выронив кинжал. «Гай!» — воскликнул он, называя имя своего брата.

Сезар попытался вскочить со стула, но брат Каски бросился вперед и нанес ему удар ножом в ребра.

Выбитый из руки Цезаря, стилос с громким звоном упал на пол. На тоге Цезаря вспыхнул ещё один тёмно-красный цветок.

На его лице я увидел множество эмоций. Страха среди них не было. Там были шок, отвращение и гнев. «Проклятье этим Каскам!» — крикнул он. Братья всегда были друзьями и союзниками Цезаря. Возможно, он подумал, что на него нападают только они двое, и призвал остальных сдержать братьев.

Вместо этого вперёд выступили ещё несколько человек с кинжалами. Цезарь поднял руки, чтобы защититься, но последовала яростная атака. Эти повторяющиеся движения напомнили мне кур-аугуров, клюющих священное зерно, с головами, дергающимися вверх-вниз. Так же двигались вверх-вниз сверкающие ножи, словно приводимые в движение какой-то бездумной силой природы.

Некоторые сенаторы наносили лишь скользящие удары, но другие рвали шерсть и вонзались в плоть с тошнотворным, режущим звуком. Некоторые вообще не смогли ударить Цезаря, а некоторые — судя по крикам и воплям

— случайно ударили друг друга.

Цезарь каким-то образом сумел подняться на ноги, или же его повалили вперёд удары в спину. На моих глазах его пурпурная тога стала многоцветно тёмной, почти чёрной, когда кровавые струи расползались и сливались друг с другом.

На лице Цезаря я увидел выражение полного замешательства. Казалось, он думал о том же, о чём и я: неужели это может произойти так быстро? Неужели такой человек, как Цезарь, известный всем и повсюду, покорявший народы, порабощавший племена, уничтожавший целые города, человек без страха, трепета и сомнений, казалось бы, неспособный на ошибку, человек, столь близкий к божественности, как любой смертный, когда-либо живший…

может ли такой человек быть жив в один момент… и мертв в следующий?

Казалось, что происходящее со мной противоестественно. На одно мгновение, с ужасным толчком, я был уверен, что мне действительно мерещится. Я чувствовал себя совершенно оторванным от собственных чувств, оторванным от окружающего мира. Словно под ногами открылся люк. Но в следующее мгновение, с ещё более ужасным толчком, я понял, что увиденное мной было совершенно, ужасно и непоправимо реальным.

Неужели никто его не защитит? — подумал я. — Где же Антоний?

Где Децим? Затем я увидел, что по крайней мере двое сенаторов на переполненном возвышении кричали и размахивали руками, умоляя остальных остановиться. Но они были безоружны и значительно уступали числом. Убийцы силой заставили их спуститься с возвышения, угрожая ножами.

Я повернул голову и посмотрел на переполненный зал позади меня. Люди, стоявшие ближе ко мне, видели, что происходит, но дальше, у входа, толпа всё ещё переговаривалась и толпилась, не обращая внимания на бойню. Никто за пределами здания Сената Помпея пока не мог знать, что происходит. Скоро об этом узнает весь Рим. В конце концов, узнает весь мир. Но пока…

Я подумал о Мето. Удалось ли ему попасть на гладиаторское шоу в театре? Мне показалось, что я слышу отдалённый взрыв ликования сквозь шум в здании Сената. Затем шум в зале начал меняться, раздались крики и вопли тревоги. Словно кровавое пятно, информация о событиях на помосте быстро распространялась.

«Они убили Цезаря!» — крикнул кто-то. «Они собираются убить нас всех!»

Кто были эти «они», убившие Цезаря? Кто были эти «мы»?

Они будут убивать следующими? Множество других криков, полных паники, разнеслось по залу.

Среди толпы я заметил Цицерона. Тирон стоял рядом с ним, держа в руках восковую табличку и стилос. Пока остальные разворачивались и проносились мимо них к выходу, они оба замерли, словно окаменев. На лице Тирона я увидел выражение потрясения. На лице Цицерона я увидел кое-что ещё. Он был удивлён, да…

но и в восторге. Другого слова не подобрать. Он выглядел как мужчина, у которого жена только что родила, или как политик, только что победивший на выборах. Он открыл рот и издал несколько резких, нервных смешков. Он дрожал и покачивался. У него кружилась голова от радости.

