Все, кому дорого достоинство человеческое, все, кто стремится к поистине сужденным совершенствованиям, естественно, должны работать вместе, отбросив, как постыдную ветошь, словарь злобы и лжи и памятуя, что в словаре Блага много не отвлеченных, но действительно жизненно примененных понятий. И как неотложно должны прилагаться понятия в жизни, чтобы слово перестало быть звуком пустым, но являлось бы действенным укрепителем творческой мысли.

Каждый стремящийся ко Благу знает, насколько ценны и все так называемые препятствия, которые являются для мужественного духа силомерами и в нагнетении вырабатывают лишь новую и преображенную энергию.

Ведь не вчерашний день утверждается. Можно утверждать лишь осязательность Будущего. Покуда сами мы, в сердце своем, не убедимся в этом светлом, созидательном Будущем, до тех пор оно будет оставаться в туманной отвлеченности. Для будущего насаждались деревья при дорогах и ставились путевые вехи. Не стал бы строитель складывать памятные столбы, если бы в сердце своем не знал, куда должен вести путь этот.

Говорим — путь поведет к знанию, к Прекрасному, но ведь знание это будет освобожденным от предрассудков, будет нестесненно преследовать цели Блага. Говорим — путь этот поведет к красоте; и не роскошь, не прихоть, но надобность ежедневную, воздух сердца составят стремление и осуществление Прекрасного на всех путях. Не убоимся понятия действительности. Устремившиеся мужественно знают все условия пути.

Как говорят Мудрые: перед отходом не произносят дурных слов. Слабые скажут: истомилось сердце, но не истомится и не переполнится то, что живет в Беспредельности любви, в ведущем познании, в дисциплине духа и во всей красоте. Нагнетением, нагружением сердца умножаем опыт. Будем напутствовать себя словами прекрасной Мудрости Востока:

“Утомляйте Меня ныне, нагружайте лучше, подав тягость Мира, но умножу силы.

Слышишь ли: тягость расцветет розами и трава облечется радугою утра.

Потому утомляйте Меня. Когда иду в Сад Прекрасный, не боюсь тягости”.

В Мудрости все реально — и утро реально, и Сад Прекрасный реален, и нагружение и тягость Мира, и преображенный подвиг тоже действенны.

Нельзя лучше заключить настроение о творчестве, как словами обращения гр. А. Толстого “К Художнику”:

“Слух же духовный сильней напрягай и духовное зрение.

И как над пламенем грамоты тайной

Неясные строки вдруг выступают,

Так выступят перед тобою картины.

Станут все ярче цвета, осязательней краски,

Стройные слов сочетанья в ясном сплетутся значеньи.

Ты ж в этот миг и смотри и внимай, притаивши дыханье,

И созидая потом, мимолетное помни виденье”.

Встань, друг. Получена весть.

Окончен твой отдых.

Сейчас я узнал, где хранится

один из знаков священных.

Подумай о счастье, если

один знак найдем мы.

Надо до солнца пойти.

Ночью все приготовить.

Небо ночное, смотри,

невиданно сегодня чудесно.

Я не запомню такого.

Вчера еще Кассиопея

была и грустна и туманна,

Альдебаран пугливо мерцал.

И не показалась Венера.

Но теперь воспрянули все.

Орион и Арктур засверкали.

За Алтаиром далеко

новые звездные знаки

блестят, и туманность

созвездий ясна и прозрачна.

Разве не видишь ты

путь к тому, что

мы завтра отыщем?

Звездные руны проснулись.

Бери свое достоянье.

Оружье с собою не нужно.

Обувь покрепче надень.

Подпояшься потуже.

Путь будет наш каменист.

Светлеет восток. Нам

пора.

Последние выставки воплотили идею, о которой мне уже приходилось несколько раз писать и говорить. С позиции истории искусства самым важным всегда будет открытие так называемых неизвестных художников, ведь имена великих мастеров зачастую общепризнаны всеми.

Просматривая стандартные справочники по искусству, в дополнение к знаменитостям мы обнаружили ряд имен, чьи произведения не имеют широкой известности. Тем не менее эти художники доживали до преклонного возраста, непрерывно работали и были учениками великих мастеров.

