– Но как вы оказались в этой глуши? – спросила Джози, глядя на расстилающуюся за окном унылую равнину.

Доктор Голдсмит вздохнул.

– Я был хирургом в Бирмингеме, специализировался по глазным болезням. Мне нравилась моя работа, и я был доволен жизнью. Но вдруг все переменилось: люди стали относиться ко мне с подозрением. Соседи отворачивались от меня на улице или переходили на другую сторону. Ходили слухи, что меня собираются отправить в лагерь для интернированных как возможного немецкого агента, хоть я и говорил им, что еврей. Поэтому я решил уехать подальше от города и залечь на дно. Кроме того, мне нравится уединенная красота этих мест. Я пишу стихи, за то время, что живу в Англии, опубликовал две книги, а теперь подумываю взяться за роман. По-моему, деревня – идеальное место для творчества. – Доктор посмотрел на Лотти, уплетающую бисквит, и улыбнулся. – Нравится пирожное? Не стесняйся, бери еще.

Лотти кивнула с набитым ртом.

– Спасибо. Очень вкусно.

– Ты, должно быть, скучаешь по дому? И по домашней кухне.

Девочка снова улыбнулась.

– Я скучаю по маминым knodel. А еще spaetzle и leberkase^[9].

– О, spaetzle! – доктор закатил глаза. – Ich hatte fast vergessen^[10]. – Он незаметно перешел на немецкий, но тут же спохватился: – Простите, нехорошо говорить на языке, который не все присутствующие понимают. Думаю, воспоминание о национальной кухне заставило нас обоих увлечься.

– У вас в Германии остались родные? – спросила Джози.

– Да, но, боюсь, их постигла судьба многих немецких евреев. Мой отец держал ювелирный магазин. Когда начались погромы, в магазин вломилась толпа, все разбили и разграбили. Это было последнее, что я слышал от отца два года назад. С тех пор вестей не было.

– Вы не женаты? – спросила Джози и тут же смутилась. – Простите, мне не следовало задавать столь личный вопрос.

Доктор пожал плечами.

– Когда я учился в университете в Германии, у меня была девушка. Но после войны я узнал, что она вышла замуж за другого – за парня, который остался дома, потому что у его отца были нужные связи. А тут, в Англии… поначалу я был слишком занят учебой и карьерой. Затем я хотел найти добропорядочную еврейскую девушку, чтобы порадовать родителей. Однако в Англии не так-то просто найти добропорядочную еврейскую девушку. А потом… потом стало слишком поздно заводить семью. Я привык находиться в собственной компании, и одиночество меня не тяготит. – Доктор Голдсмит отставил свою чашку. – А ваш муж, миссис Бэнкс, служит в армии?

– Да, в армии, – сказала Джози. – Где именно – не знаю. Где-то на континенте. Солдатам запрещено разглашать подробности, все письма проходят цензуру.

– Вы, должно быть, сильно скучаете?

Джози решила, что и ей не стоит вдаваться в подробности своего отношения к мужу.

– Сейчас всем непросто, – уклончиво ответила она. – Каждому из нас приходится жертвовать чем-то ради победы.

– Вы храбрая женщина, миссис Бэнкс, – сказал доктор. Он повернулся к Лотти и стал расспрашивать девочку о ее семье.

– Можете говорить по-немецки, – сказала Джози. – Я не возражаю. А пока вы болтаете, стащу еще один бисквит.

Все трое рассмеялись. Приятно было находиться среди дружелюбно настроенных людей, сидеть на мягком диване в теплой комнате и легко смеяться над разными милыми шутками. Джози поняла, что доктор Голдсмит относится к ней как к равной, в отличие от англичан из высших слоев общества, которые могут быть вежливы с человеком ее положения, но в их вежливости всегда есть оттенок снисходительности.

Глава 14

На обратном пути, сидя в автомобиле доктора, Джози вдруг со всей ясностью поняла, как давно в ее жизни не было близких людей, с кем можно было бы просто поговорить по душам. Работая в «Медном чайнике», она наслаждалась обществом мадам Ольги и подружилась со многими постоянными покупателями. Поначалу, когда они с мужем только переехали в Бетнал-грин, Джози познакомилась с соседкой – пожилая женщина делилась с ней своими кулинарными секретами и вскоре стала кем-то вроде доброй наставницы для неопытной девушки. Но соседка умерла, а у остальных женщин с их улицы были большие семьи и дети. Джози чувствовала себя чужой среди них.

