– Продолжай! – тяжело дыша, простонала она.

– Терпение, chеrie,[7] – пробормотал он, поднимаясь на ноги.

В следующее мгновение Коллин подхватил женщину на руки и понес к постели. Пожирая красавицу взглядом, торопливо разделся и мгновенно улегся рядом. Его рот, прильнувший к ее губам, был жарок и требователен, а руки неустанно двигались вверх и вниз по обнаженному телу. Потом он стал целовать шею, плечи, медленно, постепенно опускаясь к ее груди. Водил языком по соскам, сначала по одному, потом по другому, пока они не встали торчком от желания. Захватил ртом один из них и принялся сосать так неистово, что женщина стала извиваться и стонать. И снова Коллин двигался от одного соска к другому, туда и обратно, а она вскрикивала от наслаждения. Заскользил вниз по постели, раздвинул пышные бедра, зарылся лицом в волосы внизу живота и стал ласкать ее губами до тех пор, пока она не закричала, хватая ртом воздух. И тут Коллин снова резко остановился.

– Бог мой! – хрипло воскликнула она, вцепившись в него. – Только не останавливайся! Пожалуйста, продолжай!

Коллин улыбнулся, но не ответил ни слова. Наклонив голову, снова стал водить языком по ее телу, осторожно избегая того места, одно прикосновение к которому, как ему было известно, вызвало бы у нее оргазм. Время от времени он отодвигался, дул на густые рыжие волосы, скрывавшие средоточие ее чувственности, и снова водил по нему губами и языком.

Она уже изнемогала, умоляя его поскорее довести дело до конца, но он, казалось, стремился отодвинуть момент экстаза как можно дальше. В конце концов решив, что пора, Коллин прильнул ртом к набухшему бутону ее женственности. Как только он коснулся этого места, у нее наступил острый, конвульсивный оргазм. Женщина закричала, но он навалился на нее, прижал к постели и накрыл ее рот своим, заглушая крики восторга. Когда она, трепеща, лежала под ним, он сверху вниз посмотрел на нее и криво улыбнулся:

– Теперь моя очередь.

Женщина медленно кивнула, все еще с трудом переводя дыхание. Коллин в ожидании лег на спину, а она перевернулась, взяла его пенис обеими руками и начала ласкать и посасывать, сначала нежно, потом все сильнее. Восставший член был настолько велик и тверд, что ей с трудом удалось захватить его целиком. Даже после всего того, что Коллин делал с ней, она в полной мере не отдавала себе отчета в его способности контролировать собственное желание. Он лежал на спине, закинув руки за голову, собрав все свое самообладание и поощряя подругу все к новым и новым ласкам.

Его бедра стали ритмично подниматься вверх и опускаться вниз, вверх и вниз. И все же руками Коллин продолжал прижимать к себе голову женщины, лишая возможности увернуться. Неожиданно он грубо схватил ее, перевернул на спину, лег сверху и яростно вошел. Его тело затвердело, когда почти сразу же наступил оргазм. Движения продолжались, но становились все слабее. В конце концов, переведя дыхание, Коллин приподнялся на локтях, улыбаясь в полумраке.

– Стоило немного потерпеть, не правда ли, мадемуазель… – Он остановился, осознав, что до сих пор не знает ее имени.

– Дэниэль, – ответила женщина, нежно поглаживая его по груди. – Меня зовут Дэниэль.

Они занимались любовью снова и снова, пока полностью не выдохлись физически и эмоционально. Когда солнце взошло над Средиземным морем, они долго просто лежали, не размыкая объятий, а потом, вновь обретя силы, вместе приняли душ, и Коллин позвонил, чтобы принесли завтрак. Чуть позже этим же утром он сообщил Дэниэль, что в ближайшие часы покидает Монте-Карло, и на этом они расстались.

Она ушла, унеся с собой половину его выигрыша.

Стоя на палубе «Баронессы» и провожая взглядом исчезающий вдали Монте-Карло, Коллин, как обычно, понятия не имел, куда именно плывет. Просто следовал желанию, возникшему рано утром после безумной ночи любовных утех, уехать отсюда.

