— Перерыв! Перерыв! — мигом закричала Мария Федоровна. И кажется, едва сдержалась, чтобы весьма непедагогично выругаться.
***
— Ну что, пацаны? — спросил Колян, когда мы, мокрые и взмыленные, вернулись после уроков в расположение. — Кто-нибудь еще хочет потанцевать вальс с левой ноги?
— Не! — категорически поднял руку "Бондарь". — Я — пас! Мне Миха чуть плечо не выбил, когда падал.
— Мужики! Мужики! — вдруг воодушевился Колян. — А я вот что подумал! Когда парень танцевать умеет — это ж реально уважуха!
— А смысл? — возразил Димка Зубов. — Где танцевать-то будешь? В местном ДК? Танцы-шманцы — это прошлый век. Я вот "физухой" всерьез занялся. — И суворовец напряг тощий бицепс. — Вот это тема!
— Не скажите, мужики! — возразил Колян. — Послушайте умудренного жизнью человека.
— Ну давай трави, старче! — насмешливо сказал кто-то из "ТТ-шек". — Жги!
— Короче, мужики! Я перед поступлением в училище в пионерский лагерь ездил.
— И че? — равнодушно отозвался Тимоха Белкин. — Мы все туда ездили. Удивил кота сосиской. Хочешь нам про королевскую ночь рассказать? Как девок зубной пастой мазал?
— Да вы слушайте! У нас там в отряде один парень был. Мы его "Библиотекарем" прозвали. В очках и худющий... В общем, всю смену он с книжкой в обнимку просидел. Читал все, что на лето задали. А потом... А потом у нас танцы начались. И зуб даю, мужики — на танцах девчонки к нему в очередь выстроились. Он двигался... ну прямо как кошка... нет, как тигр! Во!
— Что-то в этом есть... — подумав, согласился "Бондарь".
— Да... — поддержал приятеля Леха Пряничников. — Почти как парад! Только еще красивше! Я как-то по телеку кино смотрел. Там вальс танцевали. Красота неимоверная! Слушайте, пацаны! А ведь до революции офицеры-то и на рояле играть умели, и петь... И по-французски шпарили — будь здоров! И от дам у них, говорят, отбоя не было!
— То-то и оно! Так что учись танцевать, "Пряник"! — резюмировал я. — И про французский не забудь! Глядишь, и найдешь себе какую-нибудь Мирей Матье...
— Зачем мне какая-то Матье? — изумился "Пряник". — Я уже нашел!
И, достав из кармана формы крохотный листочек, помахал им перед нами:
— Во! Два пять семь... ну, в общем, неважно... Лиза!
Леха, рисуясь, нежно поцеловал листочек с номером телефона, а потом любовно спрятал его в карман.
— Ого! — восхитился Тимур и попытался было выудить из рук у приятеля листок, но тот ловко отдернул руку. — Лиза? Это рыженькая такая? Из-за которой ты с Коляном на уроке сцепился? Ты уже и телефон у нее взял? Когда успел?
— Долго ли умеючи! — снисходительно поглядывая на нас, сказал Леха. — В воскресенье с ней в кино идем!
— Ладно! — радушно отмахнулся Колян. Он, кажись, и забыл уже о недавней стычке с однокашником. — Кино, вино, домино... Забирай. Все равно мне вблизи ее нос не понравился... А Миха у нас и вовсе сегодня отжег. Да, Миха?
Детдомовец Миха, до этого молча сидевший на тумбочке и не принимавший никакого участия в беседе, вдруг отвернулся, спрыгнул на пол и вышел в коридор, никак не отреагировав на оклик однокашника.
— Чего это с ним? — недоуменно спросил Колян.
Глава 16
— Фиг знает! — пожал плечами Тимур. — Вечно у Михи какие-то свои закидоны. Скрытный он какой-то парень. Коробочка в себе... и вообще... Эти детдомовцы... они какие-то странные...
— И вообще харэ кости мыть товарищу! — резко оборвал я однокашника. Терпеть никогда не мог, когда сплетничают. — Тем более — у него за спиной. Хорош языком чесать! Поживешь в детдоме с Михино — еще не той "коробочкой" станешь. А если ты забыл, то я напомню: первыми суворовцами и были, в том числе, детдомовцы. Те, у кого родители погибли на войне!
— Ладно, ладно, — пробурчал Белкин. — Не то хотел сказать. Чего завелся, вице-сержант?
— Прохладно... — рубанул я. — Че, как бабки на лавке, треплетесь?
— Короче, пацаны! — вмешался Игорек Лапин. — И правда! Хорош кости мыть! Кто куда? Я в буфет!
