Но не будем останавливаться лишь на искусстве прошлых веков. Проблемы современного искусства еще более остры. Могут ли примеры прошлого научить подрастающее поколение с открытым сердцем подходить к молодым художникам? Можно ли говорить об известности или неизвестности того или иного художника? Ведь для кого-то он значится известным, а для кого-то нет.
Мне рассказывали о замечательной коллекции “неизвестных” французских художников недавнего прошлого. Коллекционер из Марселя начал собирать картины авторов, которые умерли в молодом возрасте или от отчаяния забросили живопись. Было представлено большое собрание полотен. Посетитель, незнакомый с их именами, мог подумать, что это картины Дега, Моне, Мане, Рафаэля, Менара, Латоше и других известных французских художников. В эту коллекцию входило также несколько весьма ярких индивидуальных работ. Хочется думать, что когда-нибудь предприимчивые люди смогут сделать из подобной коллекции внушительную выставку, поражающую воображение. Кроме картин, написанных рано ушедшими из жизни художниками, существовали и такие, которые принадлежали авторам, считавшим себя неудачниками. Но возникает вопрос, вправе ли они были считать себя неудачниками? Ведь порой ужасная несправедливость приводит людей к такой незаслуженной самооценке.
Наш друг, произнося слово “неизвестный”, всегда любил добавить “неизвестный мне”. И в этом был глубоко прав. Как может некто утверждать, что это неизвестный художник, в то время как в другом месте и в другое время он может быть почитаем незнакомыми людьми? Многим современникам следовало бы прислушаться к такому мнению. Другими словами, в приступе самомнения некоторые люди воображают, что если они чего-то не знают или не допускают, то и все другие думают так же. Таково обычное невежество тщеславия. Кроме того, вопрос об известности или неизвестности — один из самых условных. Ведь понятие это зависит от множества случайных обстоятельств, как сознательных, так и бессознательных. Многие великие гении получили признание лишь после смерти. По некоторым курьезным причинам для большинства людей смерть является серьезным фактором признания.
О Господи! Как часто из-за глупого невежества отвратительный танец смерти вытесняет прекрасный сужденный Танец Жизни!
Могут ли выставки “неизвестных” художников напомнить нам лишний раз об относительности человеческих суждений, и могут ли они помочь восторжествовать еще одной справедливости в современном мире?
Все мы знаем о страданиях ученых, таких, как Коперник, Галилей, Парацельс, Лавуазье и других бесчисленных жертв в борьбе за правду. Много вышло книг, посвященных мученикам науки, и следом неплохо было бы издать серию “Мученики Искусства и Культуры”. Веря в то, что художники являются проповедниками красоты, нам необходимо знать обо всем, что способствовало их достижениям.
Нам известно не только о древнем Герострате — губителе красоты. Так же и в наши дни в Лондонской Королевской Академии Художеств варварски была уничтожена картина Сарже. В Лувре вандалы изрезали холст Миллета “Ангел”, а другим двуногим ножом была исполосована картина Репина “Иоанн Грозный” в Третьяковской галерее в Москве. Много написано о вандализме, и потому мы с надеждой смотрим на Знамя Мира, как на Красный Крест Культуры, служащий для защиты подлинных человеческих ценностей. Позвольте мне отметить еще один вид скрытого, но очень жестокого вандализма, который как бы исподволь существует во многих странах.
Исследуя творчество древних мастеров, мы часто сталкиваемся с фактом, когда поверх многих прекрасных полотен, по неизвестным причинам, заурядными художниками писались сюжеты на самые разнообразные темы. Очевидно, старая картина вышла из моды, и художники просто использовали холст как материал для создания более современных и модных творений. Было бы ошибочно думать, что подобным варварским актам подвергались лишь второсортные картины. Наоборот, среди отмеченных случаев встречается множество известных авторов, занимающих ныне почетное место в истории искусства.
