При росписи в мае 1552 года воевод по полкам в готовящийся большой казанский поход Курбский вновь оказался вторым воеводой полка правой руки в подчинении П. М. Щенятева. В «Истории...» князь описывает трудный путь с тридцатитысячным войском через Рязанскую, Мещерскую земли, Мордовские леса, исходом «на великое дикое поле». Царь дал отдохнуть победителю татар под Тулой всего восемь дней, несмотря на тяжелое ранение князя в голову, о котором упоминал Курбский. Полк шел с фланга основных сил русской армии, параллельно им, в пяти переходах, заслоняя главные полки от нападений ногаев. Поход длился пять недель, протекал «с гладом и нуждою многою». Продовольствие закончилось за девять дней до конца пути. Однако Божье покровительство проявилось вновь: «Господь Бог подал нам пропитание – кому рыбами, кому иными зверями, ибо в пустых тех полях зело много в реках рыб»[63].

Положение улучшилось только после того, как полк достиг реки Суры и вступил в черемисскую землю. Появилась возможность покупать провизию у местного населения:

«Хлеба сухого наелись со многим удовольствием и благодарением». Осуждая изнеженность польских и литовских шляхтичей, Курбский язвительно писал: «А мальвазии и любимых пирожных с марципаном там не воспоминай, черемисский же хлеб слаще драгоценных калачей был обретен».

В целом описание похода под Казань в автобиографии князя носило эпический характер: Курбский рисовал огромные пространства, населенные редкими дикими народами. По этим бескрайним просторам месяцами идет русское войско, исполняя волю своего государя. Идет, не встречая военного противника. Но врагом его выступает сама окружающая действительность: протяженность пути, о которой не подозревали и потому не запаслись должным количеством припасов; дикость местности, в которой можно добыть только сухой хлеб или диких рыб и дичь.

Описание Курбским штурма Казани в августе – октябре 1552 года является одним из самых ярких и эмоциональных в русской средневековой литературе. Оно довольно подробное, хотя сам князь и замечал: «А если бы писал по порядку, что там под градом делалось каждый день, того бы целая книга была». Ценность рассказа князя в том, что это – чуть ли не единственное русское описание штурма города в XVI веке его участником. Правда, фактическая достоверность этого текста значительно слабее, чем его художественная выразительность. Рассказ Курбского носил ярко выраженный назидательный характер. Это поучение ветерана, выжившего в тяжелых боях и покрывшего себя славой, обращенное к изнеженному воину Речи Посполитой – потенциальному читателю произведения, написанного Курбским уже в эмиграции. Один раз князь даже прямо обращается к нему: «Слушай прилежней, изнеженный („раздрочены“) воин!»

Как же происходили осада и штурм Казани в 1552 году и какова в них роль Курбского? 13 августа царь Иван IV с главными силами прибыл в Свияжск. 23 августа войска начали строить под Казанью осадные укрепления – деревянные туры и земляные валы, подпирая их тыном. Затем на укреплениях были установлены осадные орудия. Тогда же под городом состоялись первые бои: у татар не выдержали нервы, и они совершили первую вылазку. Их конница у Кабан-озера атаковала стрелецкий пехотный полк. Однако татарские луки однозначно проиграли дуэль русским пищалям. Конники были опрокинуты ружейным огнем, а затем добиты отрядами дворянской конницы князя Юрия Шемякина и Федора Троекурова: татар преследовали и секли до самых городских ворот.

