Теперь мы можем расслабиться и поговорить о том, что на самом деле у нас на уме».

«Конечно, нет», — сказал я. «Какому хозяину обеда захочется увидеть спину Марка Туллия Цицерона?» Я сохранял серьёзное выражение лица, но Тирон бросил на меня укоризненный взгляд. «Кто эти люди вообще?»

Цицерон прикусил нижнюю губу. «Я говорю о людях гораздо моложе меня, двадцати-тридцатилетних или едва перешагнувших сорокалетний рубеж. Они пережили гражданскую войну, сохранив хотя и не своё состояние, но и свою жизнь. Они всё ещё лелеют определённые амбиции, привитые им с детства: победить на выборах, командовать армиями по назначению Сената, возможно, даже быть избранным консулом. Неудовлетворенные амбиции…

поскольку теперь только один человек решает, кто будет командовать

Легионы или судьи. Они улыбаются и кивают диктатору. Они притворяются благодарными за крохи, которые он им даёт.

Они делают вид, что довольны, но это не так. Как им быть довольными?

«Кто эти молодые люди для тебя, Цицерон? И кто ты для них?»

Он вздохнул. «Они – выскочки нового поколения, а я – мудрый старейшина – клянусь Гераклом, как я только дорос до такого?» Он склонил голову набок, с озадаченным выражением лица, и на мгновение я увидел его таким, каким он был при нашей первой встрече – амбициозным молодым адвокатом, уверенным в себе больше, чем следовало бы, полным энтузиазма, горящим желанием заставить мир обратить на себя внимание. Но мгновение прошло, и я увидел его таким, каким он был сейчас. Искра того юношеского пламени ещё оставалась в его глазах, но её погасли горечь и сожаление.

«Гражданская война была очень тяжела для нашего поколения, Цицерон.

Нас, „мудрых старейшин“, осталось не так уж много. Нам с тобой повезло, что мы ещё живы».

«Это еще одна причина, по которой вы могли бы подумать, что эти молодые люди захотят обратиться ко мне за советом и воспользоваться моим опытом».

«Но вы чувствуете, что за вашей спиной что-то происходит. Может быть, вы думаете, что против Цезаря готовят заговор, и чувствуете себя обделённым?» — спросил я.

«Конечно, нет!» Он заговорил слишком быстро.

«Или вы подозреваете такой заговор и хотите его остановить?»

Он начал отвечать, но спохватился и обменялся с Тироном настороженным взглядом. Он говорил медленно и осторожно. «Если бы такой заговор существовал, его можно было бы предотвратить не только ради спасения Цезаря, но и ради спасения заговорщиков от самих себя. То есть, если бы кто-то считал, что убийство Цезаря лишь откроет очередной ящик Пандоры, полный хаоса».

«И ты веришь в это, Цицерон? Что Риму лучше с живым Цезарем, чем с мёртвым?»

Он заговорил ещё осторожнее: «Цезарь был избран диктатором на всю свою жизнь…»

«Римским сенатом, состоящим из людей, избранных самим Цезарем».

Через несколько дней он встретится с Сенатом, чтобы сделать последние назначения и ратифицировать последние законопроекты, а затем присоединится к своим войскам и отправится в Парфию. Возможно, по пути он встретится с царицей Клеопатрой в Египте; Цезарю понадобится зерно Нила, чтобы прокормить свою армию. А потом… но кто знает, что случится с Цезарем в ближайшие месяцы и годы?

Красс организовал последнее вторжение римлян в Парфию. Его легионы были уничтожены, а его голова оказалась реквизитом для царя. Конечно, Цезарь в десять раз — нет, в сто раз — более военачальник, чем Красс. Никто не сомневается, что он добьётся своего с парфянами. Но, завоевав Парфию, повторив успех Александра Македонского, он, подобно Александру, может счесть необходимым остаться в этой части света, чтобы управлять ею. Цезарь может никогда больше не вернуться в Рим.

«Александр мог бы вернуться в Македонию, если бы не умер внезапно, так далеко от дома».

«Цезарь тоже когда-нибудь умрёт».

«Такой ли совет вы бы дали всем сорвиголовам, желающим видеть Цезаря мёртвым и убрать с дороги? Терпеливо ждать своей очереди, ведь каждый рано или поздно умирает? Неудивительно, что молодёжь провожает вас спать, прежде чем заняться делом!»

