Не то чтобы Милую Милу устраивало положение любовницы женатого мужчины, но куда денешься? Жизнь есть жизнь…

Искала в Интернете подходящего мужа. Но после очередной неудачной встречи, давала себе обет прекратить всякие интернетные интрижки, потому как ничего путного тут все равно не найдешь…

Вот и жила с женатиком.

Два раза по будним дням на неделе. И всякий раз днем… И ни разу так, чтобы ночь вместе или выходной день с любовником на природе. Потому как у Володи есть жена, а семья – это святое. Спать ночью надо дома с женой и субботу с воскресеньем проводить с семьей на даче. А любовница? А для встреч с любовницей он выкраивал пару часиков днем во вторник и четверг. На квартирке Милкиной подруги, которая ей ключи давала…

Когда Ланочка с со своей подругой в Москву сбежали, Милая Мила сперва хотела к Володе Лубянскому бежать, все-таки милиционер, хоть и налоговый, все-таки что-то может… Найти, догнать, вернуть…

Но как назло, Володька был в это время с семейством своим в отпуске – нежил целлюлитное тулово своей Аннушки на Черноморском побережье украинского Крыма. А когда вернулся, то настолько закрутился-завертелся с работой, что не до Милой Милы и не до Ланочки ему было… И кстати, и кстати… То дело, каким Вова Лубянский занялся после отпуска, было не просто архи-важным, потому как его контролировали аж из самой администрации Президента. Нам с тобой, дорогой читатель, оно особенно интересно тем, что касалось оно Вадима Вадимовича Бойцова – Надиного отца.

Лубянский Вадима Бойцова знал.

Как же, земляк.

Неприятно было заниматься делом земляка, тем более, коллеги, брата-силовика в погонах. Лубянский – налоговый полковник, а Бойцов – полковник таможенной службы.

Но генерал верно сказал Володе, что у нас любой может попасть под политическую компанейщину очередной показушной борьбы со злоупотреблениями. Эта борьба перед новыми думскими выборами, вот и за таможенников взялись, а следующая чистка рядов будет к президентским выборам. И за кого тогда возьмутся? Не за налоговиков ли самих?

Так или иначе, но за дело браться пришлось.

Вадима Бойцова взяли под стражу, и сидел он теперь в изоляторе на Литейном. А Вова Лубянский был после отпуска так занят, что Милая Мила не могла достать своего любовника ни по мобильному, он был попросту отключен, ни по служебному, по которому с полковником не соединяли… А по домашнему церемонная и деликатная Мила звонить не решалась.

Так и упустила Милая Мила момент, чтобы поехать в Москву да отловить свое сбежавшее дитя.

Но дитя не было бессердечным. Оно звонило почти каждый день маме на мобильный, или присылало sms-ки, что живо-здорово и что волноваться не след. И заодно передавало привет маме Нади от ее дитятка, утешая ее. Надиной маме пришлось совсем туго – лишиться в одночасье и мужа, и дочери.

Мама-Мила, конечно же, волновалась, но решила отложить операцию по отлову и возвращению дочери до той поры, когда главный ловец – Вова Лубянский освободится от срочной работёнки.

Время шло.

Вова все не освобождался.

А тут вдруг сама Ланочка заявилась. Да не одна, чтобы ей тут попу не нашлепали, да не арестовали, а приехала, прикрываясь важной дамочкой из Москвы.

А дамочка с документами, все честь по чести.

С красивым пурпурно-глянцевым удостоверением, что она работает помощницей режиссера на телевидении, и с командировочной бумагой с печатями от известного телеканала…

Оказывается, ее беспутная беглая дочь попала на телевидение, прошла кастинг и теперь должна ехать на Кубу сниматься. И ей, как несовершеннолетней нужна были бумажка от родителей, что те не возражают против поездки дочери за рубеж.

– Бесстыдница! Тебе маму не жалко? – разревелась Мама-Мила.

– А тебе меня не жалко? Ты не меня, ты себя жалеешь! – в свою очередь тоже разревелась Лана, чувствуя, что мама может и не пустить ее на Кубу.

