Чтобы завершить эту весьма важную часть в ее собственных, части десятой, пределах, нам придется прибегнуть к приему, который мы бы тут охарактеризовали словцом «однажды». Делается это вовсе не для того, чтобы скрыть наши нелады с хронологией, – напротив, с помощью этого словца мы надеемся гладко провести тебя, читатель, по последующим девяностым годам к тому самому моменту, когда ты, выложив кучку рублей, долларов или франков, раскроешь эту книгу.

7. Виляющий тотем

Однажды Дик Путни позвонил Александру прямо в съемочный павильон. Произошло это в тот момент, когда режиссер объяснял своему любимому актеру Квентину Лондри, что тот вовсе не horny по отношению к Даржан в момент встречи у Понто Веккио, а просто-напросто мистически экзальтирован.

«Извините, Алекс, что раньше не предупредил, – сказал Дик, – но как насчет совместного ланча? Да, сегодня. Дело в том, что мой старик, который давно уже умирает с вами встретиться, неожиданно заявился в мой офис. Вряд ли у нас будет лучший шанс для того, чтобы собраться вместе».

Александр закончил утреннюю съемку и на прощанье сказал Квентину: «Не жри мяса. Я тебя умоляю, не жри стейков с кровью, пока мы снимаем „Понто Веккио“. Ты можешь это сделать для меня?»

Ланч состоялся прямо в офисе Дика на двенадцатом этаже здания компании, что торчит из пальмовых макушек на склоне холма Бель-Эр и смотрит верхними окнами на архитектурный вздор необозримого Лос-Анджелеса.

Мы, кажется, еще не рисовали для вас портрета Дика Путни, этого всемогущего производителя разного рода киновздора, да в этом и нет особой надобности. Достаточно сказать, что он по всем статьям представлял собой тип денежного воротилы и в глазах у него часто стояло выражение типа «нет-нет, вы не заставите меня размечтаться!».

Фигура папаши, успешно приближающегося к восьмидесятипятилетнему юбилею, достойна более подробного описания. Этот Эйб Путни, что на заре века в местечке Луцк Херсонской губернии был известен как Абраша Путинкин, являл собою представителя хорошей, взращенной на калифорнийских пустынных источниках старости. Темно-рыжая краска на голове классно скрывала не только седину, но и обширные, густо пигментированные просветы кожи. Две основные старческие жилы под подбородком были перевязаны фуляром «аскот». В отменных фарфоровых зубах Эйб постоянно держал сигару: привычка, приобретенная еще в начале голливудского расцвета, от которой он не собирался отказываться, несмотря на запрет кардиологов. Иногда он даже зажигал спичку и направлял ее к сигаре, но всякий раз огонек останавливался в сантиметре от любимого предмета, чтобы погаснуть от небрежного, как бы рассеянного помахивания. Одет патриарх был в ядовито-коричневый блейзер с длинной шлицей и в голубые джинсы, плотно облегавшие его стройные ножки. Обут в штучные ковбойские сапожки с инкрустацией. Такова внешность, к ней прибавим голубенькие под стать джинсам глаза, то ли натуральные, то ли искусственные, во всяком случае, достаточно зоркие, как покажет последующая беседа. Что касается внутренности, то тут наше перо начинает буксовать, не решаясь даже коснуться этой темы в завершающей фазе романа.

Слуги из ресторана «Мопассан», что располагался в первом этаже здания, принесли два меню в кожаных переплетах, похожие на приветственные адреса по случаю юбилея Академии Генерального штаба. Эти меню предназначались для Алекса Корбаха и Дика Путни. Старику притаранили его любимую еду из «Макдоналдса»: два гамбургера, пакетик френчфрайз,[229] солидную вазу салата и тюбик кетчупа, которым он мгновенно перемазал салфетку.

Алекс внимательно смотрел, достаточно ли широко откроет рот Эйб, вступая в интим с гамбургером. Он всегда недооценивал упругую пухлость этих культурно-исторических булочек. Пальцы и челюсти умелого человека превращают самый толстый бургер в удобное едальное устройство, и Эйб Путни был как раз из этого числа.

– Ну, расскажи, Алекс, о своих перспективах, – попросил Дик. – Как начались съемки, ну и вообще.

Алекс тут же начал плести ахинею о том, какое огромное значение приобретает сейчас дантовская тема в контексте европейского культурно-политического вызова. Балканы показывают, что мы наблюдаем своего рода откат Ренессанса, однако на фоне неожиданного выдвижения России наш фильм может оказаться манифестом культурного фронта. Запад жив, цивилизация не сдается! Европа не уйдет с авансцены, пока существует человечество, мистер Путни!

