– Если он с Песахом дружен, это плохо… – огорчился Алп-Барик. – Хотя… Не верю, что благочестивый Песах за язычника вступится. Да и давно это было. Делай что хочешь, Машег, а девка эта должна быть моей! Должна! Не отдадут добром, возьму силой! И пусть потом меня ищут. В степи.

– Станешь с Киевом воевать? С двумя сотнями?

– Зачем воевать? Сможешь вызнать, где дом этого Вартислава?

– И вызнавать не надо, это я и так знаю. На Горе здешней. Близ княжьего дворца.

– Дворца! – Алп-Барик фыркнул. – У хакана Беньяху псарня больше, чем эта конура!

– Спорить не стану, – кивнул Машег. – Но брать дом Вартислава штурмом не советую. Взять-то ты его возьмешь. Но не мгновенно. А потом тебе придется уже не с дