Потом наступила тишина. Только потрескивание остывающего металла и капание чего‑то маслянистого на пол.

Кузьмич стоял перед дымящимися останками своего детища с выражением полного непонимания на лице:

– Но это же невозможно. Триста единиц – теоретический максимум для камня такого размера. Это противоречит всем законам…

– Вашим законам, – поправил я. – Природа по другим правилам играет.

– Это невероятно… – механик схватился за голову. – Если один камень может держать такой заряд, то вся современная артефакторика…

– Устарела, – закончил за него Добролюбов. Но в его голосе не было сочувствия – только деловой интерес. – Господа, вы понимаете что это значит? Переворот! Один камень господина Ключевского заменяет три‑четыре обычных! Представляете экономию для водоходных компаний?

Волнов не удержался от искушения. Пока мы все стояли вокруг почившего прибора, старый лодочник начал свое представление. Он расхаживал по мастерской, размахивая руками как актер провинциального театра:

– Вы тут про камни, про заряды… А я вам про настоящее чудо расскажу! Моя лодка, ту что я выдал в пользование господину Ключевского и которую он улучшил, так вот она на теперь летает! Летает, говорю вам!

Добролюбов слушал с вежливым интересом делового человека, который умеет отличить преувеличение от правды. Кузьмич все еще скорбел над прибором, но ухо у него навострилось.

– Сегодня утром опробовали, – продолжал Волнов, входя в раж. – Патрульный катер обогнали как стоячего! Стражники даже свистнуть не успели! А уж как она на поворотах идет – загляденье!

– Преувеличиваете, Иван Петрович, – мягко заметил Добролюбов. – Патрульные катера оснащены двойными камнями последнего поколения.

– Вот именно! А мы их сделали! – Волнов торжествующе ткнул в меня пальцем. – На старых камнях! На тех, что я три года назад за бесценок купил!

Кузьмич наконец оторвался от созерцания обугленных внутренностей прибора:

– Чушь. Полная чушь. Никакая лодка не может обогнать мой катер.

– Ваш катер? – Волнов прищурился. – Это который вы на прошлой неделе хвастались? С промышленным камнем от грузовой баржи?

– Не хвастался, а констатировал факт, – поправил Кузьмич. – Мой катер развивает скорость до тридцати узлов. Это рекорд для частного судна.

– Ха! – Волнов хлопнул себя по колену. – Держу пари, наша лодка быстрее!

– Исключено.

– Проверим?

– Да хоть сейчас!

Они встали друг напротив друга как петухи перед дракой. Волнов – маленький, жилистый, с усами торчком. Кузьмич – крупнее, солиднее, но сейчас весь ощетинившийся от возмущения.

«Дядьки ссорятся?» – Капля забеспокоилась. – «Будут драться?»

«Нет, просто меряются… гордостью».

«Гордостью можно меряться?»

«У людей можно».

Добролюбов, почувствовав запах выгодной сделки, вмешался:

– Господа, а что если устроить честное состязание? С судьями, зрителями, всеми правилами?

Кузьмич задумался. С одной стороны, его профессиональная гордость была задета. С другой стороны публичное состязание означало риск позора. Но любопытство и уверенность в своей технике победили:

– Согласен! Через час на главном причале! Дистанция – до старого маяка и обратно!

– Погодите‑ка, – вмешался Волнов. – Знаю я твой катер. Там у тебя действительно один камень стоит. Только он по размерам как на барже. И по скорости соответствует. Не совсем честно.

– А что, испугались? – Кузьмич ухмыльнулся. – Хвалились‑хвалились, а как до дела дошло…

Волнов уже открыл рот для гневной отповеди, но я опередил его:

– Принимаю вызов. Интересно проверить возможности.

Добролюбов потер руки – жест человека, предчувствующего хорошую прибыль:

– Тогда давайте сделаем это интереснее. Пари, господа! Если выиграет господин Ключевский – я закажу улучшение всего флота моей компании. Пять барж, три водохода.

– А если проиграет? – быстро спросил Кузьмич.

