Всё это время я молчал. В споре между Помпеем и Цезарем мне до сих пор удавалось сохранять более или менее нейтралитет. Как и практически любой другой римский гражданин, особенно тот, кто играл хоть какую-то роль в общественной жизни города, я…

крепкие связи с обеими сторонами. На самом деле, мои привязанности и враждебность были более противоречивыми и замысловато переплетены, чем у большинства, из-за работы, которой я занимался всю свою жизнь – гоняясь за такими адвокатами, как Цицерон, докапывая правду о могущественных и не очень могущественных людях, обвиняемых во всем, от лишения девственности весталки до убийства собственных отцов. Я встречался и имел дело как с Помпеем, так и с Цезарем, а также со многими их союзниками. Я видел их лучшие и худшие стороны. Мысль о том, что судьба Рима неизбежно должна оказаться в руках одного из них – что либо Цезарь, либо Помпей в конечном итоге станет царем или кем-то близким к этому, – наполняла меня ужасом. Я не питала сентиментальности к старому образу вещей, к неуклюжим, подлым, жадным, часто глупым манёврам римского сената и непокорной республики, которой они управляли. Но в одном я был уверен: римские граждане не рождаются для служения царю, по крайней мере, римские граждане моего поколения. У мужчин же молодого поколения, похоже, были другие взгляды…

Мои мысли привели меня, как это часто бывало в те дни, к Мето.

Именно из-за Метона я годом ранее отправился в Массилию, чтобы узнать о судьбе моего приемного сына; анонимное сообщение сообщило мне о его смерти в этом городе, когда он шпионил для Цезаря.

Как же Метон любил Цезаря, которому он служил много лет в Галлии! Родившись рабом, Метон никогда не смог бы стать офицером, как другие его наместники, но, тем не менее, стал незаменимым для своего императора, служа ему личным секретарём, переписывая его мемуары, разделяя с ним его покои…

Некоторые говорили, что делил с ним ложе. В Массилии я всё-таки нашёл Метона живым; но ход событий настолько возмутил меня, что я отвернулся от Метона и от Цезаря. Я сказал слова, которые уже не вернуть. Я публично отрёкся от Метона и заявил, что он больше мне не сын.

Где сейчас был Метон? После той роковой разлуки в Массилии я не слышал о нём никаких вестей. Я предполагал, что он остался рядом с Цезарем, что он вернулся с ним в Рим, а затем последовал за ним в Брундизий, чтобы попытаться переправиться через

Адриатика. Где был Метон в тот самый момент? Насколько я знал, он мог быть на дне моря вместе с самим Цезарем.

Когда я впервые встретил его в детстве в прибрежном городе Байи, Метон не умел плавать. В какой-то момент он, должно быть, научился – чтобы угодить Цезарю? – потому что плавание спасло ему жизнь в Массилии. Но даже самый сильный пловец не мог надеяться выжить, если его корабль затонет посреди Адриатики. Я представил себе Метона в воде, раненого, испуганного, храбро пытающегося удержаться на плаву, даже когда волны смыкались над его головой, а холодная, солёная вода наполняла лёгкие…

Иероним слегка подтолкнул меня. Я взглянул мимо стычки Канинина и Волкация и увидел на дальней стороне Форума двух своих рабов, направляющихся к нам. Маленький Андрокл шёл впереди, но его старший брат, Мопс, бежал, чтобы догнать его. По их ожесточённому соперничеству я понял, что они, должно быть, выполняют какое-то важное поручение. Меня вдруг осенило. Должно быть, бог шепнул мне на ухо, как говорит поэт, ибо я знал, что они принесли весть о том, что было у меня на уме.

Канинин и Волкаций, резко разъединившись, принялись восстанавливать своё достоинство. Словно зеркальные отражения, они поправили туники и запрокинули подбородки. Пространство между ними позволило Мопсу, теперь возглавлявшему группу, войти в толпу, а за ним и Андроклу. Все знали этих мальчишек, потому что они часто сопровождали меня на Форуме. Все их любили. Волкаций похлопал Андрокла по голове. Канинин шутливо отдал честь Мопсу. Слегка запыхавшись от бега, Мопс ударил его в грудь и ответил на салют.

«Что привело вас сюда, мальчики?» — спросил я, пытаясь не обращать внимания на внезапное трепетание в груди.

