«Как… — голоса свекрови и супруга стихли, но я так и продолжала стоять на месте, чувствуя, как сильно меня трясёт. — Как можно своего родного ребёнка обречь на такую жестокую участь? Как можно продать его, зная, что после столь страшного и запрещённого ритуала он превратится в ходячую безжизненную оболочку⁈»

Слёзы так и продолжали бежать по щекам, а я… Я чувствовала, что во мне что-то трескается. Сильнее и сильнее. Все те страдания, которые пришлось терпеть в поместье Саверонов, давили, загоняли в угол, лишая воли и запирая её за семью печатями. Но сейчас… Сейчас от услышанного появилось чёткое ощущение того, что эти печати рушатся, выпуская на свободу полоски яркого света, в котором я так нуждалась.

Наяра была полна решимости дать отпор, который эти твари навсегда запомнят.

«Моей энергии захотели⁈ Ни черта вы не получите!»

Прикрыв глаза, шумно втянула носом воздух. В голове, несмотря на пережитое, уже сложился чёткий план дальнейших действий. Теперь даже речи не шло о том, чтобы пойти на сделку.

«Хотите опозорить мою семью? Да пожалуйста! Они уже давно опозорили сами себя своими поступками и словами!»

В груди заворочалась совесть, ведь я приняла решение окончательно растоптать те скудные крохи влияния своей семьи, но мне удалось быстро заглушить её.

Внезапно начали всплывать моменты из прошлого, где меня не раз наказывали за то, что я пыталась отругать братьев и объяснить им, что нужно экономить. В ответ они огрызались, шипели, насмехались, обзывая синим чулком и занудой, а потом шли и жаловались родителям, которые могли применить прут или ладонь для пощечины, не говоря про обидные слова.

«И я собиралась пожертвовать своей Наярой ради вас⁈ Пожертвовать той, кому я правда дорога⁈» — меня трясло всё сильнее, а вместо льющихся потоков слёз пришла злость, перерастающая в ярость.

Знала, как поступлю дальше. А ещё знала, что легко мне точно не будет. Для всех я стану отбросом! Девицей, от которой отказалась знатная семья, ведь ребёнка им я так и не родила…

«И хорошо, что не родила! Родить от Эстара, значит, обречь свою кроху на вечные мучения! Он вырастет либо забитым, либо… таким же, как его отец!»

Ни той, ни другой участи своему малышу я не желала.

Глубокий вдох…

За ним ещё один…

И ещё…

Мне нужно было успокоиться и как можно скорее, ведь то, что я собиралась сделать, необходимо провернуть на холодную голову.

Всё ещё с колотящимся сердцем я посмотрела по сторонам, понимая, что в округе никого нет. И именно это мне и требовалось.

Дрожащими пальцами подхватила юбку, чуть приподнимая её и осторожно делая первый шаг.

Я кралась вдоль кустов, приседая от голосов стражников или же просто подозрительных шорохов, чтобы как можно дольше остаться незамеченной.

Теплые потоки ветра обдували моё лицо, высушивая слёзы, а я всё шла и шла, замечая в метрах тридцати выход из проклятого поместья Саверонов.

Решительно вздохнув, распрямила плечи и уверенной походкой направилась к воротам.

— Госпожа! — стражник, что вполне ожидаемо, заметил меня, поспешив узнать, куда я собралась.

— Что такое? — вскинула я бровь, посмотрев в его сторону с вызовом, к которому никто в этом поместье не привык.

— А вы… — начал было он.

— Свекровь, — перебила я его, нагло обманывая, — отправила меня на рынок за новой тканью!

— Но мне не говорили, что вы куда-то…

— Так иди и спроси, если не веришь! — холодно процедила сквозь зубы, понимая, что нужно уходить, пока не подошли другие стражи. — Она как раз сейчас в «прекрасном» расположении духа! — усмехнулась я, проходя мимо опешевшего мужчины, смотрящего мне вслед.

Никто не привык видеть меня такой, что ж… я начинаю новую жизнь.

Никогда не забуду, как вышла за ворота поместья. Казалось, за ними даже воздух был другим. Чистым, сладко-свежим… с ароматом свободы.

