Кто были Лялины родители, он спросить постеснялся, но на ум почему-то пришло: "Профессура!" Среди книг Юрик увидел биографию Петра, выпущенную к 200-летию Петербурга. Таких книжек в мире всего триста экземпляров, но у отчима один имелся.

Три крохотные комнатёнки со стеллажами имели вид публичной библиотеки, зато в двух остальных можно было спать. А сложить все пятеро покоев – вышли бы две нормальные комнаты метров по двадцать пять. Так что завистники напрасно жёлчью истекали: лишними метрами там не пахло. Кухня тоже выглядела по-киношному, в углу имелась кафельная печь. Под неё когда-то покупался набор замысловатых кочерёжек, веничков и совочков. Всё это висело на диковинной бронзовой подставочке. Кругом был армейский порядок. Зная бабушкин решительный характер, на бардак в квартире рассчитывать не приходилось.

После распития чая из необыкновенных чашек с диковинным вареньем Юрик удостоился беседы с бабушкой "тет-на-тет".

Ляле было предложено, прямо с тарелкой, переселиться в комнату для просмотра детской передачи.

Насупленная Сирота Сирот потащила в комнату тарелку макарон, сосиски в банке производства ГДР, полбатона, бутылку кефира и целлофановый кулёчек с пряниками.

Ещё зачем-то прихватила свой мокрый купальник…

– По-моему, вы её перекармливаете, – авторитетно заявил Юрик.

Надо же было с чего-то беседу начать.

– Да ладно, пусть ест, пока можно… Наплавалась… Нанырялась…

С этими словами бабушка достала из тайника под скатертью сигареты и спички.

– Ты не куришь?

– Не-е-ет! – возмутился Юрик.

– Правильно…

Бабушка нашла и пепельницу.

– Я ведь ей не родная. В домработницах у них была, пока родители не умерли.

Потом опекунство взяла. Вот и маюсь.

– Родителей и правда расстреляли?

– Да нет! Разбились на машине. Три года назад, как раз когда девке в школу идти.

Потому сначала и училась плохо, всё молчала, горевала за родителями…

– А другой родни у неё нет?

– Дальняя родня вся по Мухосранскам да по Крыжополям, а из особо близких никого.

Мы с тобой, выходит, самые близкие. Она про тебя часто рассказывает. Все мозги мне тобой запорошила…

Бабушка затянулась "Примой".

– Не обижайся на мой комплимент, я вполне искренне…

Юрик и не думал обижаться. Ему было приятно.

– Интересный ты человек, говорят. Только этого мало, понял? За таким ребёнком глаз да глаз. Ты заходи к нам почаще, а? Не ровён, час, хулиганкой вырастет.

Возьми над ней шефство, а?

Юрик сначала удивился, а потом вспомнил, как он несколько раз на правах старшеклассника водил малышей на экскурсии в Эрмитаж, Русский Музей и Меньшиковский дворец. Выглядел он тогда и впрямь солидно. Сам себе нравился. Но была ли среди той мелкоты Ляля…

Неожиданно из комнаты раздался Лялин писк, довольно-таки громкий. Бабушка ринулась туда.

Через минуту вышли обе. Ляля плакала, показывая палец. Палец сильно кровоточил.

– Ну, ни на миг нельзя оставить! Ну, что за наказание такое, а?! И где только ножницы откопала?!..

"Постоянные места на кладбище" Минуло два года. Юрик заканчивал десятый класс, а Ляля пятый.

Грянули перемены в политике государства, народ стал широко выезжать. Теперь можно было объехать не только весь СССР от Байкала до Средней Азии, но и всю заграницу.

От школы, где учились Ляля с Юриком, сформировали две тургруппы по тридцать человек во главе с четырьмя преподавателями – по два куровода на группу. В помощь куроводам из числа старшеклассников были выбраны координаторы. Юрик сразу попал в их число. Под эту поездку школе выделили некоторое количество валюты, но каждому хотелось ещё. Поэтому купе были забиты бутылками с шампанским, блоками сигарет "Родопи", матрёшками, вышитыми полотенцами и прочими сувенирами.

