В тот момент я как никогда была близка к членовредительству. Хорошо, что не успела сообразить чем и как. Пока примерялась, в лавку зашла бабуля Женевьева. Она охнула от увиденного и быстрым шагом подошла, чтобы обнять. Вреднучая пришлая бабенция успела сунуть постановление под нос и ей. Несколько минут чтения, и выражение сочувствия проявляется на ее морщинистом лице.

– Что ж, деточка. Ничего, ничего. Это на пару годков.

Плечи мои опустились. Если уж жена секретаря, слывшая у нас последней инстанцией по таким вопросам, не увидела выхода, то его просто нет… Я упала в объятия Женевьевы ища защиты от всего этого мира, ставшего таким невыносимо враждебным.

Зябкое раннее июньское утро. Едва начинало светать, и город спал. Я передернула плечами, ускоряя шаг. Уже неделю стаскиваю свои сокровища в книжную лавку торговца в центре города. Мы с ним договорились на такой ранний час, потому как я могла вынести за один раз гораздо больше томов, пока спали опекуны. Надо было вставать прежде тетки, которая просыпалась раньше всех, чтобы идти замешивать тесто на утренний хлеб. 

Около каждого дома был или палисадник, или сад за невысоким забором. Именно из такого раздался визг и ругань. Я еще не успела пересечь пределы нашего квартала, в котором подобных звуков сроду не бывало, поэтому была скорее удивлена, чем напугана. Первый порыв – узнать, в чем дело и помочь, как учил папа. Второй – как можно быстрее пройти мимо, ведь тяжелая сумка оттягивала плечо и нельзя было опаздывать. За меня эту задачу решили обстоятельства. Через заборчик переметнулась фигурка и, неловко ковыляя, побежала в мою сторону. Калитка открылась, и выбежал месье Грасс – старый цирюльник, отошедший от дел. В штанах и незастегнутой рубахе, с развевающимися седыми космами, он был ужасен в своем гневе. Когда-то он был в войсках его величества. Поэтому, остановившись и метнув палку в фигурку, он не промахнулся. Та ловко сбила преследуемого, вызвав очередной вскрик. Я узрела недобежавшего до меня несколько шагов пацана, распластавшегося на мостовой.  К тому же узнала его. Это был Том. Один. Без Тобиаса, как я привыкла их видеть.

Перейдя с бега на шаг, довольный месье добрался до скулящего подростка.

– Ты у меня за все ответишь, – предвкушающе потер руки пожилой мужчина. Я знала его как исключительно вежливого и обходительного человека. Тем кошмарнее было наблюдать происходящее. Разительные перемены могут случаться с обычными людьми, если меняются обстоятельства. “Сейчас его будут добивать”, – поняла я и сделала шаг навстречу.

– Месье Грасс! Как хорошо, что встретила вас. Что натворил этот негодник? 

– А? Эмми, божественного рассвета. Вор. Неделю караулю.

– Что украл? – я подошла ближе, и мужчина осознал, что он в неглиже. Это заставило его смутиться.

– Мои великолепные черешни безвозвратно обломаны! Представляете, мисс Эмми!

– Я сочувствую вам. Это непозволительно. Но вы же не убивать его будете? У нас с этим строго. Каменоломни.

– Что вы! Конечно, нет, – опомнился он.

– Позвольте, я его заберу и отведу домой, где его накажут во сто крат суровее, чем вы смогли бы придумать! – наклонилась, сграбастывая Тома с мостовой. Выглядел он бледно и неровно дышал.

– Ну…

– До свиданья, месье. Вам необходим жакет, вы можете простудиться, – сердечно распрощалась я с цирюльником и потащила братишку в другую сторону от обворованного сада. Нужна была аптека.  И доктор. И то и другое нашли недалеко. Старый знакомый отца. Жалко будет уходить отсюда. Не представляю, как жить с незнакомыми людьми. Хотя… теперь представляю.

– Том, покажи доктору, где болит. И где Тобиас? – не могла не уточнить. Может, и его тельце где в саду того месье валяется. 

– Убежал вперед меня. Он на шухере стоял.

– Как-то не внимательно стоял.

– Ай!

Хозяин кабинета осматривал здоровый свежий синяк, наливающийся на тощей ягодице Тома.

