2. Означенные лагеря не держать на льготном режиме довольствия.
3. Отменить в отношении означенных лагерей перечисленные в инструкциях для лагерей льготных режимов 3-5 степеней виновности медицинские, санитарно-гигиенические и культурные средства обеспечения.
Начальник имперской службы СД оберфюрер Ольгис Фогель Начальник СМЕРШ ГПУ РККА генерал-лейтенант Иночкин 22 мая 2006 года Берлин – Москва
1.
Курочкин проснулся аж в полшестого. День был такой – особенный, кончался его срок, и душа уже рвалась на волю, не давая покоя телу, пусть и не успевшему еще отдохнуть за те семь часов, что были от отбоя до подъема отмерены режимом.
После завтрака он три минуты постоял возле столовой и покурил с теми мужиками, с которыми подружился за год и три месяца своего пребывания в трудовом лагере. Год и три месяца… И как они в этих "тройках" решали, кому сколько давать на перевоспитание? – этим вопросом зэки часто задавались сидя и греясь в бытовках или возле костров, там – на просеке, в болотах – на трассе Москва – Владивосток, которую, как им казалось, строила теперь вся страна. Впрочем, называть из зэками политруки строго – настрого запрещали. Только "перевоспитуемыми"!
Перевоспитуемый Курочкин. Срок трудового перевоспитания – год и три месяца. Так как же им определяли эти сроки? Кто то рассказывал, что якобы по специальной балльной системе…
Курочкин вспомнил, как в тот день, когда их сортировали на стадионе Кирова, он всего пять или десять минут постоял перед тройкой… И ему вкатали год и три месяца. Тройка была самая что ни на есть! Как в кино. Майор в довоенной форме НКВД, вполне современный мент с компьютером и партейная баба прям как та из райкома, что в восьмидесятом году не пустила его в Болгарию. Майор спросил только, кем мол до катаклизма работал? Курочкин сказал, как было. Мент на компьютере щелк-щелк, проверил. Да, говорит, правда, не врет. Майор еще какую то ерунду спросил, мол, где до катаклизма жил, в какой квартирке? Мент опять проверил, а потом они и говорят… Не все разом, а баба, а потом майор, – поедете, Курочкин, на перевоспитание…
На трассе в тайге Курочкин встречал и бывших начальников отделов со сроками вдвое большими чем у него, и бывших бизнесменов, перевоспитываться которым тройка определила всего шесть или вообще – четыре месяца! Логика назначения наказания… Нет! На политзанятиях, с которых начинался каждый трудовой день, политрук всегда подчеркивал то, что работа на строительстве автобана Москва – Владивосток это не наказание, а наоборот, выражение глубокого доверия Родины к тому, что в процессе честного труда, перевоспитуемые или "перики" – как они сами себя называли, превратятся в полноценных граждан новой России.
И правда, Курочкин знал из программ телевидения и из газет, что никаких ограничений в карьере у "периков" нет. И что новый министр среднего машиностроения сам четыре месяца в ватничке и с лопаточкой строил дорогу… И что министр энергетики, тот тоже три месяца в "периках" по трассе бегал.
И вообще, обиды на страну у него не было. Помнится, когда их в первую страшную ночь когда их взяли прямо из новой квартиры на Таврической и повезли на стадион, в ту страшную ночь он всякого наслушался… И про Солженицына, и про Воркуту – Магадан, и про голодную смерть на непосильной каторге, что их всех непременно ждет. Однако, уже на следующий после заседания тройки день, он ощутил на себе всю истинную силу любви Родины к своим заблудшим детям. Как его кормили в лагере!
Он казалось, не питался так и в счастливом детстве на даче у бабушки. И вообще за эти год с небольшим, он только окреп здоровьем, избавился от жировых складок на брюхе и его сердце, и печень стали гораздо сильнее. Даже камешек из почки вышел. И кто б мог подумать, что в лагере у них будет такая больница и поликлиника с врачами и оборудованием, каких до этого он видел разве что в платном профилактории Промгромбанка… И вообще, многие мужики и на воле, до великого катаклизма не видали такой жизни. Спальные помещения на четверых…
Питание… Эх, Галка его так никогда не кормила во все шестнадцать лет их совместной жизни! И после двух часов политучебы, да восьми часов работы на трассе, библиотека и компьютерные классы, тренажерные залы и бассейн…казались каким то даром Божиим, а не наказаньем.