– Эйб, – сказал старик.

– Простите? – не понял Александр.

– Называй меня Эйб, – сказал старик. Он уже прикончил оба свои бургера, всю картошку и две трети салата, в то время как «молодые люди», отхлебывая отменное «мерло», только что приступили к своим миньонам. Теперь Эйб уже поднимался – в уборную.

– Ты Алекс, я Эйб, – говорил он, хихикая. – По-руску Сашка и Абрашка, о’кей?

Он довольно долго не возвращался. За это время Дик и Алекс успели закончить свой ланч и поговорить о девушках из массовки. Ребята болтают, что у тебя там масса красоток, верно? Когда Эйб вернулся, Алекс и сам уже чувствовал нужду отлить, или, как говорят на бензоколонках, take a leak (дать утечку). Войдя в туалет, застал в унитазе огромную темно-зеленую кучу, свидетельствующую о неплохом состоянии пищеварительного тракта президента корпорации. На кафеле валялась толстенная газета столбиками биржевых показателей вверх. Увлекшись любимым чтением, Эйб позабыл спустить воду; ну, бывает.

За кофе начался какой-то странный, но явно основной разговор.

– Уж несколько веков прошло, как я не видел Стенли, – сказал Эйб. – Это правда, что он женился на негритянке?

– Во-первых, еще не женился, а во-вторых, она не негритянка, – ответил удивленный Алекс.

– А мне говорили, что негритянка, – промямлил Эйб.

– Нет-нет, Эйб, – снова возразил Алекс. – Она типичная еврейская ирландка, из рода Блюмов.

– Блюмов или Бламсдейлов? – остро поинтересовался Дик.

– Ее фамилия Люкс, – пояснил Алекс. – Это боковая ветвь Блюмов.

– Да это не важно. – Эйб помахал пятью пальцами правой руки и четырьмя левой. По крайней мере семь перстней красовались на этом подразделении морщинистых, но все еще надежных солдат с зазубренными ногтями. – Негритянки могут быть отличными подругами как в постели, так и за ее пределами. Знаю по собственному опыту.

Александр вздрогнул: на скатерти, неподалеку от набора джемов, сидела маленькая, не длиннее чайной ложки, изумрудная ящерица. Глазенки, крошки смарагда, с любопытством смотрели на него. На мгновение выскочил раздвоенный язычок. Удивительная деградация огнедышащих драконов. Старший Путни попытался накрыть ящерку ладонью. Значит, не игрушечная! Пресмыкающемуся не составило никакого труда отбежать в сторону и спрятаться за кофейником.

– В газетах сейчас только и пишут о корбаховском фонде, – вздохнул Дик с такой печалью, словно только третьего дня перечитал «Екклезиаста». – Пишут, что вся «бархатная революция» была финансирована Корбахом.

– Что за вздор! – рассмеялся Алекс. – Это Горбачев там все устроил. Задействовал постоянную советскую агентуру в Берлине, Праге, Бухаресте, и все было сделано в одночасье.

Эйб быстро скользнул рукой за кофейник. Ящерка тут же перебежала за сложенную пирамидкой салфетку. Эйб поинтересовался:

– А что, этот Горбачев, он тоже сотрудник фонда?

– Только не нашего! – воскликнул Александр. – С чего это вы взяли, Абрашка?

Дик Путни пожал плечами:

– Да это не важно, просто в газетах иной раз пишут об этих делах. Как-то я читал, что все эти августовские дни были устроены в Москве на деньги Корбахов.

– Какие газеты ты читаешь, Дик? – холодно осведомился Алекс.

Путни снова пожал плечами:

– «Пост» и «Таймс», ничего больше.

Теперь уже Алекс пожал плечами:

– Я читаю те же газеты и никогда ничего подобного там не видел.

Вдруг оказалось, что его реплика задела младшего Путни за живое:

– Прости меня, Алекс, но я должен тебе кое-что сказать. Знаешь, мы относимся к нашим режиссерам как к родственникам. Даже посвящаем их в некоторые аспекты нашей семейной жизни. – Еле заметно, но заметно он покосился в сторону туалета, а потом в сторону крахмальной пирамидки, из-за склона которой, словно крошечный тотем, сейчас высовывалась изумрудная головка. Затем продолжил: – Это дает мне право, старина, слегка тебя одернуть. То, что ты не видишь чего-то в газетах, еще не значит, что этого там нет. Ты человек искусства, поэт, как я слышал, музыкант, верно? Прости меня, ты не умеешь читать газеты так, как это делаем мы, люди бизнеса. Мы извлекаем из них много сведений, скрытых от… ну, людей искусства.