«Весть о Цезаре!» — воскликнул Мопс. Глаза его загорелись, когда он произнес имя императора. В последнее время Мопс возомнил Цезаря своим героем. Его младший брат, напротив, стал убеждённым помпеянцем. Канинин и Волкаций, соответственно, присоединились к ним, шутливо обращаясь с каждым из мальчиков либо как с союзником, либо как с врагом.

«Какие новости?» — спросил я.

«Он переправился! Он благополучно добрался до другого берега вместе с почти всеми своими людьми!» — сказал Мопсус.

«Но не все! Были проблемы», — мрачно сказал Андрокл.

Я вздохнул. «Мопсус, откуда ты узнал эту новость?»

«Час назад к Капенским воротам прибыл гонец. Я сразу его заметил и вспомнил, что это один из рабов Кальпурнии».

«А Кальпурния — жена Цезаря!» — добавил Андрокл без всякой нужды.

«И я решил последовать за ним...»

«Мы решили!» — настаивал Андрокл.

«И действительно, он направился прямиком к дому Цезаря. Мы же, не попадаясь на глаза, наблюдали, как он стучит в дверь. Рабыня, открывшая дверь, демонстративно похлопала себя по груди, чуть не лишившись чувств, и сказала: «Скажи мне прямо, прежде чем мы потревожим госпожу, ты пришёл с доброй вестью или с плохой?» И гонец ответил: «Хорошая новость! Цезарь переправился, и теперь он в безопасности на той стороне!»

Я с облегчением вздохнул и сморгнул подступившие слёзы. Всплеск эмоций застал меня врасплох. Я закашлялся и, несмотря на ком в горле, сумел заговорить. «Но, Андрокл, ты что-то говорил о неприятностях?»

«И был!» – обратился он как к Волкацию, так и ко мне, привлеченный проблеском надежды в слезящихся глазах своего товарища-помпеянца. «Когда Цезарь добрался до другого берега, была уже глубокая ночь; он сразу же выгрузил войска и отправил корабли обратно в Брундизий, чтобы забрать остальных, включая кавалерию. Но некоторые из этих кораблей были перехвачены и отделены от остальных кораблями Помпея, и люди Помпея подожгли их прямо на воде, вместе с капитанами и экипажами на борту! Их сжигали заживо; а если им удавалось спрыгнуть, люди Помпея убивали их в воде, пронзая копьями, как рыб».

«Сгорел заживо в море!» — выдохнул Манлий. «Ужасная участь!»

«Сколько?» — с нетерпением спросил Волкаций. Известие об успешной переправе Цезаря заметно потрясло его, но теперь он собрался с силами.

перспектива неудачи Цезаря.

«Тридцать! Тридцать кораблей были захвачены помпейцами и сожжены», — гордо сказал Андрокл.

«Всего тридцать!» — усмехнулся его старший брат. «Вряд ли, учитывая размер флота Цезаря. Его конница всё же смогла переправиться. Им просто пришлось нагрузить на каждый корабль побольше людей и лошадей, и некоторым пришлось всю дорогу просидеть верхом. Хорошо, что погода была ясная — так сказал гонец».

«Тридцать кораблей потеряно», — пробормотал я, представляя себе муки этих тридцати капитанов и тридцати команд. Неужели среди них был Мето? Конечно, нет. Он был солдатом, а не моряком. Он был бы рядом с Цезарем, в безопасности на другом берегу. В любом случае, какое мне дело до судьбы Мето?

Внезапно повсюду вокруг нас на Форуме возникло ощущение движения и события. Я мельком увидел гонцов, бегущих по близлежащим площадям. Вдали я увидел группу мужчин, собравшихся перед ступенями, ведущими к храму Кастора и Поллукса, чтобы послушать пожилого сенатора в тоге, который что-то хотел им сказать – с такого расстояния я слышал лишь смутное эхо его голоса. Из дома где-то на Палатине – вероятно, недалеко от моего собственного, судя по звуку – я услышал громкие ликования и удары цимбал. Мгновение спустя мимо пробежал горожанин с криком: «Вы слышали? Цезарь высадился! Он переправился! С Помпеем покончено!» Новость разносилась по городу с такой скоростью, с какой только могли её передать голоса.

Затем я услышал другой звук, резко выделявшийся на фоне нарастающего гула возбуждённых мужских голосов на Форуме. Он доносился откуда-то совсем рядом, с небольшой открытой площади перед храмом Весты. Это была женщина, которая плакала и кричала.