25 августа русские полки были выдвинуты к стенам Казани и стали готовиться к штурму. Курбский и Щенятев командовали полком правой руки. Он располагался за рекой Казанкой, напротив Елабугиных ворот, и первоначально не принимал участия в активных боевых действиях. 26 августа Иван Грозный наметил направление главного удара с противоположного конца города, напротив Ханских (Царевых), Арских, Аталыковых и Тюменских ворот. Здесь было велено делать не просто осадные укрепления, а целую «большую крепость». Понимая, чем это грозит, татары опять устроили вылазку и отчаянно сопротивлялись. Летописец так описывал этот бой у ворот:

«...И христиане, и татары крепко бились долгое время, и русские беспрерывно стреляли из пушек по городу и по воротам, и стрельцы из пищалей, также из города из пушек и пищалей стреляли, и была сеча великая и преужасная, от пушечного бою и от пищального грому и от гласов, воплей и криков от обоих людей и от треска сталкивающихся мечей и копий, и на малом расстоянии не было слышно никакого слова, потому что был великий гром и вспышки огня от пушечного и пищального стреляния и дыма»[64].

Татарам не удалось оттеснить русских с занимаемых позиций. А 27 августа Петр и Михаил Морозовы начали размещение на этих позициях тяжелой осадной артиллерии. По городу был открыт беспрерывный огонь из двух типов орудий – стенобитных (огонь на разрушение) и «верхних пушек огненных», то есть орудий с навесной траекторией стрельбы, которые закидывали за стены разрывные и зажигательные снаряды. Князь Курбский так описывал артиллерийскую дуэль между осаждавшими и осажденными:

«Когда хорошо и прочно устроили шанцы и стрелки со своими стратегами окопались в земле, считая, что находятся в безопасности от городского обстрела и вылазок, тогда подвезли поближе к городу и крепости большие и средние пушки и мортиры, из которых стреляют вверх. Насколько я помню, всего вокруг крепости и города поставлено было в шанцах полтораста пушек больших и средних, причем и самые малые были по полтора сажени в длину. Кроме того, там было много и полевых орудий около царских шатров. Когда начали мы бить со всех сторон по крепостным стенам, тотчас сбили тяжелый бой в крепости, то есть воспрепятствовали им вести огонь из тяжелых орудий по христианскому войску, не смогли только подавить мушкетный и ружейный огонь, который в христианском войске вызывал большие потери в людях и лошадях»[65].

28 августа ситуация изменилась: татары попытались устроить русским войскам своеобразный «слоеный пирог»: внутри Казань, из которой постоянно происходят вылазки, затем кольцо русских полков и снаружи – татары, остававшиеся за городом, скопившие силы и периодически атаковавшие тылы армии Ивана Грозного. С казанских стен осажденные подавали сигналы, размахивая огромным знаменем. По этому знаку татарские отряды выходили из лесов и шли в атаку. Одновременно из города делались вылазки.

Такая тактика могла быть вполне успешной, и надо было не допустить развития наступления противника до критической степени. Татары уже добились определенного успеха, изматывая русские войска непрерывными нападениями с разных сторон. Курбский описывает, как воины по целым дням не могли поесть, постоянно отбиваясь от врагов, как не спали ночами, охраняя пушки, чтобы лазутчики под покровом ночи их не испортили и не взорвали. Артиллеристы под стенами Казани с первых дней осады проявили высокое воинское искусство. Они метко били по крепости и в то же время были готовы в любую секунду развернуть орудия на 180° и стрелять по накатывающимся от леса рядам татар, бегущих в атаку со своим знаменитым криком «Алла!».

Дальше так продолжаться не могло, и 29 августа армия была разделена: полки под командованием Петра Щенятева, Андрея Курбского, Юрия Пронского и Федора Троекурова установили осадные укрепления за рекой Казанкой напротив Казани и открыли непрекращающийся огонь по городу. Он велся из орудий, пищалей и луков. Татары отвечали тем же. Другие же русские войска прикрывали Арское поле, с которого прошлый раз пришли мусульманские отряды на поддержку осажденной Казани. Татары вышли из леса, построились, но напасть на этот раз не решились: так войска и простояли весь день друг против друга. По приказу Ивана Грозного вдоль стен крепости на Арском поле также были сооружены туры – осадные укрепления. Тем самым к 30 августа круг осады оказался полностью замкнут.