— На самом деле её специально законсервировали, — закончил аэллэ. — Потому что именно там находится сердце древнего договора — магический якорь, удерживающий баланс между людьми и драконами. Место, которое должно было оставаться неприкосновенным и защищённым.

Мне вспомнились обрывки семейных легенд, которые я — вернее, Лиралин — слышала в детстве. Истории о древней твердыне, о запретном месте, куда нельзя ходить. О проклятии, якобы поразившем землю предков. Все эти полузабытые сказки вдруг обрели зловещий смысл.

— Если то, что вы говорите, правда, — медленно произнёс Латор, — то активация артефактов в этих семи точках создаёт магический резонанс, направленный на разрушение сердца договора в древней крепости.

— Это ещё не самое страшное, — мрачно добавил Дион. — Мы полагаем, что ритуал ещё не завершён. Эти семь точек — лишь первая фаза. Враги готовят нечто большее — полную инверсию магического поля договора.

— Что это значит? — спросила Оуката, до этого молча следившая за разговором.

— Это означает, — объяснил аэллэ, — что вместо союза, поддерживающего магический баланс между нашими народами, договор превратится в своего рода магическую чёрную дыру, высасывающую силу. Драконы потеряют способность к трансформации, люди — к магии. Мы вернёмся к состоянию до союза, но в гораздо худшем положении — ослабленные, уязвимые, неспособные защитить себя.

— От кого защитить? — напряжённо спросил один из старейшин. — Если люди и драконы потеряют свою силу, кто выиграет?

Дион мрачно усмехнулся:

— Это главный вопрос, не так ли? Кому выгодно ослабление обоих народов?

В моей прежней жизни — жизни Марины — я бы отнесла такие разговоры к области фэнтезийных романов. Но здесь, в этом мире, с его реальной магией и драконами, древними договорами и проклятиями... здесь всё это звучало слишком правдоподобно.

— И что нам делать? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. — Как остановить этот процесс?

Аэллэ повернулся ко мне, и в его усталых глазах появилось что-то похожее на надежду:

— Для начала вы должны попытаться нейтрализовать проклятие во мне и других пострадавших. Это даст нам время. Затем... — он перевёл взгляд на карту, — мы должны отправиться к древней крепости Радналов и восстановить целостность магического якоря договора.

— Но как? — спросил Латор. — Если даже лучшие маги королевства не могут противостоять этому проклятию...

— Только Преображающий может обратить вспять процесс разрушения магии, — тихо произнёс аэллэ, глядя мне прямо в глаза. — Как Эйран создал договор, так его потомок должен восстановить его. Круг должен замкнуться.

Я почувствовала, как внутри поднимается странная смесь страха и решимости. Часть меня — та, что была Мариной — протестовала, кричала, что это слишком много, слишком быстро, что я не готова к такой ответственности. Но другая часть — истинная Лиралин, с её родовой памятью и инстинктами Преображающего — ощущала правильность происходящего, словно всё моё существование было подготовкой к этому моменту.

— Я попробую, — сказала я тихо, но твёрдо. — Сначала исцелить вас, а затем... что ж, будем решать проблемы по мере их поступления.

Я встала и подошла к аэллэ:

— С вашего позволения, я начну прямо сейчас.

Тайрел кивнул и протянул мне свою поражённую руку:

— Действуйте. Судьба двух народов может зависеть от вашего дара.

Я осторожно взяла его руку в свои ладони, чувствуя, как тёмная, искажённая магия пульсирует под кожей. Закрыв глаза, я позволила своему новому восприятию проникнуть глубже, увидеть не только физические проявления проклятия, но и его энергетическую структуру.

И то, что я увидела, заставило меня вздрогнуть.

Проклятие было похоже на живое существо, на паразита, внедрившегося в магические каналы аэллэ и питающегося его силой. Но самым тревожным было то, что в самой сердцевине этой тёмной энергии я чувствовала знакомый оттенок — едва уловимую, но несомненную сигнатуру родовой магии Радналов.

Моей магии.

Это было всё равно что обнаружить собственный нож в спине друга — шокирующее, невозможное предательство.

Но я не могла позволить себе отступить перед этим открытием. Сосредоточившись, я начала применять свой дар так же, как делала это в храме — не борясь с тьмой, а напоминая искажённой энергии её истинную природу, её изначальное предназначение.

Это была не просто техника исцеления — это было своего рода переговоры на энергетическом уровне, убеждение вернуться к гармонии.

И к моему удивлению, тьма отозвалась.

Медленно, неохотно, но она начала отступать от кончиков пальцев, возвращаясь к более чистому, естественному состоянию. Не исчезая полностью, но трансформируясь, вспоминая своё истинное предназначение.

Я чувствовала, как пот стекает по моему лбу от напряжения, но не останавливалась. Миллиметр за миллиметром тёмные линии отступали, превращаясь в едва заметный серебристый узор, похожий на тот, что появился на моей собственной коже после ритуала в храме.

Когда я наконец открыла глаза, все присутствующие смотрели на меня с неприкрытым изумлением. Аэллэ поднял руку перед глазами, рассматривая изменения — вместо чёрных, зловещих линий его кожу теперь украшал тонкий серебристый узор, элегантный и почти незаметный.

— Невероятно, — прошептал он. — Боль ушла.

— Пока – да, но боюсь, нам все равно нужно нейтрализовать источник.

Ринтана Литания приблизилась и осторожно провела рукой над предплечьем аэллэ, проверяя магические каналы:

— Поразительно! Я никогда не видела такого целительного эффекта!

— Но как вы это сделали? — спросил Дион. — Даже объединённые усилия лучших целителей не смогли справиться.

Я пожала плечами:

— Я не боролась с ним. Я... напомнила ему о его истинной природе. Эта магия — искажённая версия родовой магии Радналов. И как Преображающий, я могу видеть её изначальную форму и помочь ей вернуться к этой форме.

— Вы говорите о магии как о живом существе, — заметил один из старейшин с лёгким скептицизмом.

— Потому что на глубинном уровне она и есть живая, — ответила я. — Не в буквальном смысле, конечно. Но магия — это не просто инструмент или энергия. Это... отражение самой жизни, со своими паттернами, своей памятью, своими стремлениями.

Аэллэ медленно поднялся, и я заметила, что даже его осанка изменилась — исчезла скованность и напряжение, вернулась естественная грация и сила:

— Что бы это ни было, оно работает.