Бело-голубые, красно-белые, черно-белые, черно-красные цвета формы спортсменов были любимыми цветами болельщиков. Правда, сами они в эти цвета не одевались, но многие носили значки спортивных обществ, за команды которых болели. Футболисты сороковых играли в больших трусах до колен. Под них они надевали плавки. Сначала простые, потом из жесткой ткани, но от сильных ударов мячом они не спасали. (Хоккеисты носили на самом уязвимом месте пластмассовые раковины.) Бутсы шили на заказ. Некоторые заказывали их у ленинградского мастера Мокшанова. Они так и назывались – «мокшановские». Одевались футболисты стильно. Носили велюровые пальто и серые кепки с маленьким козырьком, которые им шили в мастерской в Столешниковом переулке.
Ажиотаж и разгул страстей царили не только на стадионе «Динамо», но и на ипподроме, почти напротив стадиона. Трибуны ипподрома всегда были забиты людьми. Здесь игроки спускали и наворованное, и честно заработанное. Ставки на лошадей шли как в кассы, так и предприимчивым «букмекерам». Оказывать давление на жокеев в те послевоенные, впрочем, как и в довоенные годы, дело было почти безнадежное. Каждый жокей дорожил своим именем и не собирался проигрывать скачки или бега ради денег. Наездники Кочетков, Бондаревский, Лакс, Треба, Груда, Мишталь, наездница Чиж и ряд других пользовались у зрителей большой популярностью. Кони и лошади не уступали жокеям в популярности. Кобыла «Капитанша», например, перед самой войной нахватала более двадцати всесоюзных призов! А после войны самыми популярными стали жеребцы «Триумф», «Мотив», кобыла «Гаити».
С лошадями послабее, правда, существовали проблемы. Но никакой «химии» жокеи, тем не менее, не применяли. Ну, разве что в пойло водки добавят, – вот и все. А поскольку все лошади были наши, простые, орловские, не то что теперь – американские, то и никаких происшествий после водки с ними не случалось.
Проще были и ставки на бегах и скачках. Их в те годы существовало только три вида: «одинар» – это когда ставка делалась на одну лошадь в одном заезде, «двойной одинар» – ставка на двух лошадей в двух заездах и «парный одинар» – когда ставка делалась на двух лошадей в одном заезде. Никаких «экспрессов» (ставок на несколько лошадей сразу) тогда не существовало.
Но для великих переживаний, радостей и огорчений вполне хватало и этих трех. Замечательный театр разворачивался на трибунах ипподрома. Бывшие господа, арбатские старушки несли сюда, надеясь на удачу, последние деньги, вырученные от продажи драгоценных «побрякушек», оставшихся у них от «мирного времени». Сюда несли гонорары, премии и государственные активы удачливые и неудачливые сыны нового времени. Здесь, в азарте и волнении они забывали о повседневной и скучной жизни. Сюда ходили годами, десятилетиями, жизнями.
Но не только футболом, хоккеем, бильярдом и бегами был тогда сыт человек. Из подмосковных водоемов он таскал налимов и щук, и не только стрелял по тарелкам, но и охотился на волков, кабанов и другую живность, он ходил на лекции и встречи с писателями, посещал уроки бальных танцев в ЦПКиО имени Горького и в Сокольниках, которые стали у нас культивировать в конце сороковых годов в пику загнивающему Западу, он ходил в походы и запускал воздушных змеев. Было у того занятия даже специальное название – «змейковый спорт». По нему устраивались заочные состязания, поскольку на проезд не у каждого змеезапускателя были деньги.
2 июля 1945 года в «Вечерней Москве» стали публиковаться прогнозы погоды. Их просматривали даже те, кто газеты вообще не читал.