– Сильный ушиб. Мази сейчас найду. Надо дома отлежаться с недельку, – давал наставления доктор под швырканье несчастного подопечного. Пожилой и опытный, он не стал спрашивать деталей происшествия, за что была очень благодарна. Он не владел магией, но опытом обладал огромным.

– Томми. Обопрись о меня и идем потихоньку. Дойдем до дома и ляжешь, – выводила мальчишку от доктора уже через полчаса. Оплату тот согласился подождать до вечера. Можно не сомневаться, что платить буду я. У матушки пацанов для них было два лечения: ремень и “отлежится – чё ему сделается”.

На улицах появились первые люди. Служанки. Служащие, спешащие на работу. Молочник. Было поздно сегодня идти в центр. Все откладывалось на завтра. 

– Не думай, что я тебе платить буду, – буркнул приходящий в себя ребенок.

– Даже и не думаю, – согласилась.

– Ты што ли заплатишь? – недоверчиво покосился он карими глазами.

– Не матушка, точно.

Он смешно фыркнул. Дорога казалась изматывающе долгой. Левое плечо оттягивала сумка с книгами. Правой рукой почти тащила за худые плечи Тома. А еще и по лестнице надо поднять беднягу. Сомневаюсь, что братцы помогут. Кроме того, еще и влететь может.

– Том. Тебе бы незаметно к себе пройти. 

– Знаю, – ответил и замолчал он, не переставая пыхтеть. Это выдавало активный мыслительный процесс. Парни не были глупыми. Но все свои мозги направляли на забавы и пакости.

– Эмми, – позвал он меня перед самым домом, останавливаясь.

– Да?

– Можно пока пожить в твоей комнате? – на меня смотрели внимательные карие глаза, отслеживая реакцию.

– Том, ты опять за свое? Отведу тебя в вашу комнату и позову Тобиаса.

– Не надо! Не надо Тобиаса, – среагировал он слишком эмоционально.

– Почему не надо? – изумилась я.

– Мне в этот раз влетело как следует. Мне правда отлежаться надо, – просительно заглядывал он в глаза. Я колебалась. Ничего хорошего я от мелких не видела. Но и выглядел Том плохо.

– Мне очень надо! Хочешь, поклянусь магически? А то будет как с младшим…

– С кем?

– У нас еще брат был. Сгинул. Не лечили, – нехотя просветил он меня, отводя взгляд.

Я поперхнулась воздухом. Вот это семейка с сюрпризами! И призадумалась. Как так незаметно для себя оказалось, что я решаю проблемы этого мелкого пакостника?

– В комнату не пущу. Есть ход на чердак. Там старая мебель. Можешь пожить. И никакого Тобиаса.

– Эмочка! Я обожаю тебя! 

Я засмеялась. Странно было слышать это от человека, только вчера вечером желавшего тебе “сверзнуться с лестницы и полететь, аки птичка почирикавая”.

Пройти удалось незаметно. Народ делал утренние закупки. В последнем рывке мы осилили лестницу. Я распахнула дверь в спальню, и мы повалились обессиленно прямо у входа, тяжело дыша. Хватило меня только на то, чтобы лягнуть дверь. Она громко хлопнула, закрываясь.

Лежа на полу, думала о ситуации. Не смогла утром пройти мимо. Не хотелось вмешиваться. Очень. Я понимала обозленных на негодников людей. Том получил бы по заслугам. Может, это отпугнуло бы его от идеи идти дальше таким путем. Но воспитание! Отец был добр, и я, помимо логики, не смогла не помочь. Чую, начнутся у меня самокопание и расстройство, если не прекращу эту думу думать. Дыхание восстанавливалось. Я повернула голову и в который раз за день встретилась взглядом с Томом. Он был серьезен и насторожен. Не должно быть такого взгляда у двенадцатилетнего пацана.

– Том, тебе сколько лет?

– Четырнадцать.

– А если не врать?

– Тринадцать. Неделю назад исполнилось.

– А Тобиасу?

– Вот приставучая! Меня лечить надо, между прочим. Взялась – делай, – заворчал подросток.

А и правда. Упали и валяемся, будто забот нет больше. Я поднялась. Активная деятельность Харвишей обошла стороной чердак. Объяснялось просто. У них не было ключей, а люк сделан добротно. Поэтому, побродив под ним, они бросили затею с проникновением. И правильно. Иначе куда мне было бы девать Тома. Ну где еще можно спрятать любимого сына от любящих родителей, чтобы тот сумел выжить?