А по субботам, танцы с девчонками из соседнего женского лагеря. А сколько свадеб они сыграли за этот год! Пять или даже шесть… И сам чуть не женился, да политрук развода с Галкой не дал, сказал не хочет на себя брать, мол у вас двое детей, вот выйдешь на волю, там и решай…
Он три минуты постоял с мужиками. Им тоже недолго осталось, кому месяц, кому полгода. Постоял, и пошел к зданию администрации. Получать документы. Витя Недорезов – "перик" из его комнаты, бывший начальник рекламного бюро, у него срок еще только через два месяца закончится, он в администрации писарем работает, так он еще неделю назад новые документы его – Курочкина видел. Раньше то говорят, справку об освобождении давали, а теперь сразу паспорт. Чистенький!
До вокзала Курочкин добирался автобусом. После катаклизма легковые машины у народа поотбирали и посвозили под пресс. Теперь куда бы ты ни ехал – передвигайся только общественным транспортом. Но автобусов много, ходят они часто, и все новенькие – комфортабельные… Мерседес! Правда, слышал Курочкин такую байку, будто все эти мерседесы как бы нечистые… Мужики говорили, что не только заводские номера у них затерты и спилены… Но есть в них такая штука, что все они до самой последней заводской царапины – одинаковые. Как будто по одной форме отлиты. И у всех одинаковые дефекты… Курочкин так особо не понял, но вроде тоже самое на трассе мужики рассказывали про технику строительную. Про бульдозеры, скреперы, грейдеры, экскаваторы, самосвалы… Что все они как по одной мерке сделаны. Серийные то машины. Хоть чем – да отличаются, а эти – до мельчайшей вмятинки на приборной доске, до трещинки на руле, до царапинки на лобовом стекле – как тиражная копия девушки в журнале – на каждой обложке такая же с такой же родинкой… Чертовщина! Но мужики уже привыкли к такой чертовщине, что со времени катаклизма встречается теперь везде и повсюду. И как бы там не объясняли политруки на политзанятиях, что мол открыты новые несметные запасы золота, которые позволили нашей Родине… Все равно любой экономист, вроде Эдика из соседней комнаты, или соседа – инженера Петра Васильевича, кумекает, что никакого золота не хватило бы России, чтобы за пол-года решить задачу насыщения рынка почти бесплатными товарами.
Изобилие пришло в страну как в сказке про рыбака и рыбку. Курочкин еще слышал такую байку, что есть под Москвой некие секретные поля, где до горизонта стоят склады и пакгаузы… И что склады эти битком забиты всяким добром – от галантереи и компьютеров, до продовольствия и стройматериалов… и что охрана из самых лучших и проверенных НКВДэшников только и грузит подходящие туда составы, которые везут все это потом во все города. А когда склады пустеют, охрана уходит и за ночь – все склады опять полные! Вот такая брехня… Так или иначе, но даже у них в лагере, компьютеров и жрачки было завались. А что же на воле? Так – то!
На вокзале купил билет до Питера. Два золотых червонца – за место в купе вагона первого класса. Никакой очереди и чистота повсюду неимоверная. Два корейца – дворника громадным пылесосом взад-вперед утюжат стерильно глянцевый асфальт. По перрону неторопливо прохаживается парочка городовых. А возле книжного киоска стоит… Эх, ма! Настоящий эсэс! Слыхал Курочкин про такие новые дела, но не верил. Говорили, что в некоторых лагерях не НКВД, а эти – "новые хозяева"… И точно. В левой петлице – собачья голова… На рукаве орел с прямыми крыльями, выше орла – российский флаг бело – оранжево – черный, а ниже орла – нашивка… "Малюта Скуратов"… Круто!
Городовые к эсэсовцу с опаской. Сворачивают от него не доходя метров тридцать.