— В буфет? — удивленно переспросил его Леха "Пряник". — Уже? Ты ж на обеде две порции плова навернул. И еще три компота выпил! И опять голодный? Слушай, "Лапа", сходил бы ты на рентген, что ли? Может, у тебя два желудка?
— Да какие два желудка? Шутишь? Там коржики просто свежие! — затараторил было Игорек, — Прям как бабушка моя печет! Вот я и хотел...
Я заметил, что Лапин мигом смутился и густо покраснел. Да и глазки забегали... Угу, "коржики свежие". Знаем мы эти "коржики". Грудастые такие...
— Да харэ, пацаны! — рассмеялся Колян и снисходительно посмотрел на красного, как рак, Игорька. — Ясно ж, почему "Лапа" теперь в буфете прописался. И вовсе не из-за коржиков. Просто есть там одна булочка...
— Что за булочка? — мигом навострили уши близнецы Белкины.
Колян подмигнул приятелям и продолжил:
— Ну такая булочка... — и он взмахами рук нарисовал женскую фигуру в воздухе... — Сладкая. Сдобная булочка. Горячая, мягкая. С помадой... с красной... Раскололи мы уже тебя, "Лапа".
— Булка с красной помадой? — недоверчиво переспросил Тимошка. Он, кажись, так и не понял, о какой такой сладкой булочке вещает Колян. — Да ты гонишь, Антоныч! Ты компота забродившего обпился, что ль?
— Да просто влюбился наш "Лапа" в буфетчицу! — не сдержавшись, рубанул Тимур правду-матку. — Вот и все!
— У-у-у-у! — загалдели пацаны. — В буфетчицу? Это в Ленку, что ли?
Игорек покраснел еще больше. Цвет лица его уже, кажись, с огнетушителем сравнялся. Еще чего доброго, рванет за Михой в умывальник. И кто Белкина за язык тянул?
То, что Игорек неровно к нашей Леночке, вчерашней школьной выпускнице, дышит, я уже давно понял. Он в буфет гонял, как на работу. То за компотом, то за пирожком, то за конфетой.
— Хорош, хорош! — снова вмешался я. — Сказал же: нечего трепаться, как бабки на лавке. Мужики, давайте, шевелите батонами. На "сампо" пора. А кому охота языками почесать — попросите дома платочки у бабушек и садитесь в увале на лавочку. Все, трындеж окончен!
Миха в тот день надолго умывальник оккупировал. Даже на самоподготовку едва не опоздал. Молча прошагал к своей парте, взял учебник и уткнулся в него, согнувшись в три погибели. Он и так был невысокого роста. Мы его даже прозвали "Пи-пополам". А сейчас еще больше съежился и походил на пятиклассника.
Так мой приятель и проходил несколько дней — с мордой клином. Даже двоек нахватал. А когда настал следующий урок танцев, приятель и вовсе от огорчения стал походить на тень. Черноволосая красавица, с которой он танцевал в прошлый раз, не появилась на занятии.
Зато Леха "Пряник" был просто на седьмом небе от счастья и не отлипал от своей рыженькой Лизоньки. Вот уже второй раз он танцует с ней! А в воскресенье еще и в увал пойдет в кино! Если, конечно, себе залет не организует. Мария Федоровна, ясен пень, заметила "химию" между подростками, но возражать не стала — танцевала парочка вполне прилично. Чем, бы как говорится, дитя не тешилось, лишь бы не забеременело. Ну а остальные парни пообсуждали вновь образовавшуюся ячейку общества, да и переключились потом на что-то другое.
В этот раз пацаны, как и в прошлый, намарафетились знатно. Накануне в бытовке было не протолкнуться — каждый хотел отпариться да отгладиться. Форму, само собой, начистили. Ботинки и бляхи надраили до одури. Воротнички, само собой, свежие подшили. Негоже в грязных к девочкам идти.
Правда, чуток с одеколоном пацаны переборщили. Дух стоял такой, как будто корова сдохла в парфюмерном магазине. Надушились каждый кто чем может. И, естественно, не "Диором" или "Живанши"... А парфюмерной промышленностью семидесятых.
Учительница Мария Федоровна, учуяв адскую смесь одеколонов "Огуречный", "Тройной" и еще какой-то дряни, поморщилась, но деликатно промолчала. Остальные девчонки тоже малость скривились, но отказываться танцевать с бравыми кадетами не стали. Рыженькая Лиза, правда, чихнула пару раз, когда Леха кружил ее в вальсе, одними губами беззвучно отсчитывая: "Раз-два-три, раз-два-три". Но, кажись, на их с Лехой взаимной симпатии это отрицательно не сказалось.
