Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Время идет, человек теряет друзей. И вот уже «железный конь пришел на смену крестьянской лошадке», и рядом с лошадью теперь, как с обезьяной, фотографируются. А ведь ее общество в прошлые годы давало москвичу возможность не только выжить, но и окончательно не оторваться от природы. Еще в начале тридцатых годов дети в московских дворах из лошадиного навоза делали доски, на которых скатывались с ледяных горок. Для этого навоз приминали и заливали водой. На морозе он застывал и становился твердым.

Во время войны, да и после нее, магазин в доме 7 на Мясницкой улице торговал инструментально-скобяными и шорными товарами. Шорно-обозные товары предлагал магазин на Библиотечной улице, а в магазин на Зоологической улице шли за шорно-пеньковыми товарами. Если всеми этими «лошадиными» изделиями торговали магазины, значит, они были кому-то нужны.

Существовала в Москве и такая организация, как «Мосфуражторг», торговавшая кормом для скота, в первую очередь для лошадей. В городе имелось девятнадцать фуражных лабазов на Трифоновской, Сущевской, Лесной, Большой Марьинской и других улицах.

Ради справедливости заметим, что московское начальство, стараясь сделать жизнь лошадей хотя бы сносной, поощряло конюхов за случку, выжеребку, сохранение конского поголовья и наказывало виновных в нерадивом отношении к лошадям.

В определенные периоды некоторым копытным даже предоставлялись льготы. В ноябре 1943 года решением Мосгорисполкома владельцам лошадей было поручено выявить всех кобыл от трех лет и старше, пригодных к расплоду, и жеребцов, пригодных к случке. Отобранные для работы на случных пунктах жеребцы, согласно этому решению, переводились на сокращенный рабочий день и улучшенное кормление, что опять же вызывало зависть у их двуногого мужского окружения и даже возмущение: «А мы что, хуже?» На это работники Горветнадзора замечали им, что из родившегося человека еще неизвестно что получится, а из жеребенка хороший работник получится наверняка.

Может быть, когда-нибудь и наступит время, когда мужчин, готовившихся стать отцами, будут отправлять на курорт отъедаться и отсыпаться, а то ведь лезут в женщин усталые, пьяные и немытые, а потом вздыхают: «Слабое поколение растет».

Избавительницей от многих бед приходила в Москву весна. В домах становилось теплее, на улицах светлее, на душе веселее. Лозунг «Умрем, но отстоим Москву!» ушел в прошлое. Теперь, в начале 1942-го, главными стали слова: «Под знаменем Ленина, под водительством Сталина – вперед на разгром немецких оккупантов и изгнание их из пределов нашей родины!» В этом лозунге звучала уверенность в победе. Москвичи теперь могли заняться делом.

Зима, как отступившее вражеское войско, оставила после себя разрушения и проблемы. Брошенные людьми дома и квартиры приходили в негодность: крыши текли, в батареях замерзала вода, лопались трубы, двери, полы и подоконники разбирались на дрова. Дома, в которых люди оставались, страдали по-своему. Из-за того, что некоторые жильцы выводили трубы своих «буржуек» не в форточки, а в вентиляционные ходы, возникали пожары.

Борясь со всеми этими безобразиями, государство повысило требовательность к управдомам. Когда в квартире 8 дома 3 по Скатертному переулку лопнула батарея, замерзшая из-за того, что жилец, уехав в командировку, не закрыл форточку, привлекли к ответственности управдома Гурова. Его обвинили в том, что он не подготовил дом к зиме, не проверил, закрыты ли форточки в квартирах, из которых выехали жильцы. Получил Гуров за свою халатность год лишения свободы.

Помимо дымоходов и форточек у домоуправов были и другие заботы. Главной из них был сбор квартирной платы. Ради него они шли на разные ухищрения. Домоуправ Бакалов, например, заявил жильцам, что талоны на дрова они получат только в том случае, если внесут квартирную плату за текущий месяц. Жильцы возмутились: «Квартплату за текущий месяц можно вносить до десятого числа следующего месяца, а сейчас денег нет – получку еще не дали. Вот получим деньги, – убеждали жильцы управдома, – внесем за квартиру», но управдом был неумолим. Пришлось написать в газету…

Вообще, в «Вечернюю Москву», «Московский большевик» и другие газеты москвичи писали по разным поводам, ища справедливости и защиты. Газеты отводили письмам читателей специальные рубрики.

