Прошло всего две-три минуты с момента удара первой ракеты. Я пытаюсь сориентироваться. Батлер хватает рацию своего отряда. «Два-два Эхо», — говорит он. «Докладывайте о воздушном движении, вызывайте поддержку с воздуха. Я хочу, чтобы эти холмы были уничтожены ».

До Франции отсюда несколько часов пути. Удачи с этим.

Звук, издаваемый оружием, весьма характерен. АК-47 стучит, словно молоты.

Треск М-4 и HK-416 высокий. Их всегда можно отличить.

Батлер меняет магазины, вскидывает винтовку, всаживает ещё тридцать патронов. Я делаю то же самое, заставляю себя думать.

Пули, выпущенные по нам, мощнее, чем у HK-416 и АК-47. Это не патроны для штурмовой винтовки. Это как .308-е из винтовок и пулемётов, стреляющих теми же боеприпасами. Пули падают повсюду вокруг нас.

С возвышенной позиции, на этом расстоянии, пулеметы стреляют по дугам.

Они обстреливают нас почти прямо сверху. Мы на изрытой земле — насыпь не укроет от навесного огня. Я смотрю, как пули падают в русло ручья вокруг меня. Бульк … в трёх футах. Бульк … в двух футах. Бульк … в шести дюймах от моего ботинка. Эти ублюдки нас настроили.

Господи, пожалуйста, я не хочу умирать.

Батлер кричит, роняет винтовку. Пуля попала ему в правую руку. Похоже, он потерял один палец, а другой болтается на полоске кожи. Я опустошаю третий магазин над насыпью. Батлер поднимает винтовку, пытается выстрелить одной рукой.

Сплэш.

Кровь хлещет из воротника Батлера. Сверху на него упала пулемётная пуля, пробившая ему щель между передней и задней пластинами. Он падает лицом вниз.

Я подползаю к Батлеру и переворачиваю его. Его глаза незрячие. Я видел этот взгляд слишком часто. Такой взгляд остаётся, когда душа покидает некогда живое тело. Взгляд пустой оболочки.

Мы все умрём.

Защитите объект. Я тащу тело Батлера, прикрывая им парня. «Оставайтесь там».

Я лежу на животе. Раздаётся удар , и дыхание вырывается из груди с ужасным хрипом. Ощущение, будто кто-то ударил меня кувалдой между лопаток. Пуля попала в спинную пластину.

Бульк. Ещё одна пуля зарывается в грязь в нескольких дюймах от моего носа. Я сморгнул пыль с глаз. Борюсь с дыханием и слюной. Подхватываю винтовку, ползу к сержанту связи.

Водитель пикапа, идущего следом, стреляет из винтовки поверх головы. Сержант связи кричит в микрофон КВ-радиостанции: «Они открыли по нам огонь! Прекратить огонь! Прекратить огонь!»

Слова сержанта шокируют: «Расскажи мне».

«Командование C2 сообщает, что «морские котики» вступили в контакт с вражеской колонной».

Колонна «Боко Харам» в двенадцати милях отсюда. «Морские котики» стреляют по нам. Мы сидим на «Х», жертвы синей драки.

«Сукин сын», — я перегибаюсь через сержанта и хлопаю коммандоса по плечу. «Прекратите огонь».

Стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась.

«C2, C2. Мы понесли тяжёлые потери. Пять… нет, семь убитых».

Радио потрескивает. «Морские котики отступают на юг. Ваши машины на ходу?»

Я оглядываюсь. Перестрелка длилась не больше пяти минут. Перестрелки – это то же самое. Стоит одному выстрелить, как все остальные начинают стрелять. Люди гибнут повсюду, прежде чем успеешь объявить « прекрати огонь» .

Подразделение «Боко Харам» быстро приближается. Мы не можем позволить себе ждать помощи.

«Морским котикам» пора приехать, но они знают, что будет расследование. Последнее, чего они хотят, — это присоединиться к нам для разговора. Нет, они помчатся домой, соберутся вместе и расскажут всё как есть.

Я поднимаюсь на ноги и выхожу на дорогу. Какая опустошённая местность! Первый и второй пикапы яростно горят. Густые клубы маслянисто-чёрного дыма поднимаются в небо. «Боко Харам» точно знает, где мы.

Наш оставшийся автомобиль изрешечён винтовочным и пулемётным огнём, но, похоже, на нём ещё можно ездить. Рядом лежит тело Кагена. Коммандос сгорбился в водительском отделении. Я вытаскиваю его тело из-за руля и сажусь. Кабина — настоящая бойня. Заднее пассажирское сиденье залито кровью Кагена. Осколки стекла, мозговая ткань и фрагменты черепа разбросаны по обивке. На одном осколке, похожем на треснувшую керамику, покрытую скальпом, всё ещё остались волосы. Я выбрасываю его в окно.

