Я отложил недоделанный артефакт и связался с черепом.

Моё сознание перенеслось под Владивосток, и я увидел обеспокоенное лицо Филиппа Евгеньевича.

– Ваше благородие, вы меня слышите?

– Да, – ответил я через ворона. – Вы уже знаете, что случилось?

– Конечно. Уже весь город знает! Немыслимо, что кто‑то рискнул атаковать имперскую…

– Что с Михаилом? – перебил я.

– Он в порядке. Его переместили в административные помещения. Комендант колонии хлопочет вокруг Михаила, как наседка над яйцом. Сами понимаете – как начальнику, ему придётся ответить за случившееся.

– Вряд ли здесь есть вина коменданта. Нападавших поймали?

– Нет. Нашли катер и бомбарду, из которой вели стрельбу. Судно принадлежит некоему купцу по фамилии Харбин, однако подтвердилось, что катер был угнан.

– А бомбарда?

– Выясняется, – ответил Базилевский. – Полиция поднята на уши, преступников ищут. Начальник полиции собирается объявить это происшествие актом терроризма.

Филипп Евгеньевич посмотрел куда‑то в сторону и махнул рукой, а затем опять повернулся к ворону:

– Я сейчас поеду на Русский. Постараюсь добиться, чтобы Михаила переместили под нашу защиту.

– Читаете мои мысли, – сказал я. – В усадьбе он будет в безопасности. Нарушить прекращение огня альянс точно не посмеет.

– Вы думаете, альянс совершил покушение?

– Вряд ли. Я предполагаю, это наш таинственный помощник.

– Тот, что подкупил Лапшина? – хмыкнул юрист. – Я подумал о том же. И нельзя сказать, что нам это на руку. Неизвестный не помогает нам – он просто пытается разжечь огонь войны.

– Вы правы. Но думать всё равно будут на альянс.

– Конечно, – кивнул Базилевский. – Уверен, генерал‑губернатор будет в ярости от случившегося. Даже если это очевидная подстава – господин Высоцкий сможет использовать её как повод.

– Не сомневаюсь, – сказал я. – Разыграйте внезапный козырь как следует, Филипп Евгеньевич.

– Конечно, Владимир Александрович.

Я разорвал связь. Подошёл к окну и посмотрел на светлеющее небо.

Что, если нападавшие специально стреляли мимо? Нет, вряд ли. В первый раз они промахнулись, а второй снаряд летел точно в камеру Михаила. Они хотели убить моего брата – его гибель стала бы гораздо более сильным поводом для обвинения альянса в терроризме.

Какие‑то доказательства их вины ещё найдутся, я в этом не сомневаюсь. И даже если они будут притянуты за уши – как и сказал Базилевский, это станет поводом.

Паутина интриг становится всё запутаннее. Всё больше людей вмешивается в конфликт между моим родом и альянсом Муратова. И каждый из этих людей преследует свою выгоду.

Но что бы они ни делали – главная победа всё равно будет за мной.

Они просто не знают, насколько хорошо я умею распутывать чужие сети и плести собственные…

г. Хабаровск

Поместье графа Муратова

На следующий день

Рудольф Сергеевич сидел за столом своего кабинета. Его ладони лежали на полированной столешнице и постоянно шевелились, будто жили собственной жизнью. Альберт понимал, что граф так и хочет стиснуть кулаки в приступе гнева, но держится.

«Зачем сопротивляться своим эмоциям? – думал советник. – Давай, Рудольф. Прими свой гнев. Выплесни его наружу, сотвори какую‑нибудь глупость. Ну же, давай! Ты это можешь, я знаю».

Игнатьев поправил перчатки, под которыми скрывались ужасающие шрамы от ожогов.

– Как она посмела? – голос Муратова дрожал от тщательно скрываемой ярости. – Карцева сошла с ума. Она подставила весь альянс!

– Вы правда думаете, что это она? – осторожно спросил Альберт.

– Кто же ещё? – граф так резко повернул к нему голову, что у него в шее щёлкнул сустав.

«Хотел бы я знать, – подумал Игнатьев. – Но кто бы это ни был, он и правда подставил альянс».

– Не знаю, ваше сиятельство. Я лишь думаю, что Эмилия Романовна не пошла бы на такую глупость.

– Правда⁈ Она всегда хотела убить Михаила Градова, – Муратов принялся загибать пальцы, – она хочет выйти из альянса и злится оттого, что на её род подали в суд!

