Яна пошла впереди со сканером – наш проводник в подземном аду. Мэри замыкала шествие с винтовкой наготове, хотя все понимали, что если начнется бой, мы обречены.

Первые пятьдесят метров через завал превратились в кошмар эквилибриста. Протискиваться между острыми камнями с огромной болванкой было похоже на попытку пронести хрустальную вазу через магазин фарфора во время землетрясения. Камни осыпались под ногами, приходилось замирать, ждать, пока устоится. Дважды чуть не выронили – спасало только то, что Кроха фактически держал половину веса на себе.

Когда завал наконец остался позади, мы оказались в главном туннеле. Том самом, где два дня назад нас чуть не сожрали заживо. Стены здесь тоже запечатлели на себяе следы вчерашней бомбардировки – оплавленный камень, обрушенные участки свода, запах гари и озона, смешанный с кислой вонью богомольей крови.

– Двести метров прямо, потом налево на развилке, – Яна вглядывалась в экран сканера, регулируя настройки. – Левый туннель ведет прямо к камере матки. Охрана… сорок-пятьдесят особей, все сконцентрированы вокруг нее. Вход в камеру, похоже, свободен.

– Сорок это еще нормально, – пробормотал Толик. – Могло быть хуже. Могло быть сто сорок Или двести. Или…

– Заткнись, – оборвал его Капеллан. – "Не бойся, ибо Я с тобою; не смущайся, ибо Я Бог твой." Сосредоточься…

Мы двинулись вглубь пещеры. Темнота обступала со всех сторон, отступая только перед узкими лучами наших фонарей. Эхо шагов множилось в туннелях, создавая иллюзию погони. Пол по-прежнему был покрыт органической слизью – то ли следы богомолов, то ли какие-то местные водоросли, приспособившиеся к вечной тьме. Ноги скользили, приходилось двигаться медленно, осторожно, стараясь не стукнуть бомбой о стены.

– Развилка, – предупредила Яна.

Туннель разветвлялся – левый уходил круто вниз, правый поднимался. Из левого тянуло теплом и тем специфическим запахом, который бывает в инсектариях, только усиленным в тысячу раз.

– Левый, – подтвердила Яна. – Матка близко. Я вижу на сканере… Господи, она огромная.

Спуск оказался настоящим испытанием. Градусов тридцать уклона, скользкий как каток пол, и необходимость двигаться абсолютно бесшумно. Эндоскафандры компенсировали нагрузку, но не могли компенсировать законы физики – бомба норовила скатиться вниз, утащив нас за собой.

На половине спуска Толик поскользнулся. Его угол дернулся, бомба накренилась. Секунда – и она покатилась бы вниз, разнеся к чертям все наши планы вместе с элементом неожиданности.

Кроха издал низкий рык – первый звук за все время нашего знакомства – и удержал свою сторону. Его эндоскафандр взвизгнул от перегрузки, но выдержал. Бомба покачнулась и стабилизировалась.

– Спасибо, здоровяк, – выдохнул Толик.

Кроха кивнул, подняв большой палец.

Мы продолжили спуск еще медленнее. Воздух становился гуще, теплее, пропитанным феромонами и органикой. Стены туннеля начали пульсировать – едва заметно, но достаточно, чтобы понять: мы приближаемся к чему-то живому и огромному.

– Пятьдесят метров, – прошептала Яна.

Настроение в нашей процессии было как на собственных похоронах. Толик больше не шутил, Капеллан беззвучно шевелил губами, но уже не в молитве – просто повторял что-то про себя. Даже невозмутимая Мэри казалась напряженной.

А я думал. Мысль, родившаяся наверху, продолжала развиваться, обрастать деталями.

– Эй, Васильков, ты чего замолчал? – окликнула меня Яна по внутренней связи. – В будущее загадываешь?

Горькая ирония в ее голосе была очевидна. Какое будущее у людей с бомбой в логове самого страшного существа на планете?

– Думаю, как наши действия помогут тем, кто остался на базе, – честно ответил я.

– А что тут думать? Убьем мамашу – колония развалится.

– Это потом. А сейчас? Сейчас тысячи богомолов штурмуют Периметр. Они не узнают, что матка погибла – они же не телепаты. Для наших на стенах Периметра ничего не изменится. Богомолы продолжат атаку, люди продолжат умирать. То, что мы здесь никак не спасет ни единой жизни там.

