Судя по шуму снаружи, я ожидал, что дом окажется настоящим ульем, но коридор, по которому нас вёл раб, оказался на удивление пустым и тихим. Мы вышли в залитый солнцем сад, где Кальпурния, сидя в кресле без спинки, тихо диктовала писцу. При нашем приближении она подняла глаза и жестом попросила писца удалиться. По очередному знаку исчезла и сопровождавшая нас рабыня.

«Гордиан, ты пришёл очень быстро». Подняв бровь, она отметила мою потрёпанную тунику, и я понял, что мне следовало бы потратить время на тогу, что бы ни говорил раб.

«Ваш человек сказал, что повестка срочная».

«Только потому, что через несколько мгновений об этом узнает весь Рим. Как только новость станет известна, невозможно предсказать, как отреагируют люди. Полагаю, большинство будут так же рады, как и я, — или сделают вид, что рады».

«Ты получила хорошие новости, Кэлпурния?»

Она вздохнула и на мгновение закрыла глаза. Она ещё не успела достаточно часто повторить эту новость, чтобы привыкнуть к ней. Когда она открыла глаза, они блестели от слёз. Голос её дрожал.

«Цезарь одержал победу! В Фессалии, близ Фарсала, произошла великая битва. Передовые линии Помпея дрогнули; затем его конница дрогнула и обратилась в бегство. Это был полный разгром. Сам Цезарь возглавил атаку, чтобы опустошить лагерь противника. Некоторым из их вождей удалось бежать, но битва была решающей. В тот день было убито почти пятнадцать тысяч врагов, и более двадцати четырёх тысяч сдались в плен. Войска Цезаря потеряли едва ли двести человек. Победа за нами!»

«А Помпей?»

Её лицо потемнело. «Когда Цезарь вёл своих людей через крепостные стены во вражеский лагерь, Помпей выбежал из палатки, сбросил алый плащ, чтобы быть менее заметным, сел на первого попавшегося коня и скрылся через задние ворота. Он добрался до побережья и сел на корабль. Похоже, он направился в Египет. Цезарь преследует его. Единственная плохая новость — то, что Цезарь пока не может вернуться в Рим. Но этого следовало ожидать. Цезарю придётся уладить дела Рима в Египте и других местах, прежде чем он наконец сможет вернуться домой и отдохнуть».

Я долго осознавал всю важность того, что только что сказала мне Кэлпурния. Меня охватили волны эмоций.

Как и она, я почувствовал дрожь в горле, и на глаза навернулись слёзы. Затем мои мысли захлестнули сомнения и вопросы.

Неужели всё действительно кончено? Неужели война действительно закончилась одним сражением? Что стало с флотом Помпея, который всегда превосходил флот Цезаря и, по-видимому, сохранился? Кто ещё, кроме Помпея, выжил, и насколько легко они могли отказаться от сражения? Что стало с другими врагами Рима, такими как царь Юба, уничтоживший Куриона и его экспедицию в Африку?

А как насчет Египта, в котором шла собственная династическая гражданская война?

Кальпурния говорила об урегулировании там дел так, словно для этого требовались инструменты не сложнее метлы и совок, но разве хоть что-то, связанное с Египтом, было настолько простым? Неужели выследить Помпея было такой тривиальной задачей, словно он был беглым рабом? Если Цезарь поймает его в ловушку, намеревался ли он хладнокровно убить Помпея? Или он вернёт его в Рим пленником, проведя в цепях за своей колесницей в триумфальном шествии, как он сделал с Верцингеториксом Галлом?

Сомнения омрачали новости, которые мне сообщила Кэлпурния, но я промолчал. Сколько мужчин у неё во дворе задавались теми же вопросами, а сколько изобразили ликование и оставили свои сомнения невысказанными – пока что?

«Замечательные новости», — наконец смог вымолвить я.

«Неужели вам не о чем спросить? Никого не хотите спросить?»

Я на мгновение задумался. — А что насчет Домиция Агенобарба?

Он был одним из самых ярых врагов Цезаря. В начале войны он уступил Цезарю итальянский город Корфиний, предпринял неудачную попытку самоубийства и попал в плен. Униженный прощением Цезаря, он отправился в Массилию – где его пути пересеклись с моими – и принял командование войсками, сопротивлявшимися осаде Цезаря.

Когда Цезарь и Требоний взяли Массилию, Домиций Агенобарб снова бежал и присоединился к Помпею.