Мне довелось видеть старую копию с широко известной картины художника Корригио, находящуюся в Национальной Галерее в Лондоне, и на ней отчетливо просматривались штрихи древнего портрета. И в самом деле, основание картины выглядело значительно старше, чем копия. Однажды нам пришлось стать свидетелями того, как из-под картин, относящихся к XVII или XVIII веку, выступили хорошо сохранившиеся прекрасные оригиналы Ламбера Ломбара, Рожера ван дер Вейдена, Адриана Бломара и подобных им знаменитостей.
Приведенные примеры показывают, что вандализм совершается не только руками обычных преступников, но и тайно в знатных домах ради тщеславия и предрассудков.
Красоту нельзя оберечь одними приказами и законами. И лишь когда человеческое сознание постигнет ее беспредельное величие, ее творческую силу, благородство и утонченность, только тогда истинные человеческие ценности будут сохранены. Не следует думать, что явление вандализма относится только к прошлому и связано с именами некоторых известных завоевателей. Общеизвестно, что разные виды вандализма происходят и сегодня. Поэтому попытка защитить и спасти красоту не абстрактна и сомнительна, а крайне необходима и безотлагательна.
Ясно, что образование в области искусства и красоты является насущной необходимостью. И несмотря на то, что это “прекрасная” необходимость, она подразумевает обязанности и ответственность. Нам всегда радостно видеть, как замыслы воплощаются в действия. Такое преображение можно выразить ясным и в то же время почти непереводимым словом oeuvre. Можно сказать “творение”, но все-таки придется согласиться в том понимании, в котором oeuvre пришло из французской литературы.
Об искусстве во всех его проявлениях принято судить очень легкомысленно. Кто-то прочел два стихотворения и уже говорит о поэте. Кто-то увидал три-четыре картины или воспроизведения картин — и уже судит о художнике. По одному роману определяется писатель. Одна книга очерков уже достаточна для бесповоротного суждения за чашкою чаю.
Не раз отмечено в литературе, что знаменитая “чашка чаю” ни к чему не обязывает. Может быть, и суждения, произнесенные за столом, тоже ни к чему не должны обязывать, а между тем часто они имеют очень глубокие последствия. В таких беседах за “чашкою чаю” люди и не думают о том, что отдельные произведения являются лишь лепестком всего oeuvre. Вряд ли даже опытный садовод или ботаник взялся бы судить о всем растении по одному лепестку цветка.
Решительно во всех родах творчества — в литературе, и в музыке, и в живописи — всюду нужно внимательное и бережливое отношение. Каждому приходилось читать и слышать, как авторам навязывали многое, им совершенно несвойственное, цитируя лишь обрывки из их неразрывного потока мыслей. Ведь не случайные люди берутся судить. В каждой области есть свои самоопределенные судьи.
Говорят, что общая оценка меняется трижды в столетие, так, как бы по поколениям. Понаблюдать эти извилины оценок очень поучительно. Сколько посторонних соображений будет влиять на общественное мнение! Соперничество издательств, или корысть продавцов художественных произведений, наконец, всякие разнообразные формы зависти и вражды так сложно отражаются на оценках, что будущему исследователю-историку часто совершенно невозможно разобраться. Можно бы привести к этому множество примеров.
Давайте не будем касаться некоторых эпизодов из мира коллекционеров, конкуренция среди которых доводит их до недостойного поведения. Очень важно помнить, что оценки творческой работы необыкновенно уклончивы и несут в себе много личного. Вспоминается, как некий любитель музыки предупреждал хорошо известного музыканта не играть в некоторые дни, так как у влиятельных критиков была зубная боль. Но когда ко всем этим пристрастным случайностям присоединяется еще и полное невежество в отношении творчества того или иного деятеля, тогда положение становится поистине трагичным.
Вспомним любого многотомного писателя. Можно ли судить о нем, не зная последовательно всех его трудов? Конечно, можно судить отдельные произведения автора, но тогда это будет суждение о произведении, но не обо всем творческом oeuvre. И не только как биография большой личности, но еще более ценно следить накопление творчества и все пути его выражения. Вот тогда еще раз вспоминается это удачное в смысле своем слово oeuvre. Оно заставляет особенно широко помыслить, заставляет очертить целое явление и широко рассмотреть его влияние и последствия.
