– Если вы действительно знаете про меня все, –  медленно сказал я, –  то должны понимать, что ответа не будет.

Фон Зильбер задумчиво сделал затяжку, выпустил дым и кивнул.

– Согласен, возможно, мы не с того начали. Давайте я немного расскажу о себе, коль скоро уж про вас мне абсолютно все известно. Сигару?

– Спасибо, но я не так давно бросил.

– Зря! Тогда, может быть, выпьете? У меня превосходный портвейн, обычно я начинаю утро с него, –  сказал он с некоторым вызовом.

От выпивки я бы тоже сейчас отказался, но нужно было поддерживать имидж, созданный полуночными посиделками в «О’Рурке», и я ответил:

– Пожалуй, да.

Из раскрытого глобуса «Земное яблоко», который предсказуемо оказался баром, появился еще один хрустальный бокал. Портвейн и в самом деле был великолепен, о чем я искренне сообщил Аристарху Леонидовичу.

– Ну еще бы! –  воскликнул он. –  Настоящий порто 1978-го! Чувствуете чернослив? А яблочную пастилу? Да вы присаживайтесь, что это мы на ногах…

Я сел на чиппендейловский стул так, чтобы краем глаза следить за дверью. Аристарх Леонидович опустился в кресло у себя за столом; двузубая корона над его головой смотрелась довольно нелепо и более напоминала внезапно выросшие рога карнавального черта, чем королевский венец. Он сделал большой глоток и с наслаждением затянулся сигарой.

– Этим местом владел еще мой отец. Можно сказать, что в некотором смысле это наше родовое гнездо. Про моего отца вы могли слышать: Леонид Иванович Зильбер, академик, доктор наук, мировая величина в области генетики… Нет? Ну, об этом как-нибудь позже. На стене, кстати, его двустволка, вместе с прочим досталась мне по наследству, я подвесил как дань уважения Чехову. Так вот, я унаследовал Усадьбу после смерти отца пять лет назад, и уже тогда у меня родилась та самая идея, которую я с успехом реализую сегодня. Да, имелись связи, довольно высокие, некоторые знакомства достались мне от отца, но это не главное, знаете ли: связи –  всего лишь ресурс, который можно развить, а можно, так сказать, и профукать… У меня степень по философии, и я прекрасно умею видеть тенденции, без ненужной скромности скажу, лучше очень и очень многих. В сочетании с интеллектом это позволяет создавать великие вещи, действительно великие.

Он затушил сигару в пепельнице размером с тазик для умывания и щедро добавил себе портвейна.

– Я открыл учебное заведение для сыновей самых влиятельных людей нашего общества… Академия Элиты! Заметьте, не просто для каких-то нуворишей с жалким миллиардом в кармане, а для тех, кто не только имеет доступ к неограниченным финансовым средствам, но еще и почти столь же не ограниченную ничем власть и, что самое главное, перспективы передачи наследования этой власти своим детям. И вот тут возникает проблема, ибо те самые дети далеко не всегда к такому готовы. Помните, как говорил Платон: плохие времена рождают сильных людей, сильные люди создают хорошие времена, хорошие времена рождают слабых людей…

– Это не Платон.

– В самом деле? А я всегда думал… Впрочем, какая разница! Так вот, отцы моих воспитанников в плохие времена проложили себе путь к богатству и власти не только умом, но и силой духа, и жестокостью –  да, иногда беспримерной, всем тем, что зовется инстинктом убийцы. Вам должно быть понятно, о чем я. И это совершенно нормально: любая аристократия всегда происходила из военной элиты, а это люди, которые способны на то, что большинству не под силу. Только кажется, что времена изменились, но на самом деле все осталось как прежде. Наш современный культурный слой тоньше ткани дорогого костюма и, когда доходит до дела, то под ним быстро обнаруживается кольчуга викинга или пиратский камзол. Ну или крестьянская рубаха, а то и рабское рубище. Да, сегодня элиты не участвуют в войнах в буквальном смысле этого слова, но та борьба за положение и власть, которую они ведут каждый день, требует не меньшей воли и силы характера, чем для того, чтобы вогнать врагу в череп секиру. Да и ставки в этой борьбе предельно высокие. Тут увольнением и отправкой на пенсию не обходится. Поэтому отцы, которые практически насмерть бьются за будущее своего рода, хотели бы видеть такими же сильными и жесткими своих сыновей. А где их этому выучить? В Кембридже, может быть? Там такому научат, что потом отцу не отделаться от позора. Никакой заграничный колледж не научит, как быть настоящей аристократией, истинной знатью. А я –  научу. Это моя миссия, если угодно, –  не допустить повсеместного наступления тех самых плохих времен, которые создаются слабыми людьми… Если не поздно еще.