Юрик в этом плане ничуть не волновался. Во-первых, денег не было, а во-вторых, иностранные магазины его не трогали. Они ему ещё в детстве надоесть успели. Он был "в общем и целом" спокоен, но на душе непонятно скребло. Ему в той поездке светил Третий Знак. Чтоб не забывал о неизбежности судьбы и о Лялином в ней присутствии…

Их с Лялей отношения были полны разных Знаков, но он на них сначала не обращал внимания. Первые два Знака – стеклянная дверь и тело в бассейне – вспоминались часто, но на солидные в мемуары никак не тянули. Серьёзный отсчёт начался после Третьего Знака, после неудачного пересечения границы…

До границы ехали весело.

В вагоне пахло колбасой, куриными ножками, первыми летними овощами, сыром, варёными яйцами и котлетами. По коридору пройти было невозможно: вояжёры толкались, лаялись с проводниками и друг с дружкой. Однако ближе к государственной границе все разобрались по своим купе, стали вещи перепаковывать, декларации заполнять, совать лишнюю валюту в носки, в рукава, под матрацы – кто куда умудрился.

Со стороны таможенников бесчинств не наблюдалось. Два вагона детишек, что с них возьмёшь. Сюрпризы преподнёс – кто бы мог подумать! – паспортный контроль.

С появлением в вагоне пограничников началась беготня с паспортами. У кого-то куроводы уже взяли документы, а кто-то лихорадочно рылся в чемодане, отыскивая непривычные загранкорочки. Если первый блин всегда комом, то почему первая поездка за границу должна быть исключением?

Ляля с Юриком сидели в купе одни, на нижней полочке. Полка напротив пустовала.

Десять минут назад с неё сорвались куроводихи и помчались паспорта с народа собирать. Юрик прикрыл за ними дверь.

Дверь, однако, вскоре отворилась. На пороге стоял пограничник.

– Скобелева Алла Юрьевна!

Ляля вскочила, почему-то сильно покраснев, а Юрик подумал: "Она ещё и Юрьевна!

Атас!" – Где ваша доверенность?

– Доверенность на неё оформляли! Сам видел! – вступился Юрик.

– Сидите-сидите, не дёргайтесь. Вы ведь не Алла Юрьевна!

Юрик нахохлился, стал затравленно глядеть в окно.

В итоге выяснилось, что бумажка, подписанная бабушкой, куда-то подевалась, и Ляле пришлось возвращаться на родину, не успев покинуть её пределы. Куроводы сразу вспомнили, что Юрик многократно был за рубежом, так что везти назад несчастного ребёнка выпало именно ему.

На обратном пути Ляля вела себя спокойно, почти совсем не приставала. Не пришлось даже говорить "брысь-брысь". Вместо этого она раскрыла свои жизненные планы. Сказала, в частности, что мечтает стать актрисой или диктором телевидения.

Юрик в жизненных вопросах ориентировался чётче. Он к тому времени уже успел поработать, и не каких-нибудь пару месяцев, а целых два года. Вернее, два полноценных туристических сезона.

Несмотря на невысокий рост, выглядел он взросло и солидно, так что уже с пятнадцати лет подрабатывал в Интуристе гидом. В качестве дешёвой рабсилы.

Правда, крутых иностранцев сначала не давали, до перестройки Юрик работал исключительно с чехами. Ему бы и чехов не дали, да язык больно трудный – труднее всех славянских языков вместе взятых.

До перестройки славянские языки назывались "соцовскими". Учить их мало кому хотелось из-за нищеты носителей языка. Твёрдой валютой рядом с "соцами" не пахло, и штатные гиды на такой вариант неохотно подписывались, то и дело норовили на больничный смыться.

Чехи были чуть богаче других "соцов" и считали себя в праве доставать обслугу мелкими придирками.

– Лариса, нас опять пересадили?

– Постоянные места на кладбище.

– А можно вместо кофе чай?

– Будете себя хорошо вести – получите чай!

Этот диалог смахивает на разговор вожатой с пионерами в столовой лагеря на двести человек, однако сцена происходит в солидном ресторане. За столами пожилые чехи, а рядом скачет на одной ножке гидесса примерно их же возраста, только несколько другой комплекции, ибо она не употребляет.