– Я люблю тебя, – в какой-то момент прошептал он, наклонившись совсем близко к ее лицу.

– Я тоже люблю тебя, – ответила Эшли, хватая ртом воздух. – Знаешь, зачать ребенка было гораздо легче.

Глаза у него округлились от удивления – даже сейчас его мужественная жена не утратила чувства юмора.

– Ну, вот почти и все, – сказал доктор Эдвардс, призывая Эшли хорошенько поднатужиться, чтобы завершить дело.

Брендон взглянул на часы. Было девять тридцать вечера. Роды продолжались почти восемь часов. Однако теперь, слава Богу, все должно вот-вот кончиться. Долгие месяцы ожидания подошли к концу.

И вдруг его мысли прервал тонкий пронзительный крик. Доктор Эдвардс держал на руках младенца, красного, измазанного в крови матери.

– Вот мы и появились на свет. Поздравляю, у вас родился сын.

Брендон перевел взгляд на Эшли. Ее лицо сияло от счастья.

На первый беглый взгляд может создаться впечатление, что Джемаа-аль-Фна, сердце старинного Марракеша, это просто место, наводненное туристами, такси и шаткими сувенирными киосками. По правде говоря, здесь и в самом деле много туристов, как иностранных, так и из других областей Марокко. Однако все они наряду с местными жителями теснятся на площади не просто так, а по одной и той же причине: здесь, на открытом воздухе, на сравнительно небольшом пространстве сосредоточены все мыслимые удовольствия и развлечения. В течение одного дня тут можно купить местную одежду, поесть специфической марокканской еды, послушать страстную проповедь благообразного мусульманина, увидеть человека, глотающего огонь или пьющего кипящую воду, узнать у гадалки свою судьбу или попытать удачи в ближайшем тире. Во всякое время года, за исключением самых холодных месяцев, тут вертятся традиционные танцоры-марокканцы в своих колоритных пестрых нарядах, высматривая в толпе состоятельных людей, за счет которых можно поживиться.

Коллин Деверелл, в серых брюках и бледно-голубой рубашке, с неизменным золотым медальоном, поблескивающим в лучах угасающего солнца, на мгновение остановился, наблюдая за человеком средних лет – туристом, без сомнения. Тот, катая шары, пытался сбить как можно больше пачек сигарет, стоящих в конце линии, нарисованной мелом на шоссе. И хохотал во все горло всякий раз, когда пачка опрокидывалась и он получал приз – пачку сигарет.

Коллин покачал головой и отправился дальше, почти не замечая бурлящего человеческого водоворота – всех этих доморощенных мистиков, музыкантов, уличных ораторов и торговцев. Его ум был занят совсем другим.

Вернувшись к себе в гостиницу – «Отель дез Алморавидез», что на Дженан Лакхдар, – он все еще был полностью погружен в свои мысли. Понадобилось почти три года, чтобы установить местонахождение каждой украденной картины и драгоценности, когда-то принадлежавших его матери. И все же Коллин сделал это. В большой степени благодаря списку, который передал ему Деврис. Там перечислялись имена людей, которые, предположительно на совершенно законном основании, могли купить его вещи. Турне по розыску картин было решено начать здесь, в Марокко. Точнее говоря, в Марракеше, где в руках человека по имени Вильям Харрингтон находился Ренуар. Но это ненадолго, убежденно думал Коллин. Он вернет себе все до единой картины, все драгоценности. А потом подумает, как поступить с Джастином.

Джастин. До сих пор с трудом верилось, что брат пал настолько низко, чтобы ради спасения компании украсть вещи, так много значившие для Коллина. Но выяснилось и кое-что похуже. Ради того чтобы удержать «Интерконтинентал ойл» на плаву и сохранить свое место, Джастин, можно сказать, продал душу дьяволу. Поверить в это было еще труднее, однако… Коллин всегда знал, что его брат-близнец честолюбив, и все же до самого последнего времени не догадывался, как далеко на самом деле простираются его амбиции. Занимаясь поисками украденных вещей, Коллин обнаружил такое, от чего у него волосы встали дыбом.