О чем только не писали читатели! Писали о том, что градусник на Мясницкой (улице Кирова) всегда показывает одну и ту же температуру, о том, что из пятидесяти спичек, выпускаемых фабрикой «Красная звезда», сорок приходится выбрасывать, о том, что в помещении ГУМа полно всяких учреждений и контор, но нет ни указателей, ни вывесок, и поэтому ни одну из этих организаций нельзя найти.

К недоразумениям приводило и существование в городе двух Колхозных (Сухаревских) площадей на пересечении Садового кольца, Первой Мещанской и Сретенки. Та часть площади, что от Сухаревой башни шла в сторону института Склифосовского, называлась Большой, а та, что в сторону кинотеатра «Форум», – Малой Колхозной площадью. Они, впрочем, и сейчас так называются. На той и другой площадях находились дома с одинаковыми номерами. Пока стояла Сухарева башня, можно было как-то в пространстве ориентироваться. Когда же башню снесли, понять что-либо стало просто невозможно.

Встречались и другие несуразности. На Первой Мещанской улице стояли три дома под номером 13/15, на улице Герцена (Б. Никитская) два дома под номером 54, а в доме 15 по Троицкой улице имелось четыре восьмых и четыре шестнадцатых квартиры.

В 1943 году люди часто жаловались на плохую работу радиосети. «Чтобы что-то услышать, – писали они, – нужно прикладывать ухо к репродуктору». Отвечая на эти жалобы, директор московского радио объяснял, что к сети самовольно подключаются «зайцы», которые «воруют сигнал» и тем ослабляют слышимость.

Воровали и электричество. Когда жильцы дома 46 по Большой Серпуховской улице в обход счетчика подключали к электросети свои шестисотваттные плитки, кто-то сообщил об этом в МОГЭС и в редакцию газеты «Вечерняя Москва», после чего каждого похитителя электроэнергии оштрафовали на триста рублей. Досталось и одному начальнику из городской электросети. Этот жулик, оказывается, нагревал для себя воду в ванной с помощью электрокипятильника!

Сталкиваясь постоянно с несознательностью граждан в деле экономии электроэнергии, электрики МОГЭСа стали ходить по квартирам и обрезать проводку. В ответ на это москвичи придумали так называемых «жуликов». «Жулики» вворачивались, как лампочки, в патроны и имели снаружи гнезда, как у розеток, куда вставлялся штепсель от электроплитки, например. Главным, в данном случае, было запереть дверь в комнату, чтобы никто не увидел «жулика».

Много жалоб в газеты приходило также на работу разных мастерских. Читатель Васильев, например, сообщал о том, что сдал в мастерскую на Каляевской улице электрочайник. Прошло уже восемь месяцев, а в мастерской ему все говорят: «Зайдите через пять дней, через десять…»

Со временем москвичи догадались, почему мастерские принимают заказы, а потом их не выполняют. Дело, как оказалось, в том, что мастера брали деньги вперед. Когда нужно было выполнять план или просто мастеру были нужны деньги, он не отказывался ни от какой работы, даже от той, которую заведомо не мог выполнить, ну а потом тянул время, морочил людям голову, чтобы деньги не возвращать.

Люди возмущались тем, что из продажи исчезли «карандашедержатели» (железные трубочки, в которые вставлялись карандаши-огрызки), что в магазинах не бывает шнурков для ботинок и гуталина, а торгуют всем этим только чистильщики обуви. Кстати, артель чистильщиков под названием «Труженик», когда началась война, заметно сдала свои позиции. Многие лучшие точки в городе (на площадях Революции, Маяковского, Комсомольской) перешли к кустарям-одиночкам.

Немало нареканий вызывало и общественное питание.

Одного возмущало то, что в буфете Художественного театра газированная вода с сиропом стоит гораздо дороже, чем везде. Другого, что на площади Маяковского столовая хорошая, а у них, в Большом Черкасском переулке, – плохая: очередь в кассу такая, что надо стоять чуть ли не полчаса, кругом грязь, остатки пищи, ложек не хватает, посуда не моется, соль на столы не выставляется, и к тому же персонал груб. Возмущались читатели и тем, что в закусочной на Малой Колхозной (Сухаревской) площади не хватает стаканов и поэтому, чтобы выпить кофе, приходится долго ждать, пока освободится стакан, а в продмаге на Неглинной стаканов вообще нет, и кофе отпускается в посуду посетителей.

40
{"b":"95153","o":1}