Это было на третий месяц после того, как они расстались. На дворе стоял дождливо-холодный конец октября. Ее окно светилось оттенком розового – цветом торшера, что стоял возле двуспальной тахты. Снизу, ни самой тахты, ни торшера видно не было. Но Олег знал каждый квадратный метр ее жилища. Знал, и любил.

В груди защемило. В куче припаркованных к дому "волг" и "жигулей", он узнал бастрюковский "нисан". Они там вдвоем! Пьют чай? Смотрят телевизор? Обнимаются и целуются, сидя на диване? А может, ссорятся из-за какого нибудь пустяка? Олег стоял, задрав голову кверху, стоял и жалел, что уже десять лет как бросил курить.

Я должен! Я должен это понять и суметь… Надо ехать к старцу Паисию. Мне уже много-много понятно из того, чего и не снилось нынешним мудрецам в Гарварде и Массачусетсе… Мне осталось еще совсем немного сойти с ума! НЕ СПЯТИТЬ, а наоборот – ПРАВИЛЬНО СОЙТИ С УМА – то есть – обрести истину. Маринка! Маринка!

Спасибо, что ты даешь мне столько силы!

Нанятый паломниками автобус отходил от храма в семь утра. Пассажирами были, в основном, женщины. У них у всех было какое то общее устало – доброе выражение лиц. Некоторые были с детьми. Женщины молчали и тихо улыбались надежде на счастливое избавление от недугов и хворей и от всех прочих проблем, что заставляет их ехать не ведомо куда. И иногда на последние в семье деньги.

Олег сел возле окна на самом заднем сиденье и почти сразу задремал. Сказалась усталость бессонной ночи. Он задремал и ему приснилась жена. Та, которая теперь замужем и живет в Москве. Замужем за тем немцем из Дойче Зоммеркрафт банка, что увез ее с детьми в большую квартиру на Пречистинке… Он слышал, такая квартира обходится банку в пять тысяч долларов за месяц. Жена приснилась Олегу совсем иной, нежели он привык ее видеть – веселой и озорной. Даже игривой. Она почему то легла к нему в постель, не смотря на то что и во сне они оба знали, что уже разошлись и что у нее нынче другая семья, она легла к нему под одеяло, как была в одежде, но только не головой к подушке, а ногами – как бы "валетом". Легла и стала показывать ему язык.

Автобус тряхнуло, и Олег проснулся. А? Где едем? И что это она мне приснилась? И зачем это она мне приснилась? Ничего не бывает случайного… Она говорит мне, она мне передает… Ничего она мне не может говорить, потому как она полная дура.

Но она мне может передавать. Не сама – а через себя… Фу! Что за ерунда в голову лезет!

В монастыре их встретил брат Афанасий. Он сказал, что старец хворает, и принимать не будет.

С дороги всех провели в монастырскую гостиницу.

Он чувствовал что не попадет к старцу, предвидел это еще в автобусе.

– Сперва больные и дети… И вообще, какое право у меня лезть с такой мелочью, как моя личная жизнь? Люди с горем едут, а у меня – подумаешь – жена бросила, да любовница с другим сошлась – эко делов!

Теперь Олег имел шанс либо застрять в монастырской гостинице на две недели до следующего автобуса, либо уехать так старца и не увидав… Он слонялся по монастырю из церкви в трапезную, из трапезной в гостиницу, покуда вдруг неожиданно не разговорился с братом Афанасием. Тот стоял посреди двора и глядел на радугу, что замкнутым коромыслом перекинулась из дальнего темного лесочка в белую застройку безымянного поселка на веселеньком пригорке… Радуга была сочная, как запах озона после грозы, со всем набором цветов от каждого охотника и до сидящего фазана…

– Такие вещи решаются на небесах, вырвалось у Олега.

Он был уже настолько пропитан своим знанием, что нисколько не нервничал, что кто – то может его не понять. Еще когда он стоял на вечернем молебне в монастырской церкви и смотрел на тех женщин, что тоже приехали к старцу, спокойствие вдруг переполнило его. – - Сегодня я либо узнаю – либо нет. Скорее всего нет. Но это необходимый этап процесса приближения… решил он тогда…

– На небесах? – Афанасий радостно и доверчиво улыбнулся, – да, батюшка мой, на небесах… Ну и как тут не радоваться!

– А можно ли познать всемирную истину? Брякнул вдруг Олег, сам не понимая, к месту ли его вопрос.

Афанасий очень дружелюбно посмотрел на Олега и сказал, – - Гордыня – грех. Знаешь молитву Василия Великого от осквернения?

А ведь до пострига я тоже был научным сотрудником. Вроде тебя. И вот по существу твоего вопроса: Святые Апостолы – необразованные люди, не умевшие читать и писать, так как были простыми рыбаками, исполнившись Святаго Духа в один час не только научились читать и писать, но говорить на всех языках и диалектах…

– А как исполниться Святого Духа?

– Святому Серафиму Саровскому для этого потребовалось много лет, стоя на коленях молиться Богу. Молиться днем и ночью. В дождь и в снег.

– Значит не все? А только единицы могут? Единицы из миллионов?

– Когда я был совсем еще молодым, еще до пострига в монахи, меня поразило житие одного святого… Он жил в пустыне, молился и постился, питался лишь кореньями и диким медом… И вот, на десятый год отшельничества, явился ему Ангел и сказал, – ступай в такую то землю, там построй себе обитель и там спасешься. И вот я сильно опечалился, прочитав эти строки жития. Подумалось мне – как же так? Ведь уже десять лет этот старец пустынник постился и молился, а Ангел ему говорит, иди туда – и там спасешься… Значит за десять лет он еще не спасся? А как же мы?

Какой ничтожный шанс на спасение имеем мы, молясь и постясь всего три месяца в году? Значит ли это, что вероятность нашего спасения практически никакая – нулевая? Пошел я с этим вопросом к моему духовнику – отцу Александру. Пожилой такой священник – суровый! Бабушки его ужас как боялись – далеко не всех к причастию то допускал – бывало такую епитимью наложит – месяц без причастия!

Подошел я к батюшке, так мол и так, опечален я прочитав житие, боюсь, не спастись мне никогда. Очень рассердился на меня отец Александр. Нахмурил брови и резко так отчеканил: я, говорит, сорок лет уже священником служу – и не знаю, спасусь или нет… Умом думаю, что нет. Но милость Божия настолько огромна, что уповая на нее мы только и живем. И ты, иди и живи по Закону Божию, иди и не думай о том, что мне рассказал. Молись и веруй в бесконечную милость Божию, что нас не оставит. А иначе бы прекратился бы род человеческий, так как все мы умерли б от тоски.

– Так почему нет чудес?

– Как же нет, когда есть – каждый день во время литургии вино и хлеб в каждом храме превращаются в Тело и Кровь Господни. Господь накормил пятью хлебами две тысячи человек, а теперь ежедневно Его Телом и Кровью окармляются сотни миллионов Его Телом и Кровью.

– А как мне самому стать чудотворцем?

– А ты стань Божьим человеком!

– А как?

– Полюби Бога больше чем любишь себя и свои болячки – ты же любишь трогать свои болячки? Афанасий вдруг хитро улыбнулся.

– Больше чем жену, детей, Маринку?

– Все ведь просто написано – для неграмотных и полу-грамотных: оставьте все – и родителей своих и детей… а ты – ученый. И не можешь понять простого необходимого условия… Эх ты! Ты еще раз задумайся – тебе описывают необходимые условия закипания воды – температура сто по цельсию и давление окружающей атмосферы семьсот шестьдесят миллиметров ртутного столба. И ты – как ученый – понимаешь, что не соблюди ты эти условия, не вкипятишь своей воды – хоть ты тресни! А вот читаешь необходимое условие спасения – и не понимаешь! Ай-яй-яй! И стыд и грех – ранние христиане неграмотные понимали – а ты без пяти минут доктор наук – ни в зуб ногой.

Афанасий вдруг засмеялся.

– Значит все кнопки от пульта для чудес во мне внутри?

– Да.

– Внутри?

– Да.

– И не нужна экспериментальная и лабораторная база?

– Нужно только Бога любить и только жаль, что ты умом понял. А не сердцем. Но поверил таки. А это уже хорошо.

– А я сердцем боюсь…