И вот прошли сороковые годы, годы трудов, строек, лагерей, травли, достижений, поражений, побед, разочарований, страхов, надежд, и великая сталинская эпоха собирания и укрепления государства Российского завершилась. Начались другие времена, времена разгибания, мучительного и долгого. Времена, полные новых надежд и новых разочарований, наши с вами времена…
Глава девятая
В СОВЕТСКОЙ ШКОЛЕ
Первые годы. – Школа – плацдарм классовой борьбы. – Главное – успеваемость. – Детское самоуправление. – Возвращение к старым порядкам. – Выбраковка неучей. – Наш уровень. – Разгром педологии. – Национальные школы. – Наказы избирателей. – Борьба с вошью. – Первые десятиклассники. – Трудные дети. – Учебники. – «Культурперемены». – Хулиганы в школе. – Учителя. – Чеховская Каштанка – носительница благородной идеи. – «Торжественное обещание» юных пионеров. – Школа и война. – «Наряды». – Правила для учащихся. – Раздельное обучение. – Чуткие дети. – Праздники и будни. – Бедность. – Кино и улица
Подобно русским писателям, которые, как известно, вышли из гоголевской «Шинели», все мы вышли из средней школы. Поэтому школьная тема близка нам и интересна. И учились ли вы в дореволюционной гимназии или на рабфаке, в музыкальном училище или современном колледже – у вас всегда найдутся общие воспоминания о товарищах, учителях, хулиганах, школьных вечерах и влюбленностях.
Вспомним школу двадцатых годов. Какой она была? Она была не похожа на дореволюционную – это прежде всего. Старая школа представлялась победившему пролетариату местом эксплуатации и подавления человеческой личности в ее зародыше. Муштра, зубрежка, оторванность от жизни – вот что прежде всего видели работники просвещения во всех этих гимназиях, реальных училищах и лицеях.
Воплощением тирании представлялись экзамены, отметки, домашние задания и контрольные работы. А латынь, греческий, чистописание и Закон Божий – никчемным, а то и вредным времяпрепровождением. К тому же «шибко образованные» были всегда чужды трудовому народу. Во время революции и Гражданской войны они находились по ту сторону баррикад и линии фронта. Как отголоски проклятого прошлого воспринимались порой требования учителей о вызове родителей в школу или вставание учеников при появлении учителя в классе. Ушло в прошлое классическое образование в гимназиях и реальное – в реальных училищах. Не стало коммерческих училищ, кадетских корпусов и пр.
Теперь все стало просто. Школы первой и второй ступени. Школа первой ступени – это начальная школа, с первого по четвертый класс, а второй ступени – с пятого по седьмой, а то и по девятый классы.
Образование называлось «народным» (сокращенно «наробраз») и общедоступным. Никаких приготовительных классов, классных дам, только знания и труд.
В деревне с трудом дело обстояло проще. Там и летние каникулы сделали не два с половиной, а три с половиной месяца, чтобы у детей оставалось больше времени для помощи родителям в полях и огородах. В городах же, где существовала безработица, школы сами стали обзаводиться мастерскими: столярными, слесарными и пр.
Когда же все дети, согласно новому закону, пошли в школу, тут-то сказалась нехватка учебных мест. До революции-то многие дети учились в церковно-приходских школах, да и то по одному – по два года, и школ для них не строили, при церквях занимались. Теперь Церковь была отделена от государства, а школа от Церкви. Опасаясь религиозного дурмана, государство не решалось даже закрытые церкви отдавать под школы. На постройку же новых не было денег.
В школах возникла страшная теснота. В 1920 году, например, на каждого ученика в стране приходился один квадратный метр класса и тринадцать квадратных сантиметров коридора. Прямо хоть не выпускай детей во время переменки. Выход нашли: стали перемены для разных классов в разное время делать.
Когда, наконец, школьники расселись за свои столы и парты, где по двое, где по трое, а где и по четверо, оказалось, что не хватает учителей и учебников.
Тогда Наркомпрос стал сам придумывать программы обучения, которые в учебниках не очень-то и нуждались.
Согласно такой программе познание ребенком мира начиналось с дома, с семьи, мамы, папы, бабушки, дедушки, Жучки, кошки, мышки и прочего домашнего окружения. На второй год дети изучали родную деревню, осваивали, например, такие темы: «Осенние работы в деревне» или «Охрана здоровья и труда в деревне», на третий год обучения они знакомились с районом, волостью, губернией, а на четвертый – со всей страной. Что учитель знал – то и рассказывал.