Воровство Джастина было лишь началом, и действовал он не один. Пока Коллин развлекался в Европе, положение «Интерконтинентал ойл» быстро ухудшалось. Джастин всегда производил впечатление делового человека, но в этой ситуации, по-видимому, потерял голову. Он прибег к финансовой помощи источников, хуже которых трудно было себе представить. Обратился к людям, добившимся власти и богатства за счет тесного взаимодействия с преступным синдикатом. Фактически компания оказалась в их руках, и теперь они выкачивали из нее все, что можно. Через заслуживающих доверия людей, занимающихся деятельностью криминальных структур в Нью-Йорке, Чикаго и других крупных городах, Коллин выяснил, что синдикат имел свои далеко идущие планы относительно «Интерконтинентал ойл». Коллин без конца повторял себе, что ему наплевать на судьбу компании, что Джастин сам вырыл себе яму и пусть сам теперь и выбирается из нее. И все же в глубине души нет-нет, да и возникало мучительное ощущение, как будто своим отступничеством Коллин предал отца.

«Когда наконец призраки прошлого перестанут преследовать меня?» – раздраженно спрашивал он себя. И не находил ответа.

Достав из кармана узкую полоску бумаги, Коллин развернул ее и снова перечитал адрес. В конце концов ему удалось отыскать неуловимого Вильяма Харрингтона. Однако найти его – только полдела. Теперь следовало изыскать способ добраться до этого человека и вернуть картину. Впереди долгая дорога, Коллин прекрасно понимал это.

Долгая… и очень опасная.

На следующее утро он позавтракал в маленьком уличном кафе – традиционный марокканский завтрак из чая с мятой, поджаренного хлеба и горстки олив. Коллин слишком сильно нервничал, был слишком поглощен своими заботами, чтобы думать о еде. Предстояло составить план, как вернуть Ренуара, и сделать это следовало в максимально сжатые сроки. Просто потребовать у Харрингтона вернуть картину – дело совершенно безнадежное. Узнай этот человек, что Коллин в Марракеше, он не дал бы ему шагу свободно ступить. Нет, существовал единственный способ вновь обрести свою собственность. Коллин не обманывался на этот счет с того самого момента, как три дня назад прибыл в Марракеш. Ему придется пойти по стопам Джастина – украсть картину. «Но как?» – спрашивал он себя. Коллину приходилось бывать в жизни кем угодно, только не вором. Он никогда ничего ни у кого не крал и сейчас понятия не имел, как взяться за это дело.

Огромная толпа, запрудившая ближайшие к кафе улицы, ровным гулом напоминала о том, что как раз сейчас в Марракеше в самом разгаре ежегодный мусульманский праздник в честь Ситти Фатимы, местной святой. В это время сюда стекались тысячи людей, и город становился похож на лагерь кочевников. На улицах почти без передышки выступали танцоры, фокусники, акробаты и сказители. Фантазия – так называли этот праздник аборигены. Немусульманам запрещалось приближаться к могиле святой, но в бесконечных развлечениях могли принимать участие все желающие; более того, это всячески приветствовалось.

Однако сейчас Коллин был не в состоянии оценить грандиозный размах праздника. Еще совсем недавно, странствуя по миру в поисках приключений и удовольствий, он, конечно, не упустил бы возможности поразвлечься. Но в данный момент он мог думать лишь об одном: как получить украденную картину.

Коллин сделал знак официанту.

– Сколько? – спросил он по-арабски, показывая на свою тарелку.

Молодой человек улыбнулся и быстро залопотал что-то непонятное. Коллин достал несколько дирхам и протянул юноше.

– Сдачи не надо, – сказал он по-английски, поскольку его знание арабского так далеко не распространялось.

Юноша взглянул на монеты, широко ухмыльнулся, кивнул и снова заговорил по-арабски, теперь уже явно выражая благодарность.

«Что я сделал? – подумал Коллин, недоуменно глядя вслед официанту. – Может, дал ему двадцать долларов на чай?»

Утро только разгоралось, когда он оказался на окраине города, у высокой стены, окружающей роскошную виллу Харрингтона. «Да это просто крепость, черт побери», – мрачно отметил Коллин, сквозь тяжелые железные ворота следя взглядом за охранниками, патрулирующими участок. Тут же свободно бегали собаки – полдюжины злобных доберманов. Харрингтон наверняка принял меры предосторожности, опасаясь американских агентов.