Странности начались уже с того мгновения, как рабыня выбралась из повозки.

"Нет, более чем странно. Просто удивительно, поразительно, невозможно!" Теперь бы Рамир ни за что не призналась себе в этом, но тогда она, выбравшись из повозки и вдруг с удивлением обнаружив, что караван больше не скользит по снежной пустыни, а стоит, укрытый со всех сторон ночным мраком, задрожала, сжалась в страхе.

"Как же так? Ведь только что все было иначе!" Рабы столпились возле своих повозок. Сбившись в кучу, они о чем-то шушукались, бросая опасливые взгляды на стоявшего чуть в стороне хозяина каравана, спокойно дожидавшегося, пока все соберутся.

Обычно нетерпимый к любым хотя бы намекам на необходимость кого-то ждать, на этот раз он был совершенно спокоен. Вполне довольный собой и всем вокруг, он беззаботно напевал себе под нос какую-то песенку.

"Словно считая богатую выручку…" – Рамир не смогла сдержать улыбку.

Но, так или иначе, она успокоилась. Не зря же говорится: "Когда хозяину хорошо, то и рабам не плохо".

– Все в порядке, я привел ее, – подойдя к Атену, негромко произнес Лигрен.

Тот несколько мгновений смотрел на лекаря, пожевал губами, пригладил бороду, и лишь затем чуть наклонил голову в знак согласия.

– Спасибо… Ну что ж, раз все в сборе… Начнем, пожалуй. Я собрал вас, чтобы сказать… – он хотел сразу же перейти к делу, но вдруг поднял, что не находит слов, которые бы все объясняли, не нуждаясь в других пояснениях. – В общем… – он решил, что лучше начать издалека. – С начала времени снежной пустыни было заведено, что рабы каравана лишены ряда… возможностей, которые имеют люди вашего пути, живущие в городе.

– О чем это он? – удивленно хлопая глазами, спросила Эджи.

– Тихо ты! Слушай! – зашикали на нее подруги. – И не мешай другим!

Хозяин каравана говорил долго. И как бы внимательно ни слушала его Рамир, ей не удалось запомнить всего. Да и зачем, когда главное укладывалось в одной фразе:

– Рабам каравана отныне будет позволено создавать семью!

Это было так неожиданно, так походило на фантазии вслух, что в первый миг никто не поверил.

Легче было принять услышанное за шутку, очень жестокую шутку, поскольку хозяин каравана не мог не знать о том, что многие рабы мечтали о семье может быть даже больше, чем о свободе. И, все же… Когда хочется верить, а никто не пытается разубедить, со временем забываешь о сомнениях.

Поэтому лица людей, сперва напряженные, стали разглаживаться, губы начали растягиваться в улыбках.

– Вот здорово! – донеслось до Рамир обрывком чьего-то восхищенного вскрика.

– Не то чтобы мы решили воспользоваться этим правом прямо сейчас…

– Сначала нужно найти… Супруг, он ведь один на всю жизнь…

– Главное, что у нас есть такое право. И когда мы решимся…

– Однако, – голос хозяина каравана заставил рабов, перестав шушукаться и на время оставив свои мысли и фантазии о будущем, вернуться к настоящему. – Я хотел бы сразу предупредить, – продолжал Атен, не спуская с рабов внимательного взгляда чуть прищуренных глаз, – что это будет право раба, не свободного!

– Да, как в городе, мы понимаем… – они так страстно об этом мечтали, что ничто не могло омрачить счастья этого мгновения. Да, эти люди привыкли во всем искать тень беды, веря, что без нее не обходится ничего на свете. Все, что дано смертному – сделать тень меньше. А для этого нужно радоваться. И чем сильнее радость, тем бледнее тень.

Их глаза говорили: "Требуй все, что угодно! Мы готовы заплатить любую плату за это право!" -Я должен быть уверен, что вы понимаете – это значит, что для создания семьи вам будет нужно получить согласие каравана…

– Да!

– И караван властен в любой момент забрать свое согласие, если на то будет его желание.

– Да! – хорошо, пусть так. В конце концов, никто из них и не собирались идти против воли спутников повелителя небес.

