"С чего бы это? – Атен был озадачен. – Хотя… Да… – ему показалось, что он начал понимать: – Два мага… И хозяин не знает, как поведет себя чужак… Может быть, ему захочется захватить власть в городе… Это я знаю, что Шамаш не такой, что он не стремится к власти, а если бы хотел ее, давно бы основал свой собственный город. Мало ли ледяных дворцов мы встречали на своем пути… А чужак…

Может, рассказать ему? – он покосился на горожанина. – Или не надо? Еще не поверить. Решит, что я пытаюсь затуманить его внимание, подыграть противнику…

Лучше не вмешиваться. Пусть маги решают все сами, между собой".

А горожанин продолжал:

– Я не очень сведущ в этих делах. Но разве не опасно ставить двойной пространственный круг? Проще прибегнуть к кругу в круге: время-пространство.

Караванщик вытаращил глаза. Он не понял ни слова.

"А Шамаш небось и того меньше", – конечно, ведь пришедшему из чужого мира магу до сих пор казались странными такие простые вещи.

Но, приглядевшись к своему спутнику, Атен понял, что на этот раз ошибся.

Пусть маг медлил с ответом, но это было не потому, что он не знал, что сказать.

Он не хотел говорить. Но был вынужден, следуя установленным самим собой законам.

– Это так.

– Защита пространства, ограниченная во времени, я прав?

– Да, – губы Шамаша сжались в тонкие синие нити.

– Что это значит? – воспользовавшись мигом молчания, поспешил спросить караванщик.

Причем он ждал объяснения от обоих, убежденный, что вправе требовать, чтобы он прозвучал, ведь речь шла о его дочери.

И, тяжело вздохнув, маг повернулся к нему.

– Ат… – начал он, но горожанин прервал его:

– Торговец, все очень просто. Это как круги вокруг нашего города… Впрочем, речь не о них, – он остановил себя так поспешно, словно чуть было не шагнул против движения солнца, – а о твоей дочери, – он был настоящим служителем, знавшим, как говорить, что сказать, чтобы перевести внимание с одного на другое. – То, что удерживает ее в повозке – это пространство. Оно ограничено, заперто в себе. Но есть и другое ограничение – действие заклятия. Если устанавливать его в пространстве – до города, за городом – то одна часть заклинания может вступить в противоречие с другой, поменяться с ней местами, и вообще, слиться, создавая своего рода ловушку: из повозки не выбраться, пока не покинешь город, но город не отпустит, пока ты в повозке… Прости, караванщик, я, должно быть, говорю очень сложные, непонятные тебе вещи… Но, право же, я просто не знаю другого способа объяснить.

– То, что ты говоришь… Это удивительно! Но… Но Шамаш ведь не Творец заклинаний!

– А, – небрежно махнул рукой горожанин, – что они, что боги, язык-то один, – он хотел сказать что-то еще, но вновь внезапно умолк и продолжал лишь некоторое время спустя: – И вообще, для тебя не это главное. А вот что: чтобы не возникло подобного противоречия, искусные заклинания, если, конечно, они во благо, не во зло, содержат ограничение иной природы. Пространство – время.

– И…

– Через десять дней заклятие перестанет существовать, не важно, покинете вы город, или останетесь в нем.

– Шамаш? – Атен перевел взгляд на своего спутника. – Это правда?

Тот молчал, раздумывая. Будь он уверен, что своей ложью защитил бы девочку, то так бы и поступил. Но…

– Шамаш! – продолжал настаивать хозяин каравана. – Ответь же! Ведь речь идет о моей дочери!

– Да, – он даже не сказал, просто кивнул. Но караванщику и этого было достаточно.

Он облегченно вздохнул:

– Слава богам!

– А теперь, – голос Шамаша хрипел, а он даже не пытался прочистить горло, словно не замечая этого, – скажи: как бы ты поступил? Отказался бы от города ради дочери?

– Но какое это имеет значение? – он хотел добавить – "Теперь, когда все решилось, когда не надо выбирать?", но промолчал. Ведь это было ясно и так.

– Я должен знать.

– Зачем?

– Чтобы понять, в чем я ошибся.

– Ошибся? Но все так хорошо, просто замечательно! Все мечты, наши самые заветные мечты исполняются, и… Хорошо. Я отвечу тебе. Я выбрал бы дочь.

