«Итак, мы едем домой», — говорит Батлер. «Неважно».

Не имеет значения . Пренебрежительное выражение лица радиста означает, что это не имеет значения .

Батлер старается держаться молодцом, но проблем с миссией становится все больше.

«Что слышно о нашем подкреплении из «морских котиков»?» — спрашиваю я.

«Они прибыли в Сильгаджи уже после нашего ухода. Им было приказано занять блокирующие позиции на юге и западе».

Ещё один результат поспешной казни. Будь моя воля, команда Батлера и «морские котики» заранее встретились бы с коммандос Буркина-Фасо и французскими пилотами. Всегда хочется, чтобы все знали друг друга с первого взгляда. AFRICOM просто заставил нас пойти. Инструктаж так и не состоялся.

«Они могут понадобиться нам для прикрытия. Лучше свяжитесь с ними и скажите, что мы выезжаем на грузовике».

«Кто-нибудь придет за нами?» — спрашивает Каген.

Журналист выглядит измождённым, гораздо старше своих пятидесяти пяти лет. Взъерошенные волосы, небритый подбородок, грязная одежда. Его сын выглядит так же, как и любой другой шестнадцатилетний подросток в подобной ситуации. Худой, растерянный и вдвое более напуганный, чем его отец.

«Наши грузовики будут здесь через несколько минут, — говорю я ему. — Мы поедем обратно в Сильгаджи».

Рейно, который, как мы узнали, является французским врачом из организации Medicines Sans Фронтирс смотрит на одно из мёртвых тел. Оно уже начинает зреть в нарастающей жаре. Француз провёл в плену дольше, чем Кагены. Он выглядит оцепеневшим, словно готов принять всё, что с ним случится.

Сержант связи отрывает взгляд от рации: «Не могу вызвать «Морских котиков», сэр».

Батлер упирает руки в бока. «Что это за херня, Робин Сейдж?»

Robin Sage — это военная игра про спецназ. Команды спецназа выполняют условные задания. Учения представляют собой масштабное дерево событий, где невозможно принять идеальное решение. У инструкторов всегда есть подводные камни.

Как будто связь пропадает.

Сержант группы заходит в треугольник. «Грузовики здесь».

Батлер поворачивается к сержанту связи: «Сообщите командованию, что мы уходим. Пусть сообщат «морским котикам».

Мы садимся в наши «Тойоты». Мы с Батлером садимся в среднюю машину к Кагенам. Батлер едет спереди. Я сажусь за него, а Каген за водителя. Парень сидит между нами. Я зажимаю винтовку между правым коленом и дверью. Если я выхожу из машины, винтовка берётся со мной.

Сержант группы едет в передней части головной машины, двое наших бойцов — сзади. Сержант связи и Рейно садятся в третий пикап.

Батлер говорит по рации: «Пошли».

«Тойоты» мчатся по пустыне. Дорога выделяется на фоне пустынного пейзажа лишь отсутствием кустарника. Вдали я вижу ряд невысоких холмов к югу. Помню, как проезжал этим путём. Справа от нас — неглубокая вади — высохшее русло реки. Мы несёмся со скоростью восемьдесят километров в час.

Если повезет, мы доберемся до Сильгаджи к обеду.

Я тянусь вперёд, хлопаю Батлера по плечу. «Давайте увеличим дистанцию».

"Почему?"

«Мы едим слишком много пыли».

На самом деле, это не так, но большая дистанция делает нас более сложными целями. Я не хочу высказывать свои опасения. Батлер отдаёт приказ. Головная машина сохраняет скорость, и мы отстаём. Замыкающая машина позволяет нам увеличить дистанцию.

Мне не нравится вид этих холмов. Для солдата это единственная возвышенность на много миль вокруг. Единственная дорога в Сильгаджи проходит между ними и вади. Это делает эти холмы идеальным местом для засады. Вчера вечером, перед уходом, я поручил C2 облететь их с помощью беспилотника, чтобы убедиться, что они свободны.

Батлер включает рацию своего отряда. «Два-два Эхо, это Реальный. Есть новости о «Морских котиках»?»

«Отрицательно, факт. Уведомил командование о нашем отступлении».

«Хорошо. Продолжай попытки».

Какой же это пиздец! Не могу дождаться, когда всё это закончится. Если мы доставим Кагенов в Сильгаджи, всё будет хорошо. Миссия выполнена, пиво и ура. Кладу руку на рукоятку своего 416-го.

