– Они держались от него в стороне. Компанейским парнем его не назовешь. – Когда Парселл улыбнулся, его рот чуть не утонул в жирных розовых щеках.

– Вы можете пояснить, что вы имеете в виду?

– Скажем так, слово «компромисс» не из его лексикона. Поближе познакомившись с Уорингом, понимаешь, что либо ты делаешь все, как хочет он, либо никак. Он был хорош, когда руководил строительством, но если ему приходилось работать с кем-нибудь еще на равных, то пиши пропало.

– А каков у него характер?

– С норовом он был, если вы это имеете в виду.

– Можете привести пример?

– Всего один?

– Одного для начала достаточно.

– У него есть пунктик насчет уважения. Как решит, что кто-нибудь не оказывает ему должного уважения, так прямо и взовьется. Словно какой-нибудь «крестный отец».

– Протестую! – воскликнул Фиск. – Это давление на присяжных.

Риэрдон остановился, даже не повернув к Фиску головы. С самого начала процесса он ни разу не встретился с ним взглядом, и Фиск, отметив это как еще один знак пренебрежения, рассердился заметнее, чем ему бы хотелось.

– Пожалуйста, придерживайтесь конкретных фактов и эпизодов, – распорядилась судья Карразерс.

– О'кей, вот вам один, – сказал Парселл, придя в такое возбуждение, что у него изо рта брызнула слюна на деревянный барьер. – В тот раз Шепард, другой парень из нашей конторы, отправляется в отпуск в этот, как его, космический центр во Флориде, откуда еще запускают все Шаттлы? Ну в общем, привозит он каждому из нас по фляжке выпивки, на них наши имена и картинка с Шаттлом. Дает он Теду фляжку с красно-бело-синей надписью «Тед», а Тед только скривился и даже спасибо не сказал. Ну вот, в общем, минут этак двадцать спустя слышу я из кабинета Теда громкий треск и иду справиться, все ли у него в порядке. Знаете, что он сделал? Шваркнул фляжку об стену, прямо в картину в рамке попал, и разбил ее. Везде битое стекло. Вот я его спрашиваю: «Зачем ты это сделал?» Знаете, что он отвечает? Он отвечает, что терпеть не может эту фляжку, потому что не желает думать, что на свете тысяча других Тедов пользуются точно такими же. «Я – единственный», – сказал он. – Парселл тряхнул головой и засмеялся. – Представляете?

– При каких обстоятельствах Тед Уоринг ушел из вашей фирмы? – спросил Риэрдон.

– Он меня обобрал.

Фиск вскочил на ноги, выйдя из себя.

– Возражаю. Все это абсолютно не имеет отношения к делу и целиком предвзято.

Карразерс кивнула.

– К чему вы ведете, мистер Риэрдон?

– Мы собираемся показать, что обвиняемый действовал сознательно, – заявил Риэрдон. – Преднамеренно, – поправился он официальным юридическим языком.

Карразерс раздумывала над этим шатким обоснованием необходимости представлять доказательства о прошлом недостойном поведении.

– Я выслушаю эти показания в отсутствие суда и тогда приму решение. – Она распорядилась, чтобы присяжные, которые делали многочисленные записи, – все, кроме одного мужчины с рябым лицом и сальными волосами до плеч, который таращился в пространство, – чтобы присяжные временно покинули зал. Захваченные врасплох тем, что они могли воспринять лишь как выговор, они неохотно встали и вышли, оглядываясь через плечо, уверенные в том, что их каким-то образом обманули.

Когда дверь за ними захлопнулась, Риэрдон продолжил.

– Можете ли вы объяснить, что значит «обобрал вас»?

– Я ему доверял. Это моя ошибка, признаю. Но он за моей спиной списал мои досье, всю мою финансовую информацию, имена поставщиков, потенциальных клиентов, все. Он лгал мне все время, понимаете, притворялся, что его заботит лишь, как помочь фирме, прикидывался этаким парнем – душа нараспашку. А сам месяцами готовился к этому.

Фиск снова был на ногах.

– Возражаю. Мистер Парселл не сообщает ничего, кроме необоснованных утверждений.

Карразерс обратилась к свидетелю.

– Еще раз вынуждена напомнить вам, мистер Парселл, пожалуйста, старайтесь придерживаться фактов.

Парселл недовольно поджал губы.

– Однажды он уходит без предупреждения и открывает собственную лавочку, и уводит у меня половину клиентов, сбивая цену. Вот вам факты. Разве не сажают в тюрьму за кражу секретной служебной информации? – не смог он удержаться от вопроса. – Или чего-нибудь подобного?

– Вы бы назвали Теда Уоринга честным человеком? – спросил Риэрдон.

– Вы что, не слушали? Этот парень каждый день улыбался мне, он даже на ужин меня приглашал, и все это время он обдумывал, как погубить мое дело. У меня для этого найдется множество слов, но «честный» в их число не входит. Черт возьми, такого ловкого мошенника я в жизни не встречал, если уж хотите начистоту. – Тяжело оперевшись пухлыми руками о барьер, он наклонился в сторону Теда, а Тед, открыто встретив его взгляд, представлял себе только жирный кусок мяса, висящий в витрине лавки. Он снова принялся рассматривать, как на стене за местом для свидетеля тени истончались и вытягивались с течением дня.

– Мистер Парселл, через неделю после того, как Тед Уоринг открыл собственное дело, посетили ли вы его офис?

– Да.

– Можете ли вы сообщить суду, что при этом произошло?

– Мне только нужно было высказать ему, что я об этом думаю, понимаете? То есть он же со мной обошелся, как с полным идиотом. Ну вот я и пришел туда утром в десять часов. Не знаю, что я думал сделать. Пожалуй, просто хотел увидеться с ним и убедиться во всем сам. В общем, не успел я и пару слов сказать, Уоринг бросает на меня взгляд и заявляет, что, если я еще когда-нибудь появлюсь поблизости, он примет ко мне меры.

– Как вы поняли, что имелось в виду под этим «примет меры»?

Парселл фыркнул.

– Было яснее ясного, что он имел в виду. Назовите это угрозой, идет? По правде говоря, выяснять я не собирался. Я этому парню не доверяю. Считаю, что он на все способен. На все.

Риэрдон выдержал паузу.

– У меня больше нет вопросов.

Оба юриста повернулись к судье.

– Эти показания не имеют отношения к обвинению в убийстве, – постановила она. – Я их не принимаю.

Фиск позволил себе слегка улыбнуться.

– Пригласите присяжных войти, – велела судья приставу.