– Следующую партию из десяти камней зарядите бесплатно.

Я прикинул шансы. С одной стороны, промышленный камень – это серьезно. С другой стороны в управлении лодкой не было ничего сложного.

– По рукам.

Мы пожали друг другу руки, старый купеческий ритуал закрепления сделки.

– Через час! – Кузьмич уже направлялся к выходу. – Готовьте свою лодчонку! И готовьтесь проиграть! Мой катер еще никто не обгонял!

– Посмотрим, – спокойно ответил я. – Принимаю вызов!

Час пролетел незаметно. Забавно, как время тянется, когда ждешь чего‑то неприятного, и летит, когда предвкушаешь удовольствие. Сейчас был второй случай. Я ждал гонку с огромным интересом.

Моя лодка скользила по каналу к главному причалу на набережной. В обычный день здесь швартовались прогулочные суда самых обеспеченных людей в городе. Тех у кого лодки стоят дороже домов простых горожан, а плавают они на них раз в месяц, и то если погода хорошая.

Сегодня причал превратился в нечто иное. Еще на подходе я услышал гул голосов. Не просто разговор, а тот особенный звук толпы, которая собралась поглазеть на зрелище. В старину это вполне могла быть казнь или пожар. А сейчас явление сумасшедшего, который решил тягаться с лучшим механиком города.

Да, репутация у Кузьмича была именно такой. Оказывается, он был известен далеко за пределами фабрики Добролюбова. Этакий городской техно‑энтузиаст. С причудами, но очень крепкой базой знаний и прямыми руками.

«Много людей!» – Капля высунулась из воды у самого борта, её полупрозрачная мордочка выражала детский восторг. – «Все смотрят! Ждут!»

«Ждут, как я проиграю», – мысленно усмехнулся я.

«Данила не проиграет! Данила умный!»

Капля как всегда была права, своей удивительной логикой. Проигрывать я не собирался.

Толпа и правда собралась внушительная. Человек пятьдесят, если не больше. Даже удивительно, с какой скоростью распространяются слухи.

У самого края причала делали ставки. Двое прощелыг с лицами, на которых написано «мы честные люди, веришь?», принимали деньги и записывали ставки в засаленные тетрадки. Коэффициенты выкрикивали во всю глотку:

– На Кузьмича – один к двум! На ныряльщика – один к десяти!

Один к десяти. Забавно. Я мог бы поставить на себя или попросить об этом Волнова, но сам считал это нечестной игрой. Да и откровенно не люблю азартные игры, предпочитая зарабатывать руками и умом, либо собирать трофеи.

Я направил лодку к свободному месту у причала.

Волнов уже топтался на месте, едва не подпрыгивая от нетерпения. На его морщинистом лице играла целая опера эмоций. Акт первый – азарт, глаза блестят как у картежника, получившего четыре туза. Акт второй – тревога, брови сдвинуты, губы поджаты. Финал – жадность, потирает руки, явно подсчитывая будущие барыши.

Час перед гонкой я провел один, пояснив что нужно подготовиться. Волнов не решился спорить, но теперь сгорал от любопытства.

– А как люди собрались так быстро? – спросил я. – Удивительно.

– Чему тут удивляться? – пыхнул он своей вечной трубкой. – Это же городская традиция. Раньше каждую субботу гоняли. Каждый старался свою лодку улучшить, кто во что горазд. Сейчас реже, – он наклонился, понизив голос. – Сейчас все боятся Кузьмича. Он их делает как детей малых.

– И как, многие пытались его победить?

– А как же! – Волнов воодушевился, замахал руками. – Прошлым летом купеческий сынок Митька Коростылёв вызвал его. На новой лодке, прямо с верфи! Красавица была – лакированная, с медными украшениями, аж на четырех камнях.

Он помолчал для эффекта.

– И?

– А Кузьмич его так сделал, что Митька потом месяц со стыда на людях не показывался. Продал лодку за полцены и уехал в деревню к тетке.

Ободряющая история. Но меня больше интересовали не городские сплетни, а сам катер Кузьмича.