– Но нападение на имперскую тюрьму сделало только хуже. Графиня не может этого не понимать.

– Не знаю. Она женщина, Альберт, – граф поморщился. – Следует зову эмоций, а не голосу разума.

– Может быть, вы правы, – покорно кивнул советник. – Я это выясню.

Рудольф Сергеевич с усталым вздохом откинулся на спинку стула и проговорил:

– Лучше скажи, что там с Успенским.

«О, с ним всё прелестно…»

– Барон Успенский отказался помогать Градову. Кровный договор утерян, Леонид Олегович не стал нарушать условия нашего с ним мира.

Ложь легла гладко. Граф удовлетворённо кивнул, в его глазах мелькнуло облегчение.

«Как легко ты в это поверил, – внутренне усмехнулся Игнатьев. – Глупец».

– Хорошо. Но Успенский не был серьёзной проблемой. Нам грозит обвинение в терроризме, вот что важно! – Муратов хлопнул ладонью по подлокотнику. – Ты говорил с Наумовым?

– Да, господин. Директор Дворянского ведомства отказался помогать, – честно ответил Альберт, сделав скорбное лицо. – Сказал, что «не вмешивается в межродовые склоки».

Рудольф Сергеевич фыркнул:

– Да, конечно. Раньше он прекрасно вмешивался, когда ему это было выгодно. Демон бы побрал этих чиновников! Получили дворянство, расшаркиваясь перед начальниками, и считают себя вершителями судеб. Ничтожества.

«Такие же ничтожества, как и те, кому дворянство досталось по праву рождения, – хмыкнул про себя советник. – Они хотя бы что‑то делали для того, чтобы войти в благородное сословие».

– Увы, господин, – сказал Альберт вслух. – На помощь чиновников мы не можем рассчитывать. Нашим юристам придётся нелегко, но даже если мы проиграем суд – всё равно победим на поле боя.

– Ты прав, – кивнул Муратов и постучал пальцами по подлокотнику. – Только вот членам альянса доверять больше нельзя. Я думал, фон Берг сотворит какую‑нибудь глупость, но Карцева его опередила… Это конец для неё.

Игнатьев нахмурился про себя. У Рудольфа, кажется, созрел какой‑то план.

– Что вы имеете в виду, господин? – спросил он.

– Мы избавимся от неё.

«Хм‑м… Рискованно, конечно. Но мне это нравится. Альянс будет ослаблен, союзник обернётся врагом… Я придумаю, как извлечь из этого наибольшую выгоду».

Альберт кивнул и произнёс:

– Я всё устрою, ваше сиятельство.

– Нет, – сказал Муратов, вставая. – Другой человек займётся.

Советник нахмурился, уже по‑настоящему, глядя на спину графа. А тот подошёл к двери, приоткрыл её и жестом подозвал кого‑то.

Из коридора раздались тяжёлые шаги. В кабинет вошёл высокий, широкоплечий человек. Переступив порог, он замер по стойке смирно, недвижимый, будто статуя. Угроза исходила от него, как от разломного монстра.

Игнатьев почувствовал, как кровь стынет в жилах.

«Демоны меня возьми. Он‑то что здесь делает? Он теперь служит Рудольфу?»

Игнатьев убрал руки за спину, сжимая одну ладонь другой. Кожаные перчатки тихо заскрипели.

«Плохо. Опасный человек, способный на многое, его участие рушит все мои планы… И что вообще задумал Муратов, раз решил его привлечь?»

Утром я отправился в поселение, чтобы поговорить со Степаном. Тяжёлые свинцовые тучи висели над головой, но дождь не начинался. Когда налетали порывы холодного ветра, конь подо мной недовольно фыркал и оглядывался – будто чувствовал исходящую откуда‑то угрозу.

Степана я встретил по дороге. Он шёл, опустив голову, чтобы спрятать лицо от ветра. Подняв глаза, он заметил меня и заранее поклонился, приложив руку к груди.

– Ваше благородие, – кивнул он, когда я подъехал. – А я как раз к вам иду.

– С чем идёшь?

– Да насчёт Ильи Терехова… Того человека с угольной фабрики, – Кожемяко махнул рукой в сторону. – Наш парнишка всё ему передал, тот обещался приехать, но нет его до сих пор. Я беспокоюсь, вдруг случилось чего.