Литмир - Электронная Библиотека

Забавно. Наши отношения все-таки возобновились. Если, конечно, это можно было так назвать. Наверное, меня никогда так не тошнило от себя самой, как в ту пору. Может потому, что Ник был моим другом, а мы обошлись с нашими дружескими отношениями слишком по-свински? Нет, мы не ссорились, и даже продолжали дружить, только… все это было как-то не так, неправильно. Как будто нас кто-то насильно заставлял быть вместе, а мы врали друг другу, что делаем это по собственному желанию. Не просто врали. Мы еще и друг другу не верили. И одно время даже не совсем доверяли. Мы старательно избегали встреч, психовали, но… однажды это все-таки кончилось.

Может быть, мы просто переболели. Наши отношения утратили злость, натянутость и нервозную неопределенность. Мы снова стали друзьями, просто перестав воспринимать окружающую нас действительность слишком всерьез. И научившись прощать. Может быть, чуть больше, чем мы смогли бы простить кому-нибудь другому. Мы почувствовали, что наши отношения стали больше, чем дружба. И уж тем более больше, чем заурядный постельный роман. Те, кто умеет дружить и способен чувствовать, это поймет. Ник опять стал для меня уютным, своим и очень теплым. Когда я освободилась от груза своей влюбленности в него, мне стало проще жить и воспринимать его.

Конечно, Ник бывает разным. И грубым, и неуживчивым, и не в настроении. Но я научилась относиться к этому с улыбкой. И воспринимала его в любом состоянии. Иногда я на него злилась. Иногда одобряла. Но, по крайней мере, меня больше не тошнило от себя самой. Наверное потому, что я поняла одну простую вещь – мы с Ником не наплевали на наши отношения. Просто эти самые отношения перешли в другую фазу. И я многое прощаю Нику именно потому, что помню, каким он был раньше. До того, как по нему проехалась трактором наша мерзкая и несправедливая жизнь. Он и сейчас умеет таким быть. А главное – он до сих пор остается моим другом. Теплым, надежным, с резко-грубоватой манерой общения.

***

Ольга потянулась, достала следующую тетрадь, увидела нарисованный на ней символ, и улыбнулась. Это была особая история. И особый мужчина. Поэтому, прежде, чем читать лежавший перед ней опус, ей захотелось сделать одну вещь. Ольга резко встала, подошла к полке, взяла альбом и вытащила из него потрепанную фотографию. Потрепанную… Интересно, как она вообще осталась целой. В свое время Ольга таскала ее повсюду. Она даже прятала ее под подушку, когда ложилась спать. Ольга села обратно в кресло и поставила фотографию перед собой: холодные серые глаза, надменный изгиб тонких губ, музыкальные пальцы… Как же она смогла избавиться от этого наваждения? Сколько ей было тогда? 17? Впечатлительный возраст. Наивно-удивленный взгляд, и душа, открытая миру… И ОН… Господи, сколько ж чувства было потрачено в пустоту! ЕМУ были посвящены лучшие стихи. И лучшие из неотправленных писем. Память хранит прошлые сны и несбывшиеся мечты. И иногда они возвращаются. Ольга осторожно провела пальцем по фотографии. Знакомое лицо осталось безучастным к этой невольной ласке. Как и много лет назад. В мире, где ей было всего 17.

Третья

Я так щедра была, щедра

в счастливом предвкушеньи пенья,

и с легкомыслием щегла

я окунала в воздух перья.

Но, слава Богу, стал мой взор

и проницательней, и строже,

и каждый вздох, и каждый взлет

обходится мне все дороже.

Б. Ахмадуллина.

Я Вас люблю всю жизнь

и каждый час.

Но мне не надо Ваших губ и глаз.

Все началось и кончилось без Вас

М. Цветаева.

Всем взрослым и умным людям на этом свете было хоть раз в жизни 17 лет. Многие об этом забыли, а многие думают, что это было не с ними, а с кем-то другим. Мне тоже было 17 лет. Не так давно, но кажется, что прошла целая вечность. Слишком многое изменилось. Слишком мало сходства между мной прошлой и мной настоящей.

