– У каждого должен быть друг, с которым можно обо всем поговорить, – серьезно произнес Майк. – Я знаю, каково это, когда ты совершенно один. – Он огляделся по сторонам. – Еще слишком рано идти за вашими туфлями. Давайте заглянем в кафе, выпьем чего-нибудь горячего. – Майк взял Джози под руку. Это получилось так естественно, что она не сопротивлялась. На центральной улице они набрели на небольшую кондитерскую под названием «Прялка». Майк придержал дверь, пропуская Джози вперед. Они оказались в уютной комнате, на столах сверкали белоснежные скатерти, а стены были обиты тканью с веселым цветочным орнаментом.
– Ох! – выдохнула Джози и замерла.
– Что случилось? – спросил Майк. – Вам здесь не нравится?
– Напротив. Здесь так хорошо. Прямо как в той кондитерской, о которой я вам рассказывала. Такое же ощущение: словно ты открыл дверь и шагнул в другой мир, оставив позади реальность со всеми ее ужасами.
– Замечательно. Тогда давайте сядем и посмотрим, что нам могут предложить.
Из кухни появилась молодая приветливая женщина в белом фартуке и полотняной блузке с закатанными до локтя рукавами.
– Добрый день, мэм, добрый день, сэр, – сказала она, вытирая руки о край фартука. – Чем могу служить?
– Скажите, у вас, случайно, нет кофе? – спросил Майк.
– Как ни странно, кофе у нас есть, – улыбнулась она. – Кофе в свободной продаже, поскольку спрос на него невелик. Чего не скажешь о молоке, приходится экономить и уменьшать порции. Надеюсь, вы не будете возражать?
– Нет-нет, спасибо, я пью черный, – сказал Майк. – А вам с молоком? – добавил он, оборачиваясь к Джози.
– Да, пожалуй, с молоком, – пробормотала Джози. Она не собиралась ставить в известность хозяйку кондитерской, что ни разу в жизни не пробовала кофе.
– Пирожные или бисквиты? – спросил Майк у хозяйки кондитерской.
– Увы, нет, – она с сожалением развела руками. – Мука закончилась. Но вот что у меня есть, так это солодовый хлеб со смородиной. Тосты получаются превосходные.
– Отлично, пусть будут тосты, – согласился Майк. Он дождался, пока хозяйка скрылась на кухне, и наклонился к Джози. – Ради всего святого, что такое солодовый хлеб? Вдруг мне не понравится?
– Понравится. Это очень вкусно – темный дрожжевой хлеб с добавлением кусочков фруктов. Вы что, никогда не пробовали солодовый хлеб?
– Даже не слышал о таком, – прошептал Майк.
– Ну, в таком случае я тоже должна сделать признание, – Джози подалась навстречу ему. – Я никогда не пила кофе.
– Не пили кофе? – Майк выглядел потрясенным.
Джози смущенно пожала плечами.
– Там, где я выросла, люди не пьют кофе.
– Да, вижу, мне предстоит научить вас массе вещей, с которыми вы незнакомы. – Джози подумала, нет ли в этой фразе двусмысленности. Но Майк смотрел на нее с легкой полуулыбкой, которая ей так нравилась. – Сперва морские гребешки, а теперь кофе. Боже, да я не представляю жизни без кофе!
Вернулась хозяйка кондитерской с большим подносом, на котором стояли две чашки черного кофе и фарфоровый молочник.
– Сначала попробуйте черный, – предложил Майк. – Чтобы почувствовать настоящий вкус.
Джози сделала глоток и сморщила нос.
– Горький, – пожаловалась она.
– А теперь добавим молоко и немного сахара, – скомандовал Майк.
Джози снова отхлебнула из чашки.
– Так лучше, – согласилась она. – Неплохой вкус. Полагаю, вы привыкли к нему.
– Неплохой вкус? Да это напиток богов! – со смехом сказал Майк. – Клянусь, я обращу вас в настоящую ценительницу кофе.
Дверь открылась, впустив в помещение волну холода и сырости. Вошли две женщины и заняли столик возле окна. Обе как по команде посмотрели на парочку в углу. Заметив летную форму Майка, посетительницы уважительно кивнули.
– Так, значит, это место похоже на кондитерскую, где вы работали? – спросил Майк.
– Да, очень похоже. Кончено, у нас было не так нарядно, но атмосфера – точь-в-точь как здесь. Забавно, – добавила она, вспомнив недавнюю встречу с Чарли, – на днях я познакомилась с одним из ваших парней. Бедняжка стоял у ворот под проливным дождем, и я пригласила его в дом на чашку чая.
