Я все чаще замечал темные тучки на горизонте. За последние годы мое доверие к БНД падало все ниже и ниже, и для этого были серьезные основания. Разочарования берлинского времени все еще давали о себе знать. Недостаток заботы со стороны руководства и отсутствие эффективного управления действовали на меня изнуряющее, не говоря уже о подлом отношении к людям со стороны самой Службы. Собственно это все уже давно перестало быть моим миром.

Впрочем, пара обстоятельств еще удерживала меня. В первую очередь, речь шла о людях, которые что-то значили для меня. Прежде всего, о моем верном партнере Фредди. Я всегда мог на него положиться, и он никогда меня не подводил. Кроме того, было еще несколько агентов и помощников, с которыми нас связывали дружеские чувства. Именно это оправдывало в моей душе продолжение работы. И еще нас стимулировала мысль, что мы собираем, и по-прежнему будем собирать важную разведывательную информацию. Все это заставляло меня не сдаваться. Оценки наших трудов старшими аналитиками всегда были положительными. Но то, что сейчас должно было произойти, я не мог себе представить. Тем не менее, в моей душе уже поселились плохие предчувствия.

Вдруг я от размышлений вернулся к реальности. Фредди как раз звонил по телефону. Когда он закончил, то спросил снова: – Ну, так рассказывай, наконец. Что это за бумажка? И что все-таки с тобой происходит? Прислонившись спиной к окну и опершись обеими руками на подоконник, я приступил к рассказу. Я сообщил, как мы нашли конверт и о звонке чужака. Особенно неприятно было мне вспоминать о том, что совершенно незнакомый мне человек так хорошо знал детали моей личной жизни.

Реакция Фредди была четкой и прямой: – Только этого нам не хватало. Тут, наверное, кое-кто из другой конторы заволновался, правда? Потом он громко рассмеялся: – Я уже вижу наших специалистов из Братства Никчемных Дилетантов. Новая злая расшифровка сокращения "БНД". Фредди хлопнул себя по лбу: – Норберт, из этого выйдет что-то большое! Поверь мне, что-то действительно большое! Повторяя это, он раскачивался на стуле и с ухмылкой знатока отхлебывал кофе.

– Ну, дружище, и что теперь? – спросил я. – Нам не остается ничего, как поехать вниз, – вырвалось у него. Он имел в виду, конечно, Пуллах. – Для меня это вопрос решенный! Он начал медленно расхаживать по кухне взад-вперед. И тут он провел краткий анализа, который сразу прояснил наше положение: – У русских проблема. Они поймали не того "Рюбецаля".

Поясню: в марте 1997 года российская контрразведка арестовала одного полковника, которого они считали агентом БНД. Настоящее имя этого офицера действительно содержалось в досье БНД в оперативном деле "Рюбецаля", нашего важнейшего источника. Но произошла маленькая ошибка. Мы вообще ни разу не использовали настоящее имя агента под псевдонимом "Рюбецаль", записав вместо него в досье имя совсем другого человека, который, хоть и существовал реально, но никогда не был в контакте с нами или с Федеральной разведывательной службой. Но кто-то, имевший доступ к самым секретным досье БНД, передал якобы настоящее имя "Рюбецаля" русским. Разумеется, он не мог знать, что попал не на данные настоящего агента. И когда российская контрразведка это заметила, было уже поздно. Арест "неправильного" "Рюбецаля" ясно показал, что у русских есть "крот" в БНД.

Фредди анализировал дальше: – Теперь в ФСБ начнут ломать себе голову. Почему их главный агент в БНД внезапно сообщил им неправильное имя? По ошибке? Или намеренно? Может быть, в Пуллахе его разоблачили и заставили целенаправленно "сливать" русским дезинформацию? Что тогда с другими сведениями, которые он, возможно, поставляет? Вдруг и они фальшивые? Или БНД "втемную" снабжает источник неверными сведениями, а он об этом не догадывается? Вопрос за вопросом – бедная российская ФСБ!

Такие или подобные мысли, конечно, приходили и мне в голову, потому я продолжил: – Теперь они больше ничего не знают, и что же им пришло бы в голову в первую очередь? Конечно, выйти непосредственно на оперативника, который-то точно должен знать, как зовут его агента. Но, Фредди, почему они обратились ко мне? Они ведь точно так же могли бы и на тебя выйти?