Я закончила 11 классов и наконец-то вырвалась из дома, поступив в том же году в "кулек" (училище культуры и искусств). Он поразил меня сразу и на всю жизнь. Своей самобытностью, неординарностью, талантливостью. "Кулек" как-то сразу принял меня такой, как есть – со своими достоинствами и недостатками. Я обалдела. Пишешь стихи? Вот это круто! У тебя дома есть весь Толкиен? Дай почитать! Наряд? А что? Нормальный наряд. Только одела б ты туфли на каблуках. До тебя нагибаться все время неудобно.

На каблуках? Да у меня по жизни был комплекс, что я безобразно длинная! Я вытащила все свои деньги, захватила Майка, и мы пошли с ним в магазин. Майк был просто чумовым парнем и приходился мне чем-то вроде подружки. Меня познакомил с ним Ник. А сам Майк познакомил меня с таким количеством людей, что совсем беда. Но это все в будущем. А в то время я упивалась тем, что рядом со мной веселый, прикольный, самовлюбленный и довольно известный тип. Мне раньше и в голову бы никогда не пришло, что с парнем можно болтать обо всем, что с ним можно почти не расставаться, и что это совершенно ничего не значит. Мне самой было смешно, что когда-то, с непривычки, я не могла привыкнуть к Майку больше месяца. Правда, надо сказать в мое оправдание, после пребывания в школе, видок Майка показался мне несколько странным. Драная джинса, длинные волосы, неясные словечки, да еще и внешность у него была весьма оригинальная. Ну это так, к слову. К тому времени, когда я пошла с ним в магазин, я уже успела не только привыкнуть к нему, но и относилась как к чему-то само собой разумеющемуся. Мы зашли в магазин и начали выбирать туфли. Майк поднял голову.

– Слушай, Оль, ты свой наряд носишь потому, что он тебе нравится, или ты считаешь, что он тебе идет?

– Он скрывает мою полноту, – честно ответила я.

– Хватит гнать, а? Посмотри сюда лучше. Мне кажется, что это платье тебе пойдет. – платье было с глубоким вырезом, приталенное, сильно клешеное книзу, длинное, из креп-сатина цвета морской волны. Оно явно дорого стоило.

– Ты что, Майк, это на худеньких!

– Ты померь! – в общем, я влезла в это платье, и вылезать из него больше не захотела. Не отходя от кассы, я купила себе классические черные туфли на высоком каблуке и покрутилась перед Майком. У него громко отвисла челюсть.

– Е – мое, и она прятала такое шикарное тело!

– Майк! Ты меня разорил! Я на что буду жить оставшихся полмесяца?

– Не фиг людям мозги пудрить…

Он буквально вытащил меня из магазина и увлек за собой. Мы вошли в неясный подъезд неясного дома, поднялись на второй этаж, и Майк принялся названивать в какую-то квартиру. Дверь открыл заспанный светловолосый парень и жестом пригласил нас пройти.

– Если ты за "Ролингами", Майк, то я их еще не переписал.

– Слушай, Чибс, эту подругу зовут Ольга. Сотвори-ка из нее что-нибудь поинтереснее, как ты это умеешь. Ну понял.

Майк сел смотреть какую-то ерунду по телевизору, а Чибс усадил меня на стул у большого зеркала и присел рядом в задумчивой позе художника. Он изучал меня как чистый холст, а я просто его разглядывала. Симпатичный, синеглазый, высокий, неплохо сложен, светлые волосы до плеч… В общем, ничего мальчик. После нескольких минут разглядывания меня, Чибс вынес вердикт:

– Ну во-первых, тебя явно надо постричь и сменить тебе цвет, а то тебя не заметно.

– А… – попыталась возразить я.

– Не говори под руку, – перебил меня Чибс на полуслове и взялся за мою голову.

От стрижки и осветления моя химия несколько пострадала, но когда Чибс сделал мне прическу, я ни о чем не жалела. (Надо сказать, что Чибс был самым забавным имиджмейкером в моей жизни. Он курил, прикалывался, включал разные кассеты и ходил возле меня кругами.)

– А что, неплохо, – улыбнулась я сама себе в зеркало, глядя на результат.

– Поняла как укладывать волосы? Теперь иди, умойся, я посмотрю, как тебе лучше краситься.

10
{"b":"95293","o":1}