Аристарх Леонидович открыл крышку настольного хьюмидора, извлек еще одну сигару и стал раскуривать ее от огромной зажигалки в виде олимпийского бегуна с горящим факелом.

– Тут дело не только в учебной программе… пых-пых… хотя и в этом тоже. У нас сбалансированный курс разнообразных предметов… пых-пых… направленных на всестороннее развитие. История, мировая художественная культура, социальная психология… пых-пых… да что за черт, никак не разгорается… риторика, логика, философия… пых-пых… Ну наконец-то! Все это дополнено обязательными уроками верховой езды, рукопашного боя, классического фехтования и стрельбы, что полезно для физического и психологического развития. Очень важно и пребывание вне привычной обстановки комфорта: условия в Усадьбе спартанские, особенно в сравнении с тем, к чему воспитанники привыкли у себя дома: интернета нет, мобильной связи тоже, смартфоны и всякие прочие гаджеты строго запрещены. Разумеется, исключен алкоголь, не говоря уже про наркотики, за этим мы следим особенно строго.

– Безусловно, –  согласился я и приподнял бокал.

Аристарх Леонидович усмехнулся:

– Это привилегии главы Академии. Как, кстати, и связь с доступом в сеть: у меня есть, разумеется, спутниковый телефон и компьютер, но даже я стараюсь использовать их не слишком часто. Для всех прочих –  полный цифровой и информационный детокс. В Усадьбе прекрасная библиотека, вполне достаточная для досуга и образования. Но главное, чему мы тут учим, –  это идея, умение осознавать себя элитой, вести себя соответственно, управлять низшими и жить в условиях четкой иерархии общественных отношений. По сути, мы формируем генетический код новой знати, можно сказать, биологический вид истинной аристократии. Каждый год воспитанники создают и защищают проект, который должен показать, насколько они продвинулись в формировании аристократического сознания. Мы с педагогическим советом даем оценку, беседуем о достижениях с отцами наших подопечных и по итогу совместно принимаем решение, завершить наше сотрудничество или продлить еще на год. Например, из нынешней группы четверо проходят уже второй курс обучения. Это, конечно, позволяет закрепить полученный результат. Плюс ежедневная практика в господских отношениях с фирсами…

– С кем, простите?

– С фирсами. Личные слуги и телохранители, трем из которых вы порядочно всыпали накануне. Это моя идея так их назвать, по имени Фирса –  помните, старый лакей из «Вишневого сада»?

– Тот, что умер в финале?

– Да, при этом никогда не желал иной жизни, кроме службы хозяевам, и до самого конца сохранил верность господам и их дому! Достойнейший пример для подражания! Наших фирсов мы набираем на службу в основном из числа бывших военных с соответствующими боевыми навыками и опытом; кроме того, военнослужащие, как правило, уже приучены к дисциплине и беспрекословному подчинению приказам, даже самоубийственным, не говоря уже про какие угодно прочие, так что процесс адаптации к роли слуги проходит легче. У них даже жалование имеется, но небольшое: простых людей большие деньги развращают. Слуга не должен жить хорошо, он должен зависеть от милости господина и быть благодарным, когда тот ее проявляет. А если закармливать деньгами, так им всегда будет мало, и станет хотеться еще, и чем больше платишь, тем больше им будет нужно, так что хоть миллион, хоть два в месяц –  они потом за эти деньги тебя же и продадут. Наши фирсы живут здесь же, всегда состоят при молодых господах, исполняют любые распоряжения, а в случае провинности несут наказание: как правило, их секут плетьми на конюшне, причем сами же воспитанники. Это великолепно развивает навык управления у одних и послушание у других. Имен у фирсов нет: как вам должно быть известно, для крепостных и слуг традиционно использовались или сокращенные уничижительные имена –  всякие Ваньки, Палашки –  или просто клички, как, например, Левша у Лескова. Это же не имя, а просто прозвище, типа Рябого или Кривого. Впрочем, такого сорта публика и сама охотно отказывается от имени, простонародью близка эстетика всяких кличек, погонял и этих… как они называются… погремух. Лично я связываю это с архаическим типом сознания, когда имя скрывалось из суеверных побуждений, чтобы не сглазили или порчу не навели. По моему замыслу, фирсы должны оставаться при господах и после выпуска из Академии, служа им до самой смерти…