Тишина. Тяжелая, как бомба на наших плечах. Все обдумывали мои слова и приходили к тому же выводу.

– Черт, – выдохнул Толик. – Санек прав. Значит, всё зря.

– Не зря, – возразил Капеллан, но без убежденности. – "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих." Евангелие от Иоанна.

Настроение упало еще ниже.

– Кстати, – вдруг спросил я, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. – Как богомолы общаются между собой?

– Писк, больше похожий на ультразвук, – ответил Капеллан. – Частоты на пороге слышимости. Сложная система сигналов.

– И далеко этот ультразвук распространяется?

Капеллан прищурился:

– Если думаешь, что матка успеет позвать на помощь… Мы слишком глубоко. Сотни метров породы глушат сигнал. К тому же вакуумная бомба – это миллисекунды. Она даже пискнуть не успеет.

Я машинально кивнул, но одна мыслишка продолжала вертеться в голове. Что-то крутилось на краю сознания, но никак не могло оформиться…

Вдруг я остановился так резко, что Толик врезался в меня сзади.

– Санек, какого черта?!

Но я не двигался. Пазл в голове начал складываться.

– Толик, – медленно проговорил я. – А что если…

– Мы на месте, – прошептала Яна, прервав мои мысли.

Камера мамки-богомолихи открывалась впереди как врата в персональный ад – широкий проход, уходящий в зеленоватое свечение биолюминесценции. От входа тянуло теплом и затхлым запахом. Мы остановились метрах в сорока от входа, прижавшись к стене туннеля.

Яна склонилась над сканером, регулируя настройки с сосредоточенностью хирурга над открытым сердцем. Зеленоватый свет экрана отражался в ее карих глазах, превращая их в нефритовые. Она снова прикусила губу – верный признак того, что увиденное ей не нравится.

– Плохие новости, – прошептала она так тихо, что я едва расслышал. – Камера огромная. Минимум сто пятьдесят метров в диаметре, и это только основной зал. Там есть ответвления, арки, боковые камеры… Это целый подземный дворец.

– Сколько их там? – Капеллан смотрел на вход, словно ожидал, что оттуда вот-вот выскочит орда насекомых.

– Информация подтверждается, около полусотни взрослых особей. Все внутри, вокруг матки. Охраны у входа нет – видимо, не ждут гостей.

– Отлично, – пробормотал Толик. – Всего-то полсотни. На каждого по восемь с половиной богомола. Прекрасное соотношение для последней рукопашной.

Мы аккуратно опустили бомбу на пол туннеля. Двухсоткилограммовая красавица легла на каменный пол с едва слышным стуком, который в тишине пещеры прозвучал как выстрел. Все замерли, прислушиваясь. Из камеры не доносилось ничего тревожного – только та же пульсация.

Яна еще раз взглянула на сканер, потом на бомбу, потом на расстояние до входа. В ее глазах я увидел сомнение – то самое, которое появляется у пилота, когда он понимает, что полосы для посадки не хватит.

– Нужно подойти ближе, – сказала она, и хотя говорила шепотом, решимость в голосе была железной.

– С ума сошла, капитан? – Капеллан покачал головой. – Мы и так слишком близко. Еще шаг – и они нас учуют.

– Смотри сам, – Яна повернула экран сканера к нему. – Видишь эти ответвления? Боковые камеры… Взрыв на таком расстоянии накроет только центральный зал. Максимум – убьет половину. Матка в дальней части, за той аркой. Ударная волна дойдет ослабленной. Она может выжить.

– Может, – согласился Капеллан. – А может и нет. Вакуумная бомба – это не просто взрыв. Это выжигание кислорода, чудовищный перепад давления. Даже если матка за аркой, ее либо убьет, либо серьезно ранит.

– "Либо" – недостаточно хорошо, – Яна упрямо покачала головой. – Нужна гарантия. Нужно поднести бомбу прямо ко входу. Или еще лучше – внутрь.

– Исключено, – отрезал Капеллан. – Подойдем ближе – они нас заметят. Пятьдесят взрослых богомолов против шестерых солдат – это даже не бой, это бойня. Мы и пискнуть не успеем.