Я снова посмотрел на помост. Кассий шагнул вперёд и неловко ударил Цезаря, порезав ему щёку. Из раны хлынула кровь. Цезарь поморщился и отшатнулся.

Затем я увидел Децима. Он цеплялся за Цезаря на каждом шагу по пути к золотому трону. Где он был, когда началась резня? Неважно, он был рядом. Неужели ему уже слишком поздно положить конец резне? Сможет ли Цезарь выжить, и этот момент станет ещё одним свидетельством его божественной удачи?

Если кто-то и может спасти Цезаря, подумал я, то это наверняка будет Децим.

Затем я увидел кинжал в руке Децима. Он рванулся вперёд и вонзил его в рёбра Цезаря, отбросив его назад так, что Цезарь врезался в золотой трон и опрокинул его.

Цинна был так же потрясён, как и я. Он схватил меня за руку и ахнул.

Цезарь пошатнулся в сторону. Он налетел на постамент статуи Помпея. Он прислонился к нему, едва удерживаясь на ногах. Сенаторы один за другим бросались на него, чтобы нанести неглубокие удары. Они были словно люди, которые по очереди доказывают свою преданность какому-то делу, а затем отступают, давая возможность другому сделать то же самое. Да, я тоже заколю Цезаря! И я! И я! И я!

Последним был Брут. Он стоял в стороне. Одна его рука кровоточила, очевидно, от непреднамеренного укола.

Он получил удар в суматохе. Кассий, стоявший рядом, искоса посмотрел на него и стиснул зубы. «Сделай это!» — прошептал он.

Брут сжал кинжал и шагнул к Цезарю.

Цезарь наклонил голову и прищурился. Он покачал головой. «Только не ты!» — простонал он. «Только не ты, мой мальчик…»

Не останавливаясь, глядя Цезарю в глаза, Брут нанес сильный удар, вонзив кинжал Цезарю в пах.

Когда Брут вынул кинжал, Цезарь сполз вниз, прижавшись спиной к пьедесталу и широко расставив ноги. Тога была размотана и разорвана в клочья. Набедренная повязка под ней была так свободна, что едва прикрывала гениталии. Рот пузырился от крови, стекавшей по подбородку. Цезарь опустил взгляд на себя. Он неловко схватил правой рукой складку тоги и попытался прикрыться. Возможно, он пытался остановить кровотечение из раны в паху, нанесённой Брутом, из которой хлынула кровь.

Глаза Цезаря закатились. Руки его упали по бокам. Тело сгорбилось. Левая рука, всё ещё сжимавшая записку, переданную ему Артемидором, разжалась, и маленький свиток скатился на пол.

«Юпитер, помоги нам», — простонал Цинна. «Он мёртв!»

Окружавшие Цезаря убийцы отступили на шаг.

Они смотрели на дело рук своих. Одни выглядели потрясёнными, другие – ликовавшими.

«Мы сделали это», — сказал Кассий. «Мы действительно сделали это».

Брут поднял оба кулака в воздух: один был окровавлен, а в другом сжимал окровавленный кинжал. «Тиран мёртв!» — крикнул он. «Да здравствует Республика!»

Другие присоединились к крику: «Да здравствует Республика!»

Они кричали в пустой зал. Ещё до смерти Цезаря отступление их коллег-сенаторов превратилось в паническое бегство. Ни один зал не освобождался от такого количества людей за столь короткое время. Вот вам и стойкость римского сената! Верные Цезарю люди боялись, что умрут следующими. Люди, сочувствующие…

Убийцы тоже бежали, будучи безоружными и не имея ни малейшего представления о том, что может произойти. Даже Цицерон исчез.

Брут выглядел разочарованным, словно человек, собирающийся произнести речь, но внезапно оказавшийся без слушателей. «Куда, чёрт возьми, они все подевались?» — пробормотал он.

«Трусы и подхалимы, все до единого», — сказал Децим. «У них храбрость рабов».

«Не беда, мы доложим свои аргументы народу прямо под открытым небом», — сказал Кассий. «Граждане Рима возрадуются, ведь диктатор мёртв. Они примут дар освобождения с распростёртыми объятиями. Запомните мои слова: Лепид и остальные приспешники Цезаря станут кроткими, как ягнята, увидев настроение горожан. Берегитесь, не то они попытаются приписать себе смерть тирана!»