Ключ был у меня, и я не собиралась делиться им. Поэтому честно сообщила Тому, что закрою его.

– Ты будешь приходить? – в его глазах стояло желание верить мне.

– Сам как думаешь? – усмехнулась, собирая постельное белье.

– Не знаю.

– Конечно, буду. Не хватало еще тощенького трупа в моем доме, – фыркнула в ответ. Том хохотнул и тут же схватился за бок. Нда. Крепко досталось пацану.

Из зала промежуток от моей спальни до лесенки на чердак не просматривался. Там был глухой тупик. Поэтому за пару ходок отнесла необходимое и вернулась за страдальцем. 

Уже укладывая на старую софу пацана, полуутвердительно спросила:

– Тебя ведь будут искать…

– Не особо.

– Поясни.

– Мы так пару раз сбегали с Тоби. Через неделю возвращались.

– А Тоби?

– Вот он будет искать, – помрачнел парень.

Пообещав принести обед позже, попросила его подумать над тем, как поступить с братом. Удивительно. Я человек не контактный. Мне всегда было довольно книг и общества отца. Общение со сверстницами не прельщало. Искренне не понимала, о чем можно говорить с девочками, не отличающими “поверхностные плетения” от “глубинных контуров”. Считала это нормой. Теперь же захотелось поболтать хоть с кем-то ни о чем. Хотя почему с кем-то? Именно с Томом. 

О чееем я думаю?! Мне бежать скоро, а у меня ничего не готово! 

В коридоре столкнулась с Тобиасом. Он остро глянул, поиграл желваками, но молча прошел мимо. Какие между ними отношения, что в беде один другого меньше всего желает видеть? Харвишей воспринимала не как отдельных личностей, а как природное бедствие. Катастрофу, что приходит не спрашивая. Как лавину. Такую же беспощадную и неразумную. Как монолит. И мелкие были частью этой целостности.  Теперь взглянула на Тома поближе и увидела в нем человека. Если со стихией нельзя выстроить отношения и понять ее, то с человеком можно. Захочет ли? Планов моих это не меняло. Поэтому до обеда успевала еще в два места по работе.

Каким же насыщенным выдался день! Именно об этом думала, стоя недалеко от дома в закутке ранним вечером. Было еще светло, но я выдохлась. Трудные заказы. Раздобыть еды себе и болящему. Накормить того и вынести за ним незаметно ведро. Голова слегка кружилась. И надо же было именно в этот момент подловить меня ухажеру. Тому самому детине, который приходил свататься.

Здоровяк был головы на полторы выше меня, атлетически сложен и даже симпатичен. Белокурые, чуть вьющиеся волосы и незамутненные интеллектом прозрачно голубые глаза. В руках у него был котелок, которым тот размахивал, разговаривая со мной. Я уже минут пять не могла ухватить, что тому надо от меня.

– Мисс Эмми! Джеки меня кличут. Запомните. Это от Джека, значитца, – втолковывал он.

Я заторможенно кивнула. Стена соседского дома надежно подпирала мою спину. Еще немного, и я постыдно засну.

– Дак вот! Молочники мы. Лавки своей нет. Из деревни в город возим молоко к господам всяким. Стало быть, когда поженимся, то магазинчик-то у молодой семьи будет.

– Очень рада. Очень, – не могла вспомнить, за какую именно молодую семью следует мне возрадоваться.

– Вот! И я говорю так! А вы такая бледненькая. Туточки кашки мама наваристой сготовила. Лучшая кашка из всех в городе. Наваристая. Вам кушоть надо, – мерные движения котелка перед носом стали просто гипнотическими. Запах уже давно манил. Тело нервно реагировало, желая сожрать предлагаемое тут же. Руками, жадно чавкая и периодически прерываясь на сытую отрыжку. Воспитание сдерживало порывы. Я, как кролик, не отрывала горящего взора от котелка. Металлического. Старого. Крутобедрого. С бережно повязанной чистой тряпицей вместо крышки.

– Пахнет и впрямь… гм, аппетитно. Поздравляю. Ваша матушка – умелица, – закрыла я глаза, чтобы прервать наваждение. Но нос было не заткнуть. Поэтому с закрытыми глазами новые ноты блюда передавались острее, раскладываясь на нюансы. Маслице. Приправы. Мелика. Стоп! 

– А я что говорю… – продолжало нести парня, но я не слушала.