Это было так резко, что даже Дав нахмурился и посмотрел на меня. Если я и говорил не по делу, то лишь потому, что Цицерон задел меня за живое. Куда Цезарь, туда и Мето пойдёт. Если Цезарь не вернётся, я могу больше никогда не увидеть сына.

«Прошу прощения, Цицерон. Вы абсолютно правы, что молодое поколение сенаторов должно искать у вас проницательности и вдохновения. Вы, как минимум, человек, способный выжить».

«Цицерон — нечто гораздо большее, — сказал Тирон, встав на защиту своего бывшего учителя. — Он спас государство однажды, будучи консулом и подавив восстание Катилины. Возможно, он спасёт государство снова, если ему представится такая возможность».

Я глубоко вздохнул. Вот так вот – Цицерон думал, что он ещё может стать спасителем Римской республики. Этот жалкий, даже нерешительный старый учёный был всего лишь позой. Цицерон стремился написать новую главу римской истории и считал себя способным на это – если только другие римляне будут смотреть на него как на лидера.

«Чего ты от меня хочешь?» — тихо спросил я.

«Только вот что, Гордиан: приложи ухо к земле и передай мне через Тирона любые сплетни, которые услышишь. Ты так хорош в этом деле – разбираешься в слухах, знаешь, кого и что спрашивать, видишь то, чего не видят другие. Вспомни, как мы с тобой работали вместе на протяжении многих лет – вспомни наше первое сотрудничество, когда мы щипали за нос диктатора Суллу! Если эти воспоминания хоть что-то значат для тебя, всё, что я прошу, – это делиться со мной любой информацией, которая тебе попадётся, касающейся заговора с целью устранения диктатора. Что я сделаю с этой информацией, будет моим личным делом, и ты останешься без вины… если я допущу ошибку. Как только Цезарь покинет Рим, ситуация полностью изменится, и после этого я больше ни о чём тебя не попрошу».

«Речь идет о нескольких днях, Гордиан», — сказал Тирон.

«Почему ты думаешь, что я могу знать что-то важное…» Я покачал головой.

«Вы обладаете способностью выведывать чужие секреты, даже не прикладывая усилий, — сказал Цицерон, — подобно железу Магнезии, которое притягивает к себе другие металлы».

«Именно так!» — согласился Тирон, потянувшись за стилусом и табличкой, чтобы записать сравнение. Будет ли оно с другими материалами обо мне, для включения в мемуары, которые Цицерон планировал когда-нибудь написать?

Я посмотрел на Давуса, ища молчаливого утешения в его коровьем лице, но он, похоже, решил, что мой взгляд требует комментария. Он прочистил горло. «Они правы, знаешь ли.

Иногда, нравится вам это или нет, вы с ног до головы покрыты чужими секретами».

Я пытался представить себе такой образ, но безуспешно – как, в конце концов, выглядят тайны? – но я точно знал, что означают эти три. Иногда я искал тайны сам, но в других случаях, очень часто, они приходили ко мне сами собой.

«Такое благословение даровали мне боги», — тихо сказал я.

«Иногда проклятие».

OceanofPDF.com

В

Я распрощался с Цицероном, не согласившись больше с ним видеться, не говоря уже о том, чтобы отчитываться перед ним. Вероятно, он считал иначе, безгранично веря в его силу убеждения.

Цицерону было тяжело слышать слово «нет».

Когда мы с Давусом шли к моему дому, меня осенила мысль: а не может ли сам Цицерон быть участником какого-нибудь заговора против Цезаря? Если это так, то его допрос, вероятно, был направлен на то, чтобы узнать, что знал или подозревал сам Цезарь, – информацию, которую я мог узнать от Метона.

Я не сомневался, что Цицерон мог быть таким коварным, но в то, что он участвовал в заговоре с целью убийства Цезаря, я не мог поверить. Хладнокровное убийство было не в его стиле. Это не значит, что он был брезгливым. Будучи консулом, он не моргнув глазом казнил сторонников Катилины и даже хвастался этим, что и привело к его временному изгнанию.

Но это были казни, осуществленные государством.