– И увел бы караван из города?! – пораженный, вскричал служитель. – Жертвуя счастьем всех ради ее одной? Это неправда! Хотя… – совладав с вспышкой эмоций, он заставил себя успокоиться и задуматься. – Ты говоришь так, потому что знаешь: тебя бы никто не послушал. Тебе бы не удалось убедить остальных последовать за тобой, так ведь? Нет? Ну не можешь же ты лгать ему в глаза лишь потому, что он хочет услышать эту ложь!

– Я не лгу, – качнул головой Атен. Уж что-что, а это он знал наверняка.

– Но…

– Я выбрал бы дочь. И остался бы в городе.

– Что? Как это? – не понял его служитель.

– Объясни, – попросил Шамаш, хотя по его печальному взгляду полыхавших черным пламенем глаз было видно, что чего-то подобного он и ждал, задавая свой вопрос.

– Будущее моей дочери – не в пустыне, а в городе, – видя, что Мати, с испугом смотревшая на него, замотала головой, он продолжал, – пусть она думает иначе, пусть любит снега, а не зеленые стены леса. Это ничего не меняет. Я точно знаю – ей жить в оазисе.

– Может быть… – задумчиво глянув на девушку, затем – на ее отца проговорил служитель.-Может быть, – повторил он. – Дар предсказания, да? Боги даровали тебе его?

– Да, – кивнул караванщик, не видя смысла скрывать.

– Что ж… Неплохо, неплохо… Творец заклинаний, предсказатель, летописец, еще кое-кто… Пойдем, хозяин каравана, я покажу тебе город, сведу с купцами…

– Я не могу.

– Что? – во взгляде служителя была растерянность. – Мне казалось, мы решили все проблемы.

– Я не могу оставить дочь одну.

– Торговец, ты нужен своим людям. Есть вопросы, которые можешь решить только ты…

– Мати должна будет оставаться в повозке еще целых десять дней…

– Ей нужно одиночество, чтобы научиться… Постой, ты беспокоишься за ее безопасность, да? Тебя ввела в заблуждения эта стена с башнями и вратами? Это все чепуха, так, картинка, скорее украшение, чем защита. Защищает нас кое-что другое, куда более могущественное и надежное. Так что не надо, не беспокойся. Уж что-что, а защиту наш город гарантирует. И голодом ее морить, конечно, никто не собирается. Как только мы окажемся в храме, я велю рабам принести твоей дочери лучшие блюда. У нее будет все, что ей нужно, столько, сколько нужно и тогда, когда нужно. Рабы поймут ее без слов и без возражений сделают все, что она велит.

– Однако, когда рядом свой человек…

– Рабы позаботятся о ней лучше, чем сможешь ты. Ведь ты – мужчина. Ты не умеешь готовить пищу, и… И вообще…

– Ладно… Ладно, дочка. Ты уже взрослая… Бояться нечего: ты в городе. И, потом, повозку защищает заклятье… А вечером я вернусь… Хорошо?

Мати, хотя ее глаза, полные слез, молили отца остаться, кивнула. Ей ничего больше не оставалось.

"Может, так и лучше… " – ей совсем не хотелось входить в город.

– Пойдем, – караванщик двинулся в сторону врат, уже на ходу, чуть повернув голову в сторону мага, спросил: – А ты что медлишь?

"Нет! -Мати готова была кричать. Она и кричала – на языке мыслей. Так громко, что Шамаш поморщился. – Не бросай меня! Пожалуйста! Останься со мной! Хоть ты…!" "Малыш…" "Пожалуйста! Я не хочу оставаться здесь совсем одна! Я не могу! Я умру!" -Шамаш, идем же! – было видно, что Атен теряет терпение. Ему самому было тяжело делать этот шаг, но… "Я должен. Ведь я – хозяин каравана. И я нужен моим людям…

Я… Если я не уйду сейчас, то не сделаю этого никогда!" "Шамаш! Сделай же что-нибудь!" "Ты хочешь, чтобы я остановил его?" "Нет! Чтобы ты не уходил!" "Хорошо", – сказал он на языке мыслей, а затем, вслух – -Я остаюсь.

– Но почему?!

– Так нужно.

– Что значит…

– Не спорь с ним, караванщик. Ему виднее, – мягко остановил Атена служитель. Его губы чему-то улыбались, глаза искрились и вообще, горожанин выглядел довольным, словно все происходило так, как ему и было нужно.

– Это из-за Мати, да? – Атен повернулся, вернулся к нему, замер, глядя прямо в глаза наделенному даром.