Было уже темно, бледные белые цилиндрические снопы света, который отбрасывали фары, терялись в пространстве дороги. Он подал машину задом в тупик и развернулся. Его объяла знакомая грусть, всегда приходившая на обратном пути, словно только тогда он сознавал, что не может просто ехать, двигаться все дальше и дальше со спящим рядом ребенком в это недоступное открытое пространство.

Он не мог не почувствовать легкого огорчения, когда колики прошли, – в один прекрасный день крики просто прекратились или скорее больше не начались, и Энн снова завладела ребенком, тем теплым сладковато-кислым запахом, что таился в складках ее ножек, ручек, во всем ее тельце.

Строительная фирма «Парселл бразерз», которая возвела здание новой средней школы, потом выиграла несколько конкурсов на внутреннее оформление новых торговых центров, возникавших во всех прилегающих округах, и Тед занял должность инспектора на строительстве центра в Восточном Грейдоне, в тридцати милях от Хардисона. Он делил время между самой стройкой, громадным бело-желтым плоским зданием, примостившимся среди холмов, и конторой Парселла в Хардисоне, где ему отвели лучший стол и прикрепили секретаршу, которая, кроме него, обслуживала еще двух инспекторов. В конторах, на стройках, в городе – везде царило ощущение подъема, реально ощутимого сдвига, и город, горделиво похлопывая себя по округлявшемуся животу, словно благосклонно улыбался тем, кто его строил. Тед заразился сознанием важности продвижения вперед, оправданного оптимизма.

В действительности существовал только один Парселл, «брат» был придуман при возникновении фирмы для придания солидности и размаха названию. В конторе он был чем-то вроде анекдота, этот мифический брат, и когда что-то не ладилось – терялись чертежи, оформлялись ошибочные заказы на стройматериалы – говорили, что это дело рук Лефти Парселла. Реальный Парселл, Нолан, был добродушный, веселый, любезный человек лет под пятьдесят, который в тот изобиловавший контрактами год охотно присоединялся к шуткам насчет нахального названия фирмы и несуществующего братца. Нолан Парселл моментально сообразил, что таланты Теда относятся к области планирования, разработки концепций, и доверил ему больше, чем то, на что, казалось бы, он мог рассчитывать со своим опытом. Тед, понимая это, с огромным удовольствием, в чем ни за что бы не признался (никто никогда прежде не оценивал его таким образом), вкалывал по двенадцать, четырнадцать часов в сутки, чтобы оправдать доверие. Люди, находившиеся под его началом, были склонны считать его человеком упрямым, лишенным чувства юмора, нетерпеливым, когда они не соображали тотчас, что он задумал, даже если он не всегда мог ясно выразить свои мысли, но результаты его деятельности были неоспоримы, и если они и считали его замкнутым и необщительным, то тем не менее уважали. Торговый центр Восточного Грейдона был закончен досрочно и с экономией сметы, и Теда назначили руководить более крупным проектом – строительством центра в Диэртоне, а затем, два года спустя, – возведением Кеннелли-плаза с девяносто двумя магазинами и водопадом в интерьере.

Энн, занятая ребенком, детскими смесями, первыми шагами и зубами, в те ранние годы словно целиком погрузилась в этот пропахший тальком мир, по очереди переходя от усталости к исступлению и тревоге. Случалось, она по целым дням, неделям не общалась с другим взрослым человеком. Оглядываясь назад на то время, она могла лишь вспомнить, как виделась с Тедом, говорила с ним, прикасалась к нему поздней ночью – два силуэта в 4 часа утра, тени в беспросветном мраке.

Она составляла списки. Списки того, что нужно было сделать, на каждый день: сходить в аптеку за ушными каплями для Джулии, пропылесосить, позвонить Сэнди, вымыть голову. Список качеств, которые она стремилась обрести: терпение, тактичность и новое – после того, как она прочла книгу, которую дала ей Сэнди, – уверенность в себе. Списки, которые, как она надеялась, помогут ей заполнить долгие часы в доме, где она, даже когда была по горло занята, казалось, вечно ждала Теда.

Она тщательно планировала время. Завтрак ровно в 7.15, стирка по вторникам, ужин при свечах по субботам – неважно, какой. Она словно верила, что эти расписания, если их строго придерживаться, обеспечат ту прочность, то соединение, которое, казалось, так естественно появляется в каждой семье, кроме ее собственной. Глажка по средам, жаркое по четвергам.

Но эти графики, которые когда-то казались Теду забавными и даже умиляли его, с годами начали превращаться в некий монолит, выраставший перед ним, окружавший его, отрезая доступ воздуха, заставляя его задыхаться.

Он взглянул на часы над столом. Шесть сорок пять. Как раз то время, когда он должен быть дома. Он наклонился вперед, кресло на колесиках скрипнуло. Нахмурился. Набрал номер.

– Я немного задерживаюсь, – сказал он ей. – Надо еще просмотреть кое-какие бумаги.

В 7.30 он позвонил снова.

– Это займет несколько больше времени, чем я рассчитывал.

И еще раз, в восемь часов.

Когда он приехал домой после девяти, четвертый вечер подряд, Энн стояла на кухне спиной к нему, перемешивая салат, который приготовила много часов назад, вилка и ложка громко звякали друг об друга.

– Я, по крайней мере, звонил, – сказал он.

– Если ты собираешься вернуться домой в девять, почему ты так и не скажешь? Тогда я смогу распланировать вечер. Чего я не выношу, так это быть связанной. Ждать.

– Ну так возьми и делай, что хочешь. Я не просил ждать меня.

– Но ты же знаешь, что я буду ждать.

– Кто же в этом виноват?

Время от времени она пыталась сделать так, как предлагал он, распланировать вечер так, словно и не ждет его, но побороть привычку было трудно, и даже когда она ужинала без него, купала Джулию и укладывала спать, смотрела телевизор, она прислушивалась, тревожилась, ждала его.

Сэнди сидела за столом на кухне у Энн, перед ней лежала стопка «Кроникл». Несмотря на то, что к этому времени статьи за ее подписью уже года два появлялись в газете довольно регулярно, Энн все еще вырезала каждую и даже просила Сэнди принести лишние экземпляры с серией заметок об успешных попытках округа добиться отмены строительства атомной электростанции в его окрестностях. Историю подхватили телеграфные агентства и перепечатали некоторые газеты по всей стране.