О выставке в Париже пресса писала следующее: “Выставка из шестидесяти полотен, провозглашенных знатоками высшим достижением искусства, но включающая и работы неизвестных художников, была организована в Париже под покровительством Джорджа Хьюсманса и удостоилась чести стать самой замечательной из тридцати выставок парижского сезона”.

Выставка неизвестных художников напомнила старым коллекционерам и критикам моменты многих ошибочных суждений, сделанных лучшими авторитетами от искусства.

Один из них писал: “Тридцать лет назад у меня родилась мысль передать устроителям выставки маленький римский ландшафт, выполненный в светло-желтых и голубых тонах, а также рисунок пером, изображавший крестьянина в большой шляпе. Обоим произведениям было отказано. “Скучный” желтый ландшафт был выполнен Коро, а рисунок оказался не чем иным, как произведением самого Рембрандта”.

Другой критик добавил, что полотна неизвестных авторов приобретаются сегодня крупнейшими художественными музеями и, как полагают, многие из них принадлежат кисти великих мастеров. На недавней выставке древнего итальянского искусства в Париже демонстрировалось знаменитое произведение “Концерт на свежем воздухе”, приписывавшееся выдающимися авторитетами кисти Тициана, а ныне признанное шедевром Джорджоне.

Подобные парадоксы заставляют вспомнить известное высказывание Тулуз-Лотрека: “Картину следует постигать сердцем”. Другими словами, картину нужно оценивать по ее достоинствам, а не только по подписи. Французский художник добавляет: “Так ли это важно, если вдруг обнаружится, что изображение Евангелиста написано не Веласкесом. Ведь высокое качество живописи ставит ее в один ряд с творениями кисти великого мастера!”

Можно припомнить много фактов, которые основаны на очень зыбких общепринятых суждениях. В музее Метрополитен в Нью-Йорке имеется картина, приписываемая Массейсу, которая в действительности является произведением очень интересного, но совершенно неизвестного нидерландского мастера Хазелера. Его подпись, которую видели и я, и хорошо известный знаток искусства сенатор Семенов-Тян-Шаньский, очевидно, была удалена предыдущим владельцем. Конечно, для рынка небезразлично: продать неизвестного Хазелера или заиметь возможность предложить знаменитого Массейса.

Я сам видел письменное свидетельство всем известного специалиста, удостоверяющее в том, что картина написана Рембрандтом. Но именно с этого полотна было удалено имя Яна Викторса, известного ученика Рембрандта. Я помню также ландшафт восемнадцатого века, под которым просматривалась старая подпись семнадцатого века. Можно сослаться на множество рассказов, красноречиво свидетельствующих о том, что ценность полотна определяется не подписью, а его художественными достоинствами.

Существуют два вида коллекционеров. Одни требуют в первую очередь только имя, другим важно художественное мастерство. Для коллекционеров первого типа было создано бесчисленное множество подделок. Наиболее наглые торговцы произведениями искусства любят подсмеиваться: “Цена подписи не больше двух шилингов”.

Если даже сейчас, прямо на наших глазах, исчезают подписи с полотен, то совершенно ясно, что подобные зловещие эпизоды имели место и в прошлом. Рассказывали об одном хорошо известном коллекционере, который всегда носил с собой пузырек со спиртом, и пока торговались по поводу картины, он умудрялся стереть на ней подпись, чтобы занизить ее цену. Множество трагедий происходило в жизни вокруг произведений искусства. Однажды мы были поражены, увидев, как реставратор намеренно приводил прекрасную картину в ветхое состояние, чтобы приобрести ее подешевле.

Всем доводилось слышать о шедеврах Леонардо, поврежденных религиозными фанатиками и жестокими завоевателями. Я помню, что прекрасный набросок Рубенса был использован в качестве картона для книжного переплета. Отличный портрет работы Брюллова был покрыт безобразным пейзажем. Под блистательным произведением, приписываемым Ингресу, была обнаружена подпись его сотрудника Карбоньера. Во всех странах всегда существовала намеренная или непроизвольная замена имен или названий. Наряду с пересмотром ценностей и модой каждый век имел свои условности. Вместо правдивой переоценки вновь происходило утаивание.