А сейчас из-за проклятого фестиваля предстояло окунуться в полный трындец без начала и конца.

– Буду дома вечером. Раньше не могу, – наговариваю Инге звуковое сообщение и жму кнопку «отправить».

Сразу после этого отключаю телефон и кладу на стол. Ближайшие полчаса можно даже не пытаться его включать или надеяться услышать чей-нибудь звонок, кроме бесчисленных звонков жены.

– Босс, может, вам еще один кофе? – покосившись на меня, сочувственно уточняет бармен.

– Если яд есть, добавь мне лошадиную дозу.

Устало тру глаза. До собрания всего час. Мое имя уже в списках чренов жюри. «Почетный председатель», словно мне не сорок, а всех девяносто. Во время встречи обязательно выяснится, что что-то не готово, кто-то не приехал, а с оборудованием вообще задница.

Классическая ситуация на фестивалях за бюджетные деньги. Излюбленный метод чинуш пилить бабло и скидывать все проблемы на организаторов, жюри и спонсоров.

– Яда нет, – подумав, отвечает бармен. – Но есть отличный коньяк. Вчера один клиент заказал самую дорогую позицию. Пришлось распечатать бутылку.

– Коньяк, это хорошо. – Несмотря на общее заёбанное состояние и почти двое суток без сна, улыбаюсь.

Явиться на первое собрание подшофе и с порога дать понять все, что думаю об этом мероприятии – идея на сто баллов. В далеком прошлом, когда не было еще никаких клубов, я бы так, наверное, и поступил. Горело бы все синим пламенем. Сейчас ситуация намного сложней.

– Так как? – Бармен достает с полки бутылку. Похоже, кому-то не терпится накачать собственного босса.

– Давай вечером, – останавливаю его и, влив в себя чашку кофе, иду переодеваться.

Благодаря разговору с ушлым парнем и двум эспрессо мое состояние из «трупа» переходит в категорию «временно в форме». По опыту знаю, что продержится оно до обеда, а дальше кофе нужно будет подавать внутривенно, не отключая от капельницы ни на секунду.

Перспектива так себе, потому, чтобы успеть до этого охренительного момента отключки, прошу водителя утопить в пол педаль газа. А сам по дороге быстро просматриваю документы, присланные Фоминым.

С первого взгляда все стандартно. Обычный фестиваль. Участие в формате «двадцать четыре на семь». До обеда радостное прослушивание воплей молодых талантов. После – фотосессии, интервью и концерты звезд. Итоги в два этапа: полуфинал и финал. Ничего интересного или оригинального.

«Выкинутое время» выражение так и крутится на языке. Но потом я открываю страницу с фамилиями членов жюри, и за грудиной становится тесно.

Леонас

За прожитые годы я уже понял – у судьбы есть чувство юмора – черное. Сейчас вижу подтверждение.

Из всех популярных молодых певиц организаторы фестиваля выбрали самую лучшую – яркую, талантливую, способную спеть вживую без хора бэк-вокалисток. Именно ту, с которой я старался никак не пресекаться все эти гребаные пять лет.

– Ева Лаврентьева… Ева… – катаю имя на языке. Как и давным-давно сладко и горько. Красивая девушка и запретный плод в одном флаконе. – Неделю рядом…

Закрываю глаза и откидываюсь на спинку сиденья. Даже не знаю, какое искушение сейчас сильнее: развернуться или попросить водителя гнать быстрее.

С тем дерьмом, какое творится в моей жизни, первое, конечно, предпочтительней. Никому не будет лучше, если мы на семь дней окажемся в одной лодке. Ева точно не обрадуется такой перспективе. В прошлом я приложил все усилия, чтобы отбить у нее желание приближаться ко мне или работать вместе.

Со вторым – гнать быстрее – все сложно.

Некоторых людей можно легко вычеркнуть из памяти. Всего то – навесить бирку «Эпизод» или «Случайность». Других… одна короткая встреча, отрезок пути размером в неделю – и они навсегда на подкорке. Не забываются и не исчезают. Каждый день напоминают о том, как можно было и уже нельзя.

– Останови у шлагбаума. К входу подъезжать не нужно. Я пройдусь, – командую водителю, когда приближаемся к концертному залу.

