Сэнди сидела на подоконнике, глядя, как занимается рассвет, как темнота рассеивается, сменяясь сначала желтым и наконец нежно-розовым светом, словно цвета на медленно заживающем синяке. Лоб стыл от холодного стекла, к которому она прислонилась, она поежилась, но не двинулась с места. В нескольких шагах от нее мирно посапывал Джон. Его вдохи-выдохи, словно стук метронома, размеренно, неизбежно и одиноко раздавались в пустынном доме. Она оглянулась на него, страстно желая, чтобы он спал так всегда, чтобы утро навечно зависло где-то за горизонтом.

Она еще раз перебрала имеющиеся возможности выбора, прикидывая так и эдак, критически оценивая их, и наконец все отвергла. Несмотря на то, что Тед говорил этим вечером за трибунами на стадионе, она знала, что ее влияние на Джулию ничтожно, или, еще хуже, имеет обратный эффект, что Джулия нарочно сделает именно то, что Сэнди велит ей не делать. Эйли, конечно, более послушна. Но что, собственно, Сэнди могла бы сказать ей? Измени показания, вернись к нему?

Она содрогнулась.

В желудке возникла тошнота, она с трудом сглотнула ком.

Можно было прямо сейчас разбудить Джона – встать, пройти к нему по холодному, ничем не прикрытому полу, растолкать его, рассказать ему.

Потерять его. Потерять все.

Она начертила на затуманенном стекле букву Х, стерла ее. Она думала обо всех девушках, изображавших сердечки, стрелы и инициалы своих дружков на стеклах машин, окнах школы, – она сама никогда не была в их числе.

Джон забормотал во сне, всхрапнул и снова тихо засопел. Она слышала, как на крыльцо шлепнулась газета, как зашевелились наверху девочки, как заворчала и забулькала автоматическая кофеварка, но все равно сидела, с поджатыми ногами, оледеневшим лбом, неспешно.

Судья Карразерс, лечившаяся от очень затяжной зимней простуды, достала бумажную салфетку из пестрой коробочки, которую поставил перед ней пристав, и звучно высморкалась. Еще дважды попытавшись прочистить нос, она запихнула скомканную салфетку подальше и выпрямилась, обводя взглядом зал поверх очков в узкой черной оправе. Присяжные в ожидании молча ерзали на своих местах, нарочито щелкали ручками, выпрямляли ноги. В дальнем конце школьная учительница бросила поправлять растрепавшуюся прическу. Судья Карразерс на минутку отвлеклась, проверяя, в порядке ли ее новая стрижка, потом оглядела остальную часть переполненного помещения, затихшего под ее взглядом. Только Теду не сиделось спокойно, он в последний раз покосился на ряды позади себя. Место, которое с самого начала процесса занимала Сэнди, пустовало. Он повернулся к судье. Она сняла очки и стукнула молотком.

– Защита может вызывать первого свидетеля.

Фиск кивнул в той изысканной манере, которую он напускал на себя в обращении с судьей Карразерс, – легкое движение тщательно причесанной головой, мимолетный взгляд. В прошлом это срабатывало с судьями-женщинами, этакий намек на вежливое, благовоспитанное, завуалированное признание рыцарского благородства, хотя здесь всегда имелась доля риска, и пару раз даже более скромные проявления галантности были восприняты как оскорбление. Пока он был осторожен, каждый раз рассчитывал и приспосабливался заново. Он встал, прочно оперся руками о стол.

– Защита вызывает миссис Элейн Мерфи.

Миссис Мерфи встала в первом ряду и направилась к свидетельскому месту. Новая стрижка ее коротких седых волос сочеталась с большим серебряным браслетом и серьгами. На ней была широкая коричневая бархатная юбка в складку и удобная обувь.

– Миссис Мерфи, – обратился к ней Фиск, – сообщите, пожалуйста, кем вы работаете?

– Последние одиннадцать лет я работаю консультантом в средней школе Хардисона.

– И в чем заключаются обязанности консультанта, миссис Мерфи?

– Я занимаюсь трудными детьми. Учителя направляют их ко мне, и я встречаюсь с ними и с их родителями и стараюсь найти приемлемые решения.

– И именно в качестве консультанта вы познакомились с Джулией Уоринг?

– Да.

– Опишите, пожалуйста, при каких обстоятельствах это произошло.

– За последний год у Джулии возникли в школе некоторые трудности. Ее отметки резко снизились, для способного ребенка это всегда показатель. Были сообщения о неприязненных отношениях с другими учащимися. Она лгала на социологических тестах. И наконец, она швырнула металлическую коробку с карточками в голову учительнице.

– Перечень внушительный.

– Да, – согласилась миссис Мерфи.

Судья Карразерс громко чихнула.

– Будьте здоровы, – сказал Фиск, улыбаясь ей.

Она поджала губы и достала салфетку, чтобы вытереть хлюпающий нос.

– Продолжайте, – резко сказала она.

Фиск кивнул и вернулся к свидетельнице.

– Давайте попробуем разобраться в этом перечне.

– Конечно.

– Не могли бы вы уточнить, что значит «неприязненные отношения с другими учащимися»?

Миссис Мерфи терпеливо пояснила:

– Джулия временами прибегала к словесным оскорблениям. Она насмехалась над своими одноклассниками, дразнила их. Пожалуй, в одном случае я даже могу утверждать, что она преследовала мальчика.

– Преследовала?

– Она так часто обзывала его идиотом, что его родители приходили и рассказывали, как это задевает и угнетает его. Они даже всерьез подумывали перевести его в другую школу, чтобы избавить от нее.

При слове «идиот» в зале прокатились смешки, и миссис Мерфи приняла строгий вид.

– Речь здесь идет не об обыкновенных детских насмешках, – твердо добавила она. – В поведении Джулии просматривалась целеустремленность, выходящая за рамки обычного. Она носила почти навязчивый характер.

– И она лгала на тестах?

– Мне известно об одном подобном случае.

– Вы сказали, что она произвела физическое нападение на одну из учительниц? – Фиск придал своему голосу легкий оттенок потрясения.

– Да, на миссис Барнард, свою классную руководительницу. Она швырнула ей в голову металлическую коробочку для карточек.

– И что послужило причиной?

Миссис Мерфи вздохнула.

– Причины, разумеется, следовало бы рассматривать во всем многообразии с учетом прошлого. Но если вы спрашиваете в более конкретном смысле, то миссис Барнард побранила Джулию за то, что та невнимательна.