Дамочка с телевидения увещевала, уговаривала:

– Это такой шанс для вашей дочери, после выхода телешоу на экраны перед ней откроются двери всех факультетов. Ее в любую престижную актерскую школу возьмут потом, в любое модельное агентство! Другие за такой шанс душу дьяволу готовы продать! А вашей дочке такое счастье привалило!

– Вот я и хочу узнать, – утирая слезы, говорила Мама Мила, – вот я и хочу узнать, за какие-такие заслуги моей доченьке счастье такое привалило, если, как вы говорите, был строгий кастинг. Там ведь такие звезды снимаются?

– Ну, за нее попросил один человек, – пояснила дамочка с телевидения.

– Что за человек? – строго поглядев на дочь и на помощницу режиссера, спросила Мама-Мила. – Лана! С какой стати он за тебя просил?!

– Чудесный человек! – улыбнулась администраторша из Москвы. – Это известный теле- и кинокритик Баринов, он совершенно бескорыстен.

– А с чего этот Баринов за Ланочку хлопотать стал? – не унималась Мама-Мила.

– Да он просто хотел нам с Надей помочь, – начала было Лана, но мать жестко оборвала ее:

– Тебя не спрашиваю, с тобой потом разговор будет.

– Эх, кабы вы знали Александра Евгеньевича, – всплеснула руками администраторша из Москвы, – у вас бы никаких сомнений не было.

В общем, в тот раз до конца не договорились.

Блудная дочь с администраторшей уехали обратно в Москву, Ланочке надо было участвовать в студийных съемках тех эпизодов, которые снимались не на Кубе, а в Москве.

Ланочка уехала, а Мама-Мила своего разрешения не дала. Категорически сказала, что пока этого ходатая, этого Баринова, сама не увидит, никуда Ланочка не поедет.

Тем более на Кубу.

– Вот такая вот у меня миссия, Люба, – сказал Баринов, опуская боковое стекло и впуская в машину необычайно жаркий для этих северных мест ветер, – еду объясняться с мамой моей юной протеже.

– Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом! – хмыкнула Люба, глядя на дорогу.

Они ехали по Мурманскому шоссе в сторону Всеволожска в Любином "форде".

– Это из Грибоедова, что ли? – улыбнулся Баринов. – У меня другая комиссия, быть мелкой протежейки ходатаем.

– Так или иначе, но пожилым мужчинам вечно приходится из-за молодых барышень страдать, – подытожила Люба.

– Пожилому? – ухмыльнулся Баринов, кося глаз на водителя, – мы с тобой одногодки, между прочим.

– Мужской век теперь короток, Саша, короче женского, – сказала Люба, – в России мужчины в среднем до пятидесяти пяти живут, а женщины до семидесяти пяти.

– Ой, не пугай, Любовь моя! Я и без твоих пугалок то инсульта, то инфаркта, то диабета, то простатита страшусь, а тебе, женщине чего бояться? Разве что морщин на лице или целлюлита на попке? А от этого ведь не умирают.

– И то правда, – согласилась Люба.

Встали в пробке.

Впереди был какой-то железнодорожный переезд.

– Так, а что у тебя за интерес-то во Всеволожске? – после продолжительной паузы спросил Баринов.

– На завод фордовский заеду, – не отрывая взгляда от стоявшей впереди машины, ответила Люба.

– Ой, не ври, – хмыкнул Баринов, – я вранье всегда носом чую, особенно бабье.

– А чем тебе моя версия не нравится? – улыбнулась Люба.

– А то, что на сервис на завод не ездят, для этого есть дилерские сервисные центры. Ты чего-то мне не договаривашь – Ну, хочу на мамочку этой твоей протежейки поглядеть, – призналась вдруг Люба.

– Да и тебя так давно не видала, соскучилась.

Машины впереди тронулись.

Люба отпустила педаль, и "фордик" резво побежал, как будто чуя, что едет на родину – к тому заводу, где два года назад его собрали из привезенных из-за границы деталей.

Они въезжали во Всеволожск.