– Там дождь сегодня. Подождите, пожалуйста. Я зонт из багажника достану.

Чем хорош персонал жены – все вышколены намного лучше, чем мои собственные подчиненные. С дрессурой у Ирмы не задалось лишь в одном случае. Со мной.

– Не суетись. Не растаю.

Толкнув дверь, выхожу на улицу и подставляю лицо под питерскую морось. По спине тут же пробегает холодок. Легкие заполняются густой прохладой. И внутри все успокаивается.

За грудиной больше не горит и не колет. Обычное рабочее состояние с простейшим планом на ближайшие два часа: «Решить организационные вопросы, подписать нужные бумажки и поехать домой».

Первое время я даже верю, что все возможно. Исполнительный директор шоу встречает меня в фойе и разливается соловьем о том, что у них уже все схвачено и от меня нужно лишь героически скалиться на камеру.

Но потом происходит неизбежное.

Ее приближение я чувствую спиной. Это как острый приступ радикулита. Между ребрами все клинит, и волна боли прокатывается по позвонкам. Никогда не думал, что заработаю когда-нибудь такую реакцию на женщину. А тут…

– Здравствуй… – Ева здоровается первой. – Меня не предупредили, что мы будем работать на одном фестивале.

Она расправляет плечи и поднимает голову. Взрослая и независимая – идеальная картинка для всех, кто не знает ее близко. Но сквозь всю эту браваду я вижу шипы и иголки.

За годы порознь скромная девочка из Тюмени научилась держать марку. Настоящая звезда, достойная своей армии поклонников. И все же, несмотря на маанящий блеск софитов, она так и не смогла выкорчевать из нутра себя прежнюю.

– Уже готовишься сбежать? – отрезвляю ее словами. Знаю, что это больно и неприятно. Однако… Проще работать с тем, кого ненавидишь, чем с тем, от кого покрываешься колючками и мечтаешь провалиться сквозь землю.

– Не хочу ждать момента, когда ты придумаешь повод, чтобы выкинуть меня из состава жюри.

Ева реагирует именно так, как нам и нужно. Взгляд становится холодным, а в глазах гаснет тревога.

– Ты повзрослела.

Не могу отказать себе в одном маленьком мазохистском удовольствии. Подхожу к ней ближе. Вдыхаю аромат… новый, дразнящий. И заставляю поднять голову.

– Уверена, ты легко найдешь мне замену. Очередь из желающих будет от Питера до Москвы, – чеканит моя звезда, даже не пытаясь освободиться.

– Разочарую тебя, Ева. – Нехотя убираю руку. Подушечки жжет так сильно, словно прикасался к огню. Чтобы не выдать себя, прячу руку в карман и вбиваю последний гвоздь в крышку своего гроба: – Земной шарик вращается вокруг своей оси, а не вокруг твоей персоны. У меня нет времени искать замену одной трусливой певице. Хватает забот посерьезнее.

Длинные ресницы вздрагивают. Заряд попадает в цель.

– Спасибо за откровение. Постараюсь не докучать.

Больше никаких иголок. Вместо перепуганного маленького ежа напротив меня стоит бронированная глыба льда. Ни боли, ни обиды.

– Надеюсь, с твоей стороны тоже не будет никаких ножей в спину. – Я отворачиваюсь. Концерт по заявкам на сегодня окончен. Дальше только дела и пошло все к чертовой матери.

– Можешь не переживать, – начинает Ева. – Я не…

Она вдруг осекается, и над сценой раздается детский крик:

– Мамочка! Мама! Ты где?

Леонас

На сцене поднимается шум и гам. Кто-то требует убрать ребенка. Кто-то просит вызвать охрану, словно одна маленькая девочка способна сорвать целый фестиваль. Кто-то ноет о беспорядке.

Тишина, которая была до этого, накрывается медным тазом. А я глохну!

Боясь моргнуть, смотрю на кучерявого ангела с куклой в руках и тихонько подыхаю.

Несколько лет назад я вручил самое ценное, что у меня было, своему коллеге – Грише Каткову. Он должен был сделать с этим сокровищем то, что не мог сделать я. После этого наши с Гришей дорожки пересекались лишь по двум вопросам: деньги и песни.