– И вы понимаете, что, вступившие в семейный союз или нет, вы все и ваши потомки остаетесь рабами…

– Конечно, хозяин, – теперь во взглядах, обращенных на Атена, было удивление.

Никто и не ждал другого! Все были счастливы тем, что им давалось и не просили большего.

– Нет, я вижу, вы не понимаете, – скулы Атена напряглись, морщинка, пролегшая между бровями, стала глубокой, словно шрам. – Последнее время мы никого не продаем, однако это не значит, что мы отказались от этого права навсегда.

– Но, хозяин, как это связано…

– Рабы продаются поодиночке, а не семьями.

– Так поступают в городе…

– И так будет с теми из вас, кто решится! Вы можете быть счастливы, но все закончится в один миг! Подумайте об этом. О том, что в один не очень солнечный день вам придется покидать не просто город, но город, в котором останется ваш ребенок.

– Что ж, значит, так угодно богам… Мы будем рады за него! Жить в тепле оазиса, разве это плохо? А что вдали от нас… Ведь родители всегда живут счастьем своих детей!

Хозяин каравана глядел на них, не скрывая своего удивления. И хотя его голова была чуть наклонена в знак несогласия и неодобрения, в глазах нашлось место и восхищению. Прежде он и представить себе не мог, что рабы могут думать по-своему, и, главное, что для них так много значит ребенок. Это вызывало уважение. Несмотря ни на что.

– Раз так… – Атен оглядел собравшихся. – Я сказал все, что хотел. Возвращайтесь к своей работе. И обдумайте хорошенько то, что услышали.

Выполняя его приказ, рабы начали расходиться. Однако остановились, когда услышали:

– Хозяин, когда можно будет обратиться за таким разрешением?

Бровь караванщика приподнялась. Он не ожидал, что кто-то станет так спешить, а, главное, наберется достаточно смелости проверить на себе, шуткой были услышанные слова, или они произносились всерьез.

Видимо, думая так же, как он, за спиной хозяина каравана зашептались рабы, бросая настороженные взгляды на смельчака – невысокого погонщика оленей, обычно молчаливого, замкнутого и такого невзрачного, что один из его спутников не смог сдержать сорвавшегося с губ вопроса:

– Неужели у тебя есть кто-то, кто бы…

Он так и повис в воздухе без ответа. Собственно, какое кому дело?

Атен некоторое время испытующе глядел на раба, который не прятал в страхе или сомнении взгляд, а, наоборот, уверенно и решительно смотрел на своего хозяина, ожидая его ответа.

– А ты не боишься? – спросил он.

– Боюсь, хозяин? Чего? – ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Что все, сказанное мной, могло быть произнесено лишь затем, чтобы найти тех, кто готов пойти против закона каравана.

– Я готов рискнуть. Потому что при удаче получаю больше, чем теряю. И будут милостивы к моей душе господин Шамаш и госпожа Кигаль.

– Однако ты думал о том, что я способен так поступить?

– Хозяин каравана властен делать с рабом все, что захочет. Мы – твоя собственность.

Атен поморщился. Да, все верно. В словах раба было именно то покорство, которое от него требовалось, и, все же… почему-то именно оно и раздражало.

Ему потребовалось предпринять над собой некоторое усилие, чтобы сдержаться и продолжать спокойным, даже скучающим голосом:

– Разрешение… Я не думал, что кто-то заговорит об этом так быстро… И обряд еще не составлен. Но, в любом случае, из чего складывается обычай, как не из опыта? Так о разрешении… Ты можешь получить его прямо сейчас… А кто она? Ей ведь тоже нужно разрешение? – он ждал, что ответит сам раб, понимая: что женщины слишком опасливы для серьезных поступков и робки для того, чтобы признаться в чем-то… в чем угодно.

Его ждало новое, еще большее удивление.

– Это я, – Рамир не только подала голос, но шагнула вперед. Она слишком верила в свою мечту, которая уже начала обретать исполнение, чтобы страшиться или сомневаться. Тем более, что…

"Для нас – это единственный выход, – совершенно ясно поняла она. – Хвала богам, Которые дали нам его!" -Деточка…! – Фейр смотрела на нее с испугом.

Остальные рабыни отпрянули в стороны, словно она была больна снежным безумием.