Не оборачиваясь, чтобы не вызвать лишних подозрений, я неспешно направилась в сторону рынка, который, к слову, был в пятнадцати минутах от поместья.

На самом деле мне действительно нужно было туда, ведь именно там находилось здание суда, в который я намеревалась подать заявление на развод. Зачем махать кулаками и бросаться ядовитыми слюнями в лицо свекрови? Это лишнее! Я сделаю так, что ни она, ни её сын не получат желаемого. Да, привлечь их за несовершёную сделку мне не удастся, ведь мои слова не будут являться доказательством, а вот утереть им нос, разбив намеченные планы в пух и прах, — вполне!

Такого от меня они точно не ожидают! Что ж… им же хуже!

4. Последний рывок

Алана

— Вы уверены? — с нескрываемым недоумением в голосе произнёс судья, медленно обводя меня пристальным взглядом с головы до ног.

— Уверена, — ответила ему решительно, с трудом пряча бурлящую в груди ярость и принимая печальное выражение лица. — Я хочу подать заявление на развод!

Могла понять его растерянность, ведь подобного рода процедуры случались крайне редко. Во-первых, мало кто был готов демонстрировать посторонним своё «грязное белье», это считалось дурным тоном. Во-вторых, поданное прошение на развод привлекало всеобщее внимание и, что естественно, вызывало осуждение со стороны народа, бросая тень позора сразу на две семьи. В-третьих, для того, чтобы судья одобрил бракоразводный процесс, требовались неоспоримые доказательства для этого. И они имелись — синяки по всему телу, появившиеся, когда в последний раз стражи по приказу Эстара швырнули меня с крыльца. Я упала, прокатившись по острым углам деревянных ступеней. Было больно, но я не проронила ни слезинки, потому что душа страдала куда сильнее, нежели тело.

— Какова причина? — вскинул кустистые брови судья, глядя сосредоточенно, даже немного пугающе.

— Супруг… — мне сложно было лгать, не привыкла я к такому, но Эстар сам виноват. Заслужил! — Супруг бьёт меня. Я больше этого не вынесу. Помогите мне… пожалуйста.

Неподалёку стояли стражи. Слыша наш разговор, они заинтересованно посмотрели в мою сторону.

В глазах судьи промелькнуло недоумение.

— Бьёт? — нахмурился он.

Я едва заметно кивнула, опуская измученный взгляд в пол, а затем коснулась рукава, медленно задирая его и демонстрируя не до конца сошедшие синяки, которые было хорошо видно.

— Они… по всему телу, — сорвалось безжизненное с моих губ. — Если нужно, я могу показать…

— Будьте любезны, — обратился судья к женщине-писарю, которая скрупулёзно фиксировала каждое слово.

Она поднялась из-за стола, указав рукой на дверь.

Я послушно направилась к ней.

Спустя несколько минут, когда моя одежда была снята, а следы «издевательств Эстара» зафиксированы, я, одевшись, вновь вышла в общую комнату.

Женщина направилась к судье, что-то тихо сказав ему.

— Как давно это происходит? — долетел до меня вполне ожидаемый вопрос с его стороны.

— На протяжении восьми месяцев, — прошелестела я в ответ, чувствуя, как голос дрожит от напряжения.

В помещении воцарилась гнетущая тишина, натягивая нервы до предела.

Я лгала, ведь супруг меня не трогал. Но! Пусть пихали и выкручивали мне руки стражи, всё же инициатором их действий был Эстар! Так что моя совесть чиста! Тем более за то, что он собирался со мной сделать, его наказание должно быть куда суровее, чем просто всеобщий позор!

— И в чём же он вас обвинял, когда поднимал руку?

Затаила дыхание, чувствуя, что ступаю по тонкому льду.

— Беременность… — горько покачала я головой, наигранно шмыгнув носом. — У меня не получалось забеременеть… — к горлу подкатил ком ярости, и мой голос дрогнул.

— В таких-то условиях оно и не удивительно, — долетело со стороны женщины-писаря.

Судья хмуро посмотрел на неё, но та в ответ лишь фыркнула, продолжая своё дело.

— Вы понимаете, что из-за развода на вашу семью и семью супруга ляжет пятно позора?