«Рыжебородого больше нет», — сказала Кальпурния, и в её глазах блеснуло удовлетворение. «Когда лагерь был захвачен, Домиций бежал пешком и поднялся на склон горы. Конница Антония преследовала его, как оленя в лесу. Он упал от страха и изнеможения. Когда Антоний нашёл его, его тело было ещё тёплым. Он умер, не получив ни единой раны».

«Фауст Сулла?»

Брат Фаусты, по всей видимости, сбежал. Ходили слухи, что он может отправиться в Африку.

«Катон?»

«Он тоже избежал плена. Возможно, он тоже направляется в Африку».

"Цицерон?"

«Цицерон жив. Он полностью пропустил битву из-за расстройства желудка. Ходят слухи, что он возвращается в Рим. Мой муж славится своим милосердием. Кто знает? Возможно, он ещё простит Цицерону за то, что тот встал на сторону Помпея». Она долго смотрела на меня. «Почему бы тебе не спросить то, что тебя больше всего интересует, Искатель?»

В самом деле, почему бы и нет? Я склонил голову и вздохнул. Я старался сдержать дрожь в голосе. «Что слышно о Мето?»

Она кивнула и улыбнулась, чуть более самодовольно, чем следовало бы. «С Мето всё хорошо. По словам моего мужа, он…

Он блестяще проявил себя на протяжении всей кампании, и особенно в битве при Фарсале. Он остаётся рядом с Цезарем, путешествуя с ним в Египет».

Я закрыл глаза и держал их зажмуренными, чтобы сдержать слёзы. «Когда произошла эта битва?»

«Четыре дня после Нон Секстилия».

Я вздохнула. «В тот день, когда похоронили Кассандру!»

«Так оно и было. Я этого не осознавал».

В тот самый день, когда Кассандра обратилась в пепел на своём погребальном костре, судьба Рима была решена. Я думал обо всём, что произошло, и обо всём, что узнал за то время, пока новости из Фарсала доходили до Рима. Я думал о женщинах, которые поделились со мной своими тайнами, и никто из нас не подозревал, что пока мы перебирали прошлое и мучились о будущем, исход битвы между титанами уже был решён.

«Зачем ты позвала меня сюда, Кальпурния, и велела так быстро прийти? Мне кажется, каждый человек, нервно снующий по твоему двору, заслуживает того, чтобы быть в курсе последних новостей от Цезаря».

Она рассмеялась. «Пусть эти сенаторы и магистраты ещё немного поскрипят зубами, порассуждают и постоят на гвоздях. Я всё равно собиралась позвать вас сегодня по другому поводу.

Рупа, шагни вперед».

Он стоял в тени. Когда он появился, я увидел на его лице выражение, близкое к огорчению. Он положил руки мне на плечи и довольно крепко обнял.

«Так ты всё-таки жив», — сказал я. «Где ты был всё это время?»

Он прикрыл одну руку другой. Скрывался. Кто мог его винить? Фауста послала раба убить его. Узнав о смерти Кассандры, он, должно быть, был так же озадачен, как и я, не зная, кого винить и кого бояться.

«Конечно, ему следовало сразу прийти ко мне», — сказала Кальпурния. «Но, полагаю, он боялся меня, думая, что я могу быть как-то связана со смертью Кассандры. Но с тех пор, как умерла Фауста, о ней ходят самые разные слухи».

смерть и её роль в восстании, включая слух об отравлении Кассандры. Рупа услышал об этом и решил рискнуть и приехать сюда, чтобы узнать правду. Я рассказал ему обо всех ваших усилиях найти убийцу его сестры, не говоря уже о том, как вы позаботились о её надлежащей кремации.

Рупа посмотрела мне в глаза и снова обняла меня, уже не так натянуто.

В этот момент он был очень похож на Кассандру.

«Он также приезжал сюда забрать заработок Кассандры, который я хранил для неё в доверительном управлении. Сумма значительная. Но есть небольшая проблема. Она связана с тобой, Искатель».

«Пожалуйста, объясните».

В какой-то момент Кассандра дала Рупе письмо, адресованное мне, которое следовало доставить только в случае её исчезновения или смерти. Рупа не умеет читать, и, конечно же, он не осмелился показать письмо никому, кроме меня, поэтому до сегодняшнего дня, когда он передал его мне, он понятия не имел, что в нём. Я прочитал ему письмо и обсудил его смысл. Он согласился с его условиями, но не уверен, что вы согласитесь.