Мати взглянула на него с усталым сочувствием. В ее глазах грусть мешалась с жалостью.

Она вздохнула:

"Он готов преклонить передо мной колени. Словно я – сама госпожа Айя! Но я – обычная караванщица. Потому что иначе мне не пришлось бы искать дорогу в снегах.

Достаточно было бы закрыть глаза – и перенестись за многие дни пути. Я даже не настоящий Творец заклинаний, ведь тогда госпожа Айя услышала бы мою молитву и помогла… А если бы я была Ее дочерью – Она вообще не позволила бы, чтобы со мной случилось что-то подобное, понимая, какую боль все это мне причиняет. – Мати качнула головой, не то осуждающе, не то с неприятием, а может – и так, и так. -Во всяком случае, теперь я понимаю Шамаша, почему Он не хотел, чтобы в нем видели бога. А ведь Он – настоящий небожитель, не то что я. Вообще-то, надо признаться, я мечтала – вот было бы здорово увидеть на коленях Нани и Инну. Но не Киша. Не друга. Не того, кто не безразличен. Потому что… Только что я потеряла друга, который был мне нужен, и вместо него получила служителя. И что теперь? Что дальше? – она уже думала о том, чтобы найти способ уйти, не простившись, убежать, едва караванщик отвернется. – Но мы ушли уже далеко от каравана. И метель, сколь краткой она бы ни была, успела замести следы. Он сам не найдет дороги назад. И замерзнет в снегах. Нет, так нельзя. Вот если бы прибежали волки, тогда, может быть…" И тут с губ застывшего рядом с ней караванщика сорвалось полное ужаса и восхищения:

– Великие боги! Смотри! Священные звери госпожи Айи! Я вижу их! Они бегут к нам!

– Киш, стой на месте и не двигайся! – быстро приказала она.

– Но… – он-то как раз собирался броситься им навстречу, спеша сократить разделявшее их расстояние. Наверно, караванщик не стал бы ее слушать, решив на этот раз поступить по-своему, отнеся странное поведение своей спутницы к страху перед мечтой, которая стала обретать исполнение. Но пальцы Мати крепко держали его за рукав, не давая сдвинуться с места. Нет, конечно, он был сильнее худенькой девчонки, но боялся, что, если рванется, она не устоит на ногах и упадет. А ведь она – полубог. С ней нужно вести себя почтительно. И все же…

Его душа разрывалась на части, мечась от Мати к золотым волкам, не зная, кого слушать – госпожу Айю, приславшую за ними своих слуг, или Ее дочь.

– Замри! – развернув юношу к себе, она поднялась на цыпочки, чтобы заглянуть ему в лицо, уверенная, что так – глаза в глаза ей будет легче его убедить. – Страх может заставить их напасть!

– Но я не боюсь их! – воскликнул Киш. – Это правда! Ну почему ты мне не веришь?

– Я ничуть не сомневаюсь в тебе, – качнула она головой, не скрывая тоски во взгляде. – Но дело в другом. Не в тебе. В них! Неужели ты не понимаешь: волки сторонятся людей. Большинство из них знает людей только по их запаху, по следу на снегу!

– Но священные звери не могут бояться обычных смертных! – смешок сорвался с его губ, хотя уже через мгновение Киш стиснул зубы, понимая, что сейчас не подходящее время для смеха. Да и смеяться над священными зверями – не приведи боги! Все знают, что это может очень плохо закончится.

– Все незнакомое пугает!

– Ты сама рассказывала – снежные волки хранят память предков! Должен же хоть кто-нибудь из них когда-нибудь встречать людей! Хотя бы… Да, в легендах о Гамеше! Вспомни, ведь у него тоже были спутники-волки!

– Я говорю правду! – не выдержав, воскликнула Мати. Ее лицо запылало, в глазах зажглись алые всполохи – искры костра. И она продолжала, распаляя свой гнев:

– Я лучше, чем все остальные смертные вместе взятые знаю золотых волков! Я слышу их мысли! И сейчас я чувствую страх! Тот, что исходит от стаи! Они боятся! Может не людей, не знаю! Это ничего не меняет! Потому что они все равно набросятся на первого, в ком увидят угрозу! – она собиралась сказать еще… Но, удивленная, замолчала: вместо того, чтобы отступить назад, караванщик, наоборот, вышел чуть вперед, становясь между Мати и спешившими к ней от горизонта волками, заслоняя ее от них.