– А, так вы встречаетесь и с другими летчиками? – Майк шутливо вскинул брови.
– Да бросьте, Майк. Парнишка почти ребенок, и у него был такой потерянный вид. Видели бы вы, с каким удивлением он оглядывал нашу кухню, словно пытается вспомнить, какой была настоящая жизнь до войны.
– Он летчик?
– Нет, механик. Чарли говорит, что хотел быть летчиком, но провалился на экзамене по математике.
– Тогда он, наверное, совсем мальчишка. Почти всем нашим механикам лет по восемнадцать-девятнадцать. Вот уж работенка, не позавидуешь – обслуживать вернувшиеся с задания машины, – им частенько приходится отмывать салон самолета, залитый кровью и блевотиной. – Майк осекся. – Прошу прощения за грубость. Когда живешь в казарме, привыкаешь к подобной лексике.
Джози рассмеялась.
– Ничего. Мне приходилось слышать выражения и похлеще. Стэн не особо-то следил за языком. И все же не могу поверить – вы сочувствуете тем, кто работает на земле, когда сами постоянно рискуете жизнью, поднимаясь в небо.
– Думаю, большинству из тех, кто пошел учиться летному делу, нравится опасность, – сказал Майк. – По крайней мере, это помогает нам чувствовать себя живыми.
Джози нахмурилась и внимательно посмотрела на него.
– До войны вы не чувствовали себя живым?
– Нет, – он тоже нахмурился. – Некоторое время – нет, не чувствовал.
«Наверное, после смерти жены», – подумала Джози и поспешила сменить тему.
Они доели тосты из солодового хлеба. Майк допил свой кофе. Но в чашке Джози осталось немного на дне – ей требовалось время, чтобы привыкнуть к необычному вкусу. Затем они вышли из кондитерской и вернулись в обувную мастерскую. Со свежей подметкой туфли выглядели как новенькие.
– Отличная работа, спасибо, – поблагодарила она сапожника.
– Кхм, – сапожник удовлетворенно кивнул. – Новую обувь, пожалуй, еще долго никто не будет покупать. Так что приходится латать старую.
Забравшись в машину рядом с Майком, Джози почувствовала сожаление: казалось, чудесный сон, в который она окунулась, вот-вот растает.
– Прекрасная поездка, – сказала она. – Спасибо, что взяли меня с собой.
– Нет, это вам спасибо. Я уже много лет не общался с женщинами. Уже начал бояться, что разучился разговаривать с ними.
– Вы, должно быть, очень сильно любили жену, – неожиданно для самой себя выпалила Джози.
Лицо Майка на миг исказилось от боли.
– Да, очень.
Остаток пути до дома они проехали молча. Начавший накрапывать дождь превратился в настоящий ливень.
– Похоже, к вечеру пойдет снег, – заметил Майк. – Не самая подходящая погодка для полетов.
– У вас сегодня нет ночного вылета? – спросила Джози.
– Вылет отменяют только в том случае, если погода совсем ужасная.
– Так, значит, днем вам полагалось спать? – Джози бросила на него укоризненный взгляд.
– Да, но я уже говорил, что плохо сплю днем. В казарме стоит дикий шум: парни топают по коридору мимо моей комнаты, под окном ездят грузовики. Снотворное могло бы помочь, но нам нельзя принимать препараты – нужна свежая голова и стопроцентная готовность к работе.
– И куда вы полетите ночью? – спросила Джози.
Майк издал короткий смешок.
– Да вы шпионка! Извините, ничем не смогу помочь – свежую информацию мы получим только завтра на утреннем брифинге. Сейчас немецкие военные эшелоны идут через территорию Франции, и мы бомбим железнодорожные пути. По крайней мере, это не так опасно, как летать над Гамбургом и Бременом. Но мне обидно за французов. Иногда какой-нибудь военный объект находится рядом с красивой старинной церковью. Ненавижу такие задания. Нет, я ничего не имею против удара по противнику, хотя мне жаль парней, которые не по своей воле оказались на войне. Но ненавижу, когда мы получаем приказ бомбить города. Операция возмездия, знаете ли. Каждую ночь происходят авианалеты на Лондон, а на следующую ночь мы наносим ответный удар по немецким городам. Все это так глупо, так бессмысленно. – Майк смотрел прямо перед собой через лобовое стекло, залепленное мокрым снегом. – Надо было идти в истребители. Открытый бой лицом к лицу с противником. Это как-то честнее, что ли. Но они сказали, что экипажи тяжелых бомбардировщиков нуждаются в пополнении. И вот я здесь!