Артефакторы действительно часто ходят по грани. В этом отец был прав. Наш дар можно было развить, часто нагружая его. Бывали случаи, когда тройки достигали цифры пять. Но можно было и выгореть. Никто не знал, как аукнется такое перенапряжение. Поэтому маги в целом старались не иссушать себя до дна. Именно на такой случай мы с отцом имели вторую специализацию. Верно. Фармацевтика. Аптека, которую легко можно было бы открыть, случись что с нашим даром. Поэтому наряду с книгами по основной специальности я штудировала учебники лекарей и аптекарей. Я даже с травницей на сборы в лес ходила одно лето. Стоило знать все травы. Даже магические. Мелика относилась к последним.

Очень и очень интересная травка. Потеря концентрации. Подавление воли. Считается сильным приворотом, если влить соответствующее заклинание. Я потянулась чувствами к заветному котелку. Да! Оно там было. Не стала вдаваться в подробности и считывать, что там еще, кроме приворота, в приправах.

Пока распознавала магию, невольно прикрыла глаза. Очнулась от того, что меня гладят по щеке.

– Эмили, ты такая… красивая. Дух замирает, – шептал парень, склоняясь ближе. Зрачки занимали почти всю радужку. Котелок воспрепятствовал нашему дальнейшему сближению.

– Меня кормить будут уже?! Разве так за девушками ухаживают?! – рявкнула, направляя звуковую волну на Джеки, который изначально Джек. Я это запомнила. Парня повело в сторону. Беззащитный горшочек с приворотом, которого хватило бы на целую роту, был выхвачен из его ослабевших рук.

– За посудой к Харвишам зайдешь, – рыкнула на прощанье.

Вид у парня был обалдело счастливый. Уж не отожрал ли предлагаемой кашки, пока ждал меня?

Этот случай озаботил и немного разозлил. Вижу, что на меня открыли настоящую охоту, где нет места честности. Чеканя шаг, влетела в булочную. Вместо того чтобы привычно шмыгнуть к лестнице, двинулась прямо к прилавку. Тетка удивленно смотрела. Поставила котелок перед ней.

– Вот. Просили ваши друзья передать. Я не девочка на побегушках. В следующий раз сами идите.

И удалилась к себе. Как-то все равно, если съедят кашку и поперелюбят всё вокруг. Если завели таких знакомых – терпите. Может, отвлекутся хоть. У меня еще не все готово. Книг еще треть не продана. Вещи не собраны. Том не лечен и не кормлен. Эх! Почему в сутках только двадцать восемь часов?!

– Ты не представляешь, как хреново, когда ты один, – спустя пять дней жаловался мне Том. Повелось так, что вечерами приходила на чердак, и мы подолгу разговаривали обо всем. Как же соскучилась по обычному общению! Когда Том был без брата, то вел себя как нормальный человек, а не как вырвавшееся из-за грани на волю зло. Об этом сейчас и спросила его: почему так?

– Очень трудно выжить одному. Или ты бьешь, или тебя бьют. Третьего не бывает. А двое – уже сила, – продолжил он.

– Попробуй не трогать никого, тогда и тебя никто не тронет, – подивилась такой логике ребенка.

– Как же! Матушку, когда Алехандро подрос, он попытался было лупцевать. Как отец чтобы быть. Ведь она женщина, а он мужик. Так бы и осталось, если б она не ответила ему. Пока она ему продохнуть не дает, он и не думает ни о чем таком. Так-то.

Какое чуждое и уродливое представление о жизни.

– Солнышко. Не надо делать пакостей людям. Все возвращается назад. Попробуй совершить что-то доброе. Мой отец всегда так делал.

– Ты другая. Отец твой другой, – насупился он. Чего ждать от воспитанного в этих обстоятельствах? Нормально разговаривает – и то хлеб. Я вздохнула.

– Так почему ты не хочешь с Тобиасом общаться?

Неделя подходила к концу. Парень вполне оклемался. Надо решать, что делать дальше.

– Не ладно у нас… – замолчал и задумался подросток. Он сидел на кушетке, и неясный свет лампы высвечивал его загорелое лицо южанина. Тонкие черты лица, темные глаза. Он обещал вырасти в красивого жгучего брюнета-сердцееда. Я его не торопила. Некоторые мысли, чтобы сказать вслух, требуют мужества. Прежде всего перед собой.