С расстояния в несколько миль холмы казались неподвижными. По мере приближения они словно вырастают в лобовом стекле, а затем, когда мы проезжаем мимо, смещаются влево. Они примерно в шестистах ярдах к югу. Я смотрю направо. Пустыня тянется почти на двадцать миль в сторону Мали.

Берег вади находится в пятнадцати ярдах.

Краем глаза я замечаю вспышку света. Больно, словно солнце отразилось от хрома. Я резко вздрагиваю, чтобы увидеть, как взрывается головная машина. Кабина полыхает оранжевым пламенем. Из окон по бокам вырываются клубы густого чёрного дыма. Пикап кувыркается, переворачивается и катится по дороге, разбрасывая металлические обломки.

«Обойди!» — кричит Батлер. «Обойди!»

Наш водитель инстинктивно жмёт на тормоза. Неправильное движение. Батлер не пристёгнут ремнём безопасности, и его отбрасывает к приборной панели. Мой поясной ремень держит, но плечевого нет. Я врезаюсь в спинку сиденья Батлера.

Боковые окна со стороны водителя взрываются. Кровь брызжет из машины водителя и Кагена. Кровь забрызгивает Батлера и сына Кагена. Водитель и Каген вздрагивают на сиденьях. В ушах звенит от ударов металлического молотка, когда пули пробивают двери и боковые панели. Водитель падает, и грузовик замедляет ход.

Я отстегиваю ремень безопасности, распахиваю дверь, вываливаюсь и падаю на винтовку.

Поднимаюсь на одно колено, хватаю мальчика за руку. Он рыдает. Я тащу его через скамейку и бросаю на землю.

Воздух наполнен звуками винтовочных и пулемётных выстрелов. Я протягиваю руку, хватаю Кагена. Вытаскиваю его безжизненное тело из грузовика. Мозговое вещество вываливается из головы сбоку. Фрагменты черепа скреплены кожей и…

Соединительная ткань. Одна пуля попала ему в шею, и на рубашке кровь. Пули, пробившие пассажирскую дверь, пробили ему торс.

Батлер вылез из грузовика. Он захлопнул пассажирскую дверь и заполз за двигатель. Блок — единственная по-настоящему пуленепробиваемая часть небронированной машины. Пули пронзают «Тойоту», пробивают один борт навылет и вылетают через другой. Я перетаскиваю мальчика через безжизненное тело отца, прижимаю его к правому заднему колесу и прислоняюсь к нему. Оси тоже пуленепробиваемые, но тонкие. Обода колес лучше.

Спокойный, хладнокровный и собранный, Батлер говорит по рации своего отряда: «Два-два, Эхо, это факт».

Замыкающая машина остановилась в девяти метрах позади нас. Невероятно, но трое её пассажиров живы и ютятся за машиной со стороны пассажира.

«Давай, Факт».

«Отойди от машины, — говорит Батлер. — В вади».

Сержант связи хватает Рейно, тащит его к берегу вади, и они откатываются в укрытие. Водитель следует за ними. Я смотрю мимо Батлера. Головной пикап, пылающий ад, лежит на боку. Никто из его пассажиров не выжил.

«Иди», — говорит Батлер.

Мальчик не хочет покидать тело отца. Он кричит: «Папа!»

Я толкаю его перед собой.

Ты чувствуешь , когда в тебя стреляют. Сто процентов. Этому не учишься, это переживаешь . Ты слышишь пулю, летящую в одну сторону, пулю, летящую в другую. Они звучат по-разному, ты их игнорируешь. Когда пуля летит прямо в тебя, она щёлкает . Этот щёлк остаётся с тобой навсегда.

Батлер не поднимает голову. Он поднимает свой 416-й над головой, над капотом, и стреляет в сторону холмов. Не целясь, он водит стволом по кругу, разбрасывая пули. Это бесполезный жест. Эффективная дальность стрельбы 416-го — четыреста ярдов. Враг вне досягаемости.

Я сталкиваю парня с берега вади и перекатываюсь на него. Он всё ещё рыдает. Снова вспышка, и машина, идущая следом, взрывается. Я рискую выглянуть за насыпь. Всё, что я вижу, – это вспышки выстрелов, мерцающие на холмах. Светлячки здесь, светлячки там. Пули бьют по машине и ударяются о землю в нескольких сантиметрах от моего лица. Я пригибаюсь, поднимаю винтовку над головой и открываю огонь.

Батлер пробирается в вади рядом с нами.