Фредди кратко заметил: – Во-первых, связником являешься ты. Я, собственно, занимался только финансовыми делами. Кроме того, узнать твое имя и адрес им было намного легче. Ты прославился как главный свидетель на процессе против наших бывших коллег, и тебя теперь каждая собака знает. Привет от БНД.

Странные совпадения

Через два часа Фредди и я уже сидели в машине и катились в сторону Мюнхена. По дороге мы снова обсуждали ситуацию и решали, как нам поступить. Собственно, мы вообще не обязаны были ехать в Мюнхен. Фредди с марта был на больничном, а меня наш служебный врач в мае временно отстранил от активной службы из-за нервного переутомления.

Тем не менее, мы более-менее регулярно посещали Центр на пуллахской улице Хайльманнштрассе. Потому что, по мнению руководителей Службы, нашего источника "Рюбецаля" по-прежнему обязательно должны были вести мы. Фактически было так. В само здание БНД мы уже очень давно не заходили. Обычно мы снимали номер в гостинице "Вальдгастхаус Бухенхайн", порой также в Грюнвальде или в центре Мюнхена. Наше доверие к этому союзу шпионов был совершенно разрушено. Как правило, мы непосредственно перед приездом звонили одному из наших контактных лиц и приглашали его в отель. Это всегда была несколько странная ситуация. Потому наша деятельность ограничивалась лишь абсолютно необходимым в деле ведения источников.

Сам Фредди уже не принимал участие в поездках на встречу с агентами, но мне, к сожалению, несмотря на болезнь, приходилось выполнять по крайней мере эту работу. Он же видел свой товарищеский долг в том, чтобы разгрузить меня, и помогал, чем мог. К примеру, всю бюрократическую возню он взял на себя – от получения заявки на командировку до калькуляции оперативных расходов и составления финансовых отчетов после встреч с источниками. То, зачем мы все же согласились ввязаться в эту странную и непредсказуемую авантюру в 1997 году, я и сейчас не могу понять. Без сомнения, моральное давление, которое оказывали на нас руководители оперативной безопасности БНД, было беспрецедентным. Во всяком случае его было достаточно, чтобы с самого начала мы не ответили четким "нет". Безумная ситуация.

Когда мы ехали по направлению к Мюнхену, Фредди с боевым задором сказал: – Ноя не хочу никого из них видеть. Я останусь поблизости, если ты вдруг окажешься в беде, но это все. Я не хочу никого видеть, иначе я за себя не отвечаю.

– Что ты имеешь в виду? Мне следует позвонить? – спросил я. Ведь пока никто из наших пуллахских шефов не знал, что мы едем к ним.

– Ну, ну, ну, – усмехнулся он, – давай сначала приедем. Господа в любом случае узнают об этом своевременно. Потом подождем, что случится сегодня, когда мы будем проезжать съезд на Эхинг. С видом знатока он ухмыльнулся. Я тоже не смог удержаться от смеха. – Хорошая идея, посмотрим, что случится. Фредди, сидевший за рулем, обернулся ко мне, высоко поднял брови взглянул на меня поверх очков.

Забота или технический трюк?

Дело в том, что за последние месяцы мы заметили одну странную особенность. Всегда, когда мы на служебной машине ехали в Мюнхен, точно на одном и том же месте происходило одинаковое событие.

Руководитель команды наблюдения БНД звонил нам по мобильному телефону. За последние месяцы мы подружились с полковником Франком Оффенбахом, старым лисом Службы. И как раз этот Франк всякий раз звонил нам, когда мы проезжали развязку Эхинг. Сначала мы думали, что это случайное совпадение. Но когда его звонок повторился и в пятый раз, нас это насторожило. Даже когда однажды Фредди забирал меня из мюнхенского аэропорта и мы через небольшое время съезжали с автобана А92 на А9 по направлению к Мюнхену, вдруг зазвонил мобильный телефон. Еще раз замечу, что мы почти никогда не сообщали Центру заранее о нашем приезде. Вот и теперь мы сидели в синей "Вектре", распираемые от любопытства, в ожидании того, что сегодня произойдет при переезде через Нойфарнскую развязку.