Я завожу двигатель и вылезаю. Сержант связи, оставшийся коммандос и Рейно уже на ногах. Каген в ступоре.

Мы положим тела Кагена и Батлера на грузовой кузов и отвезём их обратно в Сильгаджи.

Ярость придёт позже. Сейчас я рад, что жив.

Глава резидентуры ЦРУ пристально смотрит на меня из-за своего стола. Мы находимся в его кондиционированном кабинете в Уагадугу. Он находится на третьем этаже американской миссии. Офисы Группы военной помощи США находятся на втором этаже. Гражданская помощь занимает первый. Окна кабинета начальника резидентуры выходят на городские улицы, а внутренняя стена застеклена. Люди в загоне пытаются казаться занятыми, но им приходится напрягать слух.

«Брид, тебя там не было ».

«Чёрта с два я им не был ».

Кондиционер старый, установлен на окне. Вентилятор грохочет, словно аппарат подключен к системе искусственного дыхания. В офисе прохладно, но начальник станции потеет. Его седые волосы выглядят влажными, и капли воды стекают по щекам. Воротник белой рубашки с короткими рукавами стал двухцветным. Белый и некрасивый мокро-серый.

«Отряд Пола Батлера попал в засаду «Боко Харам». Это трагедия, но так оно и было».

«Чушь собачья. Бен Каген мёртв, как и четверо «зелёных беретов». Нельзя это скрывать».

«Мы ничего подобного не делаем. Никто из вас не видел нападавших. Бой длился семь минут. «Морские котики» лейтенанта Штефана Кнаусса преследовали ваших нападавших, но потеряли их след в пустыне».

«Кнаусс».

Я помню лейтенанта ВМС США Стефана Кнаусса из Афганистана. В горах и долинах Гиндукуша у него было прозвище: «Робо-морской котик».

Отсылка к фильму о киборге-полицейском, который поджигал всё, что движется. У Кнаусса был один интерес — подсчёт трупов. Думаю, ему просто нравилось убивать. Однажды он возглавил рейд по поимке особо важной цели. Забил человека до смерти кирпичом.

Жертва Кнаусса не была потерей для человечества, в отличие от информации, которую он нес.

«Для тебя это лейтенант Кнаусс, Брид».

«Там был сын Кагена. Там же был и 18-Эхо Батлера».

«Мальчик настолько облажался, что едва помнит своё имя». Начальник станции поднимается на ноги и бьёт кулаками по столу. «Эхо будет…»

Он будет украшен. Он скажет всё, что мы захотим.

«Жене Батлера?»

Я помню последний телефонный звонок Пола Батлера и сообщение, которое он оставил на голосовой почте своей жены.

«Кому бы мы ни сказали. Думаете, Америка готова смотреть, как этот инцидент разбирают в новостях в прайм-тайм? Никто не хочет слышать об инциденте с дружественным огнём, который стоил нам четырёх «зелёных беретов» и американского заложника».

«Кнаусс облажался. Отряд «Боко Харам» состоял из пятидесяти человек в техничках и БТРах. Этот сукин сын, готовый стрелять, поджег три «Тойоты», полные американцев».

«Это то, что вы думаете. Мы считаем, что Пол Батлер не проявил должной осторожности на участке местности с высокой степенью риска».

Я вздыхаю. «Ты повесишь это на Батлера».

« Кто-то должен его носить, Брид. Как я и сказал, ты призрак. Тебя там не было».

«Мертвец. Ты собираешься обвинить покойника. И его семью на всю оставшуюся жизнь. Как вы вообще живёте с этим?»

«Слезь с коня, Брид. Пол Батлер для тебя ничто». Начальник резидентуры вздохнул и сел. «АФРИКОМ и Компания хотят, чтобы ты не вмешивался в это. Считай, тебе повезло».

Больше нечего сказать. Я выхожу из кабинета начальника участка, пересекаю загон и спускаюсь вниз.

Пол Батлер был для меня никем? Я знал его полгода. Достаточно долго, чтобы понять, что он хороший парень, с такой жизнью, о которой я часто мечтал.

Я позвоню тебе сегодня вечером, дорогая. Люблю тебя.

Двери лифта с трудом открываются. Я пересекаю вестибюль, проталкиваюсь через входные двери и попадаю в сорокаградусную жару. Уагадугу пытается выглядеть современным, но его ограничивает засушливый Сахель. Центральная улица широкая, с широкой бетонной разделительной стеной. Разделительную стену украшают, пожалуй, изящные фонари, чередующиеся с чахлыми, чахлыми деревьями. Здания по обеим сторонам – саманные или побеленные. Мало кто из них выше десяти этажей, большинство – четыре.