Машин было мало, пешеходы - сосредоточены и заняты собой. Отлично. Автомобиль устремился по улице, охотно взявшись продолжить оптимистичный мотивчик начала дня.
К слову, Фрод охотно пошел бы и пешком. Но время сегодня явно поджимало.
* * *
Он любил бродить один, привычно выходя из дома за несколько часов до учебы или работы. Но вместо "взгляда в чужие окна", как сформулировал автор поэтических образов, написанных задолго до Объединения - это напоминало, скорее, смотрение в себя. Он нарезал круги по улицам и дворам, плутая вокруг дома, в котором родился; по дворам, в которых прошли детство и юность. Всё сиюминутное, суматоха мыслей куда-то уходили в такие моменты, оставляя ощущения одновременно радости и тоски. Хотя, казалось бы, что такого особенного в его прошлом, чтобы о нем тосковать?
Он не помнил, когда именно начались эти его самокопания.
Взгляд рассеянно скользнул листвой тополей сквера, в котором как раз копошились неодруиды. Вновь лопочут о чем-то своем, малопонятном простым смертным.
Странная, нелепая секта, адепты которой поклонялись деревьям, считая их бессмертными. Друиды верили, что деревья способны научить человека покидать свою бренную оболочку, бродя по призрачным мирам сновидений... Это были обычные городские сумасшедшие, к которым примерно так и принято относиться: пусть себе болтают о своих потеплениях климата и грядущей экологической катастрофе, не жалко. Никакого отношения к реальности, которой жил Город, к тому, что радовало или тревожило его обитателей, эти небольшие группки юродивых не имели.
Фрод поймал себя на мысли, что некоторую нездоровую оживленность в ситуацию на планете с недавних пор начали вносить именно друиды, с вечными своими шествиями и акциями... что же так не нравятся им наши экономика и технический прогресс, кто бы объяснил.
Странные они. Безжизненные, вялые. Не скандируют, не голосят лозунги, даже музыки на их сборищах нет. Молча делают свое: развернули плакаты и стоят, зыркают глазищами по сторонам. Про неодруидов шутят, что они на самом деле инопланетяне, хм. Кто его знает, может и правда.
Хотя деревья Фрод тоже любил. В тени листвы можно было спрятаться от слепящих лучей полуденного солнца, завалившись в траву с любимой книжкой.
Странно прозвучит, но в детстве такое удавалось нечасто: всегда что-то мешало. Родители, уроки... "Фродо, ты не забыл, что обещал сделать сегодня? - да-да, а потом в парикмахерскую, оброс как хиппи". Зато теперь он в очередной раз поймал себя на мысли, не завалился ли весь мир в траву с любимой книжкой. Будто бы напрочь исчез, испарился всегдашний напряг, людям некуда стало спешить, а воевать и вовсе лениво. Последовали общемировые Конференция и Конфедерация, затем Объединение. Белая полоса? - хорошо, но просто пусть она длится подольше. Ему хватило в жизни черных полос.
Да, но ведь было так не всегда. В пору его юности еще случались какие-то демонстрации, митинги... людям представлялось, что лет эдак десять назад - или двадцать лет, или пятьдесят - жилось лучше и правильнее, чем сейчас. И люди яростно отстаивали свое, как им казалось, право - в это свое самое лучшее время вернуться, будучи готовы, казалось, убить любого, кто посмеет отказать в этом.
Родилась целая индустрия, построенная на неизбывной ностальгии. Писатели что есть мочи строчили хорошо продававшиеся книги, лирично повествующие об ушедшей молодости, киношники и телевизионщики вовсю изощрялись в производстве ламповых мыльных опер про неподкупных когда-то полицейских, в одиночку боровшихся с системой. Все это уходило нарасхват и втридорога, явно несоразмерно уровню качества, обычно очень посредственному.
А потом... это исчезло. Никто не понял, что произошло. Впрочем, никто особо и не озадачивался: ушло, да и бог с ним. Что толку смотреть назад, когда впереди столь много интересного.
"Да, но отчего же прошлое не отпускает меня."