– Ты что, не понял, что я тебе сказала?

– Понял. Волки могут быть опасны!

– Для тебя!

– Для тебя.

– Да они же мои друзья!

– И слуги госпожи Айи, твоей божественной матери, – понимающе кивнул Киш, однако при этом не сделал и шага в сторону. А между тем время уходило. Еще несколько мгновений бесполезного спора – и волки окружили их со всех сторон, при этом взгляды рыжих глаз, обращенные на караванщиков, были отнюдь не доброжелательными, полные настороженности и затаенной злости.

Чувствуя себя неуютно под этими взглядами, Мати поежилась, нервно дернула плечами, открыла рот, чтобы что-то сказать, но в последний миг опомнившись, с силой стиснула губы.

"Ашти, Хан! – на языке мыслей закричала она. – Остановите стаю! Скажите…

Скажите им, что этот человек не опасен! Он почитает священных волков и не сделает им ничего плохого!" – она сжала ладони одну в другой, сложив их как в знаке мольбы, чувствуя, что руки начинают дрожать.

Волки молчали, застыв на своих местах, не приближаясь, однако и не отходя. Они выглядели настороженными, затаились, словно не зная, что им делать: напасть на тех, в ком видели опасность, или повременить, подождать, что будет дальше, храня себя от ошибки. Но и страх, и неуверенность проявлялась у них одинаково: спины ощетинились, губы раздулись, обнажая острые кривые клыки. Они пугали, небезосновательно считая: когда тебя бояться, собственный страх уходит, ведь для него остается меньше причин.

И в какое-то мгновение даже Мати почувствовала, что начинает их бояться. Этот страх был полон растерянности и удивления. А еще от него веяло холодом.

"А что если это совсем другие волки? С чего я взяла, что это стая, с которой Шамаш оставлял Хана и Ашти? Почему я вообще решила, что все происходит так, как я того хочу, а не просто само по себе? Я… Как мне только в голову пришло поверить, что я действительно способна управлять метелью и волками! Даже если я – дочь госпожи Айи, мне все равно не могут быть подвластны Ее слуги!" И тут…

Вперед несмело, осторожно ступая вышла молодая волчица, отличавшаяся от всех остальных необычайно светлой, не солнечно-рыжей, а лунно-золотой шерстью.

"Мати?" – остановившись в шаге от девушки неуверенно спросила она.

– Ашти! – Мати так обрадовалась, что была готова скакать, хлопая в ладоши. – Ашти!

Ашти! Наконец-то! Я так ждала тебя! Ты и представить себе не можешь, как я счастлива, что ты здесь, со мной!

"Мати, это действительно ты?" – волчица все еще выглядела неуверенной, не решаясь подойти.

"Конечно, я! Кто же еще!" "Ты как-то странно пахнешь, – Ашти недовольно повела носом, – не собой. Чужими".

"Не удивительно! Я ведь целый месяц жила в чужом караване! И эта одежда. Она не моя. Мне ее дали".

"Да… – волчица, наконец, приблизилась к ней, коснулась носом руки, лизнула, затем – узнав, закрутилась, завертелась, норовя лизнуть хозяйку в лицо. – Это в самом деле ты!" "Ну конечно я! – обычно Мати не позволяла подруге так себя вести, особенно на людях. Но сейчас она просто млела, чувствуя себя совершенно счастливой. – Кто же еще?" "Сперва нам показалось, что это госпожа… А потом, когда мы увидели людей…" "Нет, – девушка даже обиделась, поджала губы, отвернула от Ашти лицо, а потом и вовсе оттолкнула от себя волчицу, – это всего лишь я! А теперь, раз ты пришла не ко мне, почему бы тебе не уйти?" "Мати, – та потерлась о ее руку, скульнула, подняла глаза – такие грустные, такие несчастные. – Мати, не сердись на меня, пожалуйста!" – казалось, она вот-вот заплачет.

Девушка вздохнула, наклонилась к подруге, коснулась рукой головы:

"Как я могу на тебя сердиться! Ведь ты – моя золотая волчица! Ты и представить себе не можешь, как я тебя люблю! – она обхватила ее за шею, прижала к себе. – Прости, что оттолкнула тебя! Я… Я просто столько всего передумала за то время, что была здесь одна…" "Это все я…" "Это я виновата…" Поймав себя на том, что говорит те же слова, что и подруга, девушка улыбнулась.