Дэниэль. Восхитительная женщина, с которой можно было делать все, что вздумается, женщина, способная дарить незабываемое блаженство, но… Коллин ни на мгновение не упускал из виду, что взял за правило не проводить с женщиной больше одной ночи. Он не хотел увлечься, не хотел ни сильных чувств, ни даже привязанности. Ибо таков самый верный способ испытать боль – эта истина открылась ему после гибели родителей. Не желая осложнять жизнь, Коллин твердо решил, что никогда не позволит себе влюбиться.

Он стоял, наклонившись над поручнями яхты, чувствуя, как волосы теребит утренний бриз. Вряд ли Дэниэль хотя бы вспоминает о нем. Наверняка все ее мысли сейчас заняты только выигрышем. Да и вообще трудно было представить Дэниэль сильно огорченной потерей любовника. Для женщины с ее внешностью, к тому же такой свободной, такой раскованной, всегда отыщется мужчина, готовый ринуться к ней по первому зову.

Ему припомнились ее вчерашние расспросы по дороге в отель. В самом деле, сколько времени он так живет? Бесцельно скитается по свету, нигде не задерживаясь надолго, не связанный ни обязательствами, ни привязанностями? И как давно его потянуло в знакомую обстановку, стали возникать мысли о возвращении домой? Вот уже два года, как он покинул Морской Утес и долгое время даже не вспоминал о нем. При отъезде из Нью-Йорка им владело одно желание – как можно быстрее оставить за спиной прошлое и оказаться подальше от всего, что с ним связано.

Сначала Коллин полетел в Лондон, однако задержался там всего на неделю. Из Лондона перебрался в Шотландию, где в уединении прожил почти месяц. Затем, вновь почувствовав беспокойство и желание развеяться, уехал в Довиль, а оттуда в Париж. Коллин обожал Париж. Он часами бродил по его улицам – просто так, не думая ни о чем. Заходил в музеи, влекомый непреодолимой тягой к искусству, унаследованной от матери. Хотя там у него нередко начинало щемить сердце – каждый раз, в восхищении замирая перед какой-нибудь из любимых картин Франчески Деверелл, Коллин будто слышал ее голос и видел перед собой родное лицо.

Француженки доставили ему немало приятных минут, но знакомство с каждой из них также продолжалось не дольше одной ночи.

Решив в конце концов покинуть Париж, Коллин арендовал «Баронессу» и поплыл по Средиземному морю, чтобы закончить путь в Греции. Пожил некоторое время беззаботной, расслабленной жизнью почти сельского жителя на Эгейских островах, получая огромное удовольствие и от темпераментных греческих женщин тоже. Но в конце концов, как и следовало ожидать, им снова овладела тяга к перемене мест. Выбор пал на Рим.

Увы, Вечный город для него вечным не стал, и вскоре Коллин оказался на севере, в итальянской Ривьере. Прожил там без малого месяц и вернулся в Париж. Позже, снова на «Баронессе», встал на якорь в гавани Марселя, а потом, путешествуя по Средиземному морю, побывал в Ницце, Сардинии, на Крите, в Танжере и Гибралтаре. Затем почувствовал, что не в силах справиться с соблазном посетить Монте-Карло, и в начале октября яхта бросила якорь в Монако.

В последнее время все чаще и чаще мысли Коллина возвращались к дому. Интересно, что он почувствует, вернувшись после столь долгого отсутствия в Штаты, в Нью-Йорк? Многое ли там изменилось со времени его отъезда? Как поживает брат? По-прежнему ли все так же предан «Интерконтинентал ойл», как это было еще при отце?

Иногда у Коллина мелькал и такой вопрос: а известно ли вообще Джастину о его отъезде? Осуждает ли он его? Наверняка брат не бывал в Морском Утесе со дня подписания документов, закрепивших их соглашение. Это место никогда не затрагивало его душу, Джастин предпочитал ему Манхэттен, свою квартиру в Башне Трампа.

Сейчас все эти мысли вновь с необычайной силой нахлынули на Коллина. Видит Бог, он соскучился по дому! По хорошо знакомой, милой сердцу обстановке и даже по этому сукиному сыну с холодной кровью, своему братцу.

Движимый внезапным порывом, Коллин спустился вниз, отыскал капитана и сообщил ему, что планы изменились. Плыть надо не на восток, а в Марсель. Долгое путешествие закончилось.