Путь пролегал мимо крутого навороченного бизнес-центра, где в последние школьные годы Фрод подрабатывал айтишником. Чуть правее возвышался небоскреб филиала Всемирного НИИ Психологии. Ходило немало шуток в малоприличном стиле фрейдистских анекдотов на предмет пристрастия психологов к высоченным, возвышавшимся над другими (малоэтажное коттеджное строительство понемногу становилось на Земле нормой) зданиями. Впрочем, у всех есть право на маленькие слабости.
С IT вообще получилось сложно. Как и многие его сверстники, школьником он с энтузиазмом ринулся в новое, манящее к себе неизведанными доселе чудесами; быстро освоил ремесло сисадмина, некоторое время спустя сменив на безбедную, казалось бы, стезю профессионального программиста. Все было прекрасно, и предки лишь хмыкали в дни, когда он приносил домой зарплату.
А потом вдруг, нежданно-негаданно, явилась досада. Будто бы разменивал он по рублю, не в силах понять и освоить целиком, Нечто. Толстяки-айтишники, гогоча онанирующие на забористое порно в интернете и вряд ли способные, помимо программного кода, хоть на что-то в реальной жизни - не вызывали теперь ничего, кроме раздражения. Какое-то время по инерции он продолжал работать, хотя и начал метаться между работодателями, не задерживаясь в штате ни одной коммерческой структуры надолго. Пока однажды не осенило: идет по жизни одиночкой, на побегушках у бизнеса ему не быть, здесь - чужое, не его. И как-то сразу его интерес к IT - да и интерес IT к нему - разом пропали. Некоторое время он колебался между юриспруденцией и психологией (обе стези давали возможность независимой и индивидуальной, как ему казалось, работы), но наконец определился с выбором.
Родители были не в восторге. Но какое значение имело их мнение. Он рано осознал: мама-папа сами по себе, он - сам по себе. Да и что знали о нем родители?
Глава 3
У него была Тайна. Когда-то, в переполненном почти до отказа книгами детстве, явилась не самая обычная для ребенка мысль, что путешествие во времени может быть иным, чем у персонажей зачитанной до дыр фантастики. Для него это была бы Машина Времени, позволяющая путешествие не в прошлое, бывшее общим для всех, а - в личное свое прошлое. В любой момент времени, прожитый, будто космическим скафандром высокой защиты, его телом.
Да, но как же это. Если хочешь вернуться в самого себя в одну из прежних своих минут, сохранив взрослую память о том, что ты — это ты сегодняшний, а не вчерашний, подобное наталкивается на препятствие: возвращение невозможно попросту в силу того обстоятельства, что сейчас, двенадцатилетним, ты чувствуешь себя на свои двенадцать лет, а пожилым и опытным путешественником во времени — не чувствуешь. Логично ведь, да?
Ну вот как вернуться в этот прекрасный солнечный день лета, если не было тебя в этом дне?
Подумайте, прежде чем отвечать. Вспомните себя в те годы, которые издалека представляются столь солнечными. И которые отнюдь не были такими. Так и здесь. Возможно, данное рассуждение и не является образцом логики; но, как говорил один из писателей-фантастов, практически наверняка владевший искусством Путешествий во Времени и поведавший взрослым немало удивительного об их детях, за что и был удостоен звания Командора - "не будем излишне придирчивы к Мальчику".
Будучи неугомонным изобретателем, учеником капитана Немо, Робура-завоевателя и заодно эгоцентрика инженера Гарина, он нашел выход. Иногда, лучше всего безлюдным солнечным утром, нужно вспоминать, что он путешественник во времени, готовя таким образом «restore points» (точки восстановления), в которые можно было бы вернуться. Когда наконец зарелизится, как сказали бы в бытность коллеги-айтишники, его Машина Времени.
Да, это была такая детская игра. Но игра весьма непростая и занятная, если не сказать больше. Игра, странным образом не пожелавшая распроститься с ним с течением лет, подобно полузабытому плюшевому медведю, наблюдающему со шкафа. "Что ты, как ты? У тебя все нормально? Забей на неприятности, я с тобой и никуда не уйду."