Доктор Голдсмит высадил их в начале тропинки, ведущей к дому Бэджеров.

– Спасибо, что поехали со мной, – поблагодарила Лотти, когда доктор уехал.

– Это тебе спасибо за приглашение, – сказала Джози. – Нечасто меня зовут на чай в шикарные особняки.

– Вы считаете, у доктора Голдсмита шикарный дом?

– Лотти, дорогая, скоро ты поймешь, что общество в Англии разделено на классы. Если ты говоришь на кокни и вырос в лондонских трущобах, ты никогда не сможешь общаться с людьми, которые живут в красивых особняках и отдают детей в дорогие частные школы. О нет, конечно, при встрече с тобой они будут вести себя вежливо, но ни за что на свете не пригласят в гости.

Девочка выслушала Джози и серьезно кивнула.

– Понимаю. Думаю, в Германии то же самое, во всяком случае, если речь идет о евреях. Есть немало людей, которые не хотели бы видеть моего отца у себя дома, хотя папа известный человек, всеми уважаемый университетский профессор. По-моему, это ужасно глупо.

– Ужасно глупо, – согласилась Джози. Она огляделась по сторонам: ранние зимние сумерки быстро сгущались, превращаясь в непроглядную тьму, а из-за светомаскировки огни на улице не горели. По спине пробежал неприятный холодок: никогда прежде ей не случалось бывать в таких глухих местах – кругом ни души и нет привычного городского шума. – Пойдем, – сказала Джози, – я провожу тебя до коттеджа.

– В этом нет необходимости, – ответила Лотти, – тут совсем рядом, я не боюсь.

– И все же, мне не нравится, что ты будешь одна бродить в темноте. – Она обняла девочку за плечи.

– А как же вы? – Лотти вскинула на нее глаза. – Вам потом придется идти одной. Как вы найдете дорогу?

– Ничего. Смотри, какая луна на небе. Мне хватит света, чтобы добраться до дома.

Они шли по тропинке, стараясь не наступать в глубокую колею, оставленную колесами телег, и время от времени спотыкаясь на кочках. Когда до коттеджа оставалось несколько шагов, входная дверь распахнулась, луч света упал на дорогу, а еще через мгновение на пороге появился мистер Бэджер.

– Вот и ты, наконец-то! – Альф расплылся в улыбке. – Жена уже начала волноваться – темнеет, а тебя все нет и нет. Я хотел отправляться на поиски. Давай, заходи. Хорошо провела время?

– Да, спасибо, мистер Бэджер, – сказала Лотти. – Миссис Бэнкс, и вам еще раз спасибо. До свидания.

– О, миссис Бэнкс, я и не заметил вас впотьмах, – воскликнул хозяин. – Заглянете к нам на чашку чая?

– Нет, благодарю. Мне нужно вернуться домой, пока совсем не стемнело. А то, пожалуй, заблужусь в полях.

– Не беда, я одолжу вам фонарь. Вернете в следующий раз. А пока заходите, жена не простит, если я отпущу вас просто так. Она наверняка хочет узнать, как вы устроились в особняке.

На такое приглашение Джози не могла не откликнуться. Она вошла и окунулась в тепло кухни, наполненной запахом свежего хлеба и жареного лука.

– Смотрите-ка, кого я нашел у нас на крыльце, – со смехом произнес Альф. Нэн оторвалась от плиты и обернулась к дверям.

– Ах, да ведь это наша гостья из Лондона. – Она всплеснула руками. – Мы думали о вас. На самом деле, мы беспокоились. Я даже сказала Альфу: вот бы ты пристроил еще одну комнату, чтобы мы могли забрать бедняжку к себе. Не по душе мне, что вы застряли у этой женщины, – Нэн грустно улыбнулась. – Как оно там?

– Ну, на самом деле, не так и плохо, – сказала Джози. – Конечно, теплым прием не назовешь – если вы понимаете, о чем я. Однако и от меня есть польза. Кажется, мисс Харкорт воспринимает меня, как еще одну служанку.

– Да уж, с нее станется. Я всегда говорила, – Нэн Бэджер перевела взгляд на мужа, – эта мисс Харкорт настоящая гордячка. Сроду такая была. Никогда не хотела общаться с простыми людьми вроде нас, ни единого слова приветливого от нее не услышишь. Только не пойму, чем она так кичится? Тем, что унаследовала от отца особняк? Или тем, что за всю жизнь ни единого дня не работала?