела, поэтому я смягчился. «Знаменитый сын Атрея — царь Агамемнон. Его сварливая жена — Клитемнестра. В его отсутствие...

Во время Троянской войны она становится любовницей угрюмого кузена Эгисфа. Эгисф мстит за новый инцидент с рагу; Клитемнестра удовлетворяет свою похоть. Вернувшись с Троянской войны, эти любовники убивают Агамемнона, сын и дочь которого затем убивают их, давая материал для множества трагиков.

«Мораль такова: ешьте только салат. Если туристическая группа собирается посмотреть Трою,

Елена сказала: «Олимпия — подходящая отправная точка».

«Да, группа «Семь достопримечательностей» не просто развлекается; их маршрут полон драматизма. После посещения Спарты их следующая остановка — Микены, дворец Агамемнона. Затем — Авлида, откуда отплыли греческие корабли, и дальше — Троя. Я слышал, что Троя сейчас — это просто хлам, одни зазывалы и безвкусные сувенирные лавки. Так скажи мне, Елена, именно поэтому тебя так очаровал Пелопс?» — спросил я.

«Ну, он олицетворяет собой героического смертного человека. Похоже, его совесть была нечиста; он установил множество памятников – Миртилу, Эномаю, прежним женихам.

«Это здорово с его стороны. Будь я проклят, если буду чтить твоих старых любовников!»

«Дидий Фалько, ты — стукач. У тебя нет совести». Неправда.

Елена это прекрасно знала.

«Весь Пелопоннес назван в честь Пелопса!» — прощебетал Корнелий. Он любил хвастаться.

Гай вытянулся на спине во весь рост. «Это место полно реликвий. Помимо его плечевой кости, мы видели его церемониальный кинжал с золотым навершием в сокровищнице Сикиона».

«И ложе Гипподамии, — сказала Альбия. — И её святилище».

«Девичьи штучки!» — пошутил я. «Послушайте. Я рад, что вы все хорошо проводите время, любуясь достопримечательностями, но мы приехали в Грецию по делу».

«Я расследую это дело», — прорычала Елена. «Представьте себе. Мужчины в туре были одержимы всеми этими кровавыми видами спорта — боксом, борьбой и жутким панкратионом. Женщинам надоело, что мужчины возвращаются домой, болтая о насилии и крови. Они устроили тур «Пелопс», чтобы отвлечься. Позже тем же вечером Валерия отправилась навстречу смерти, так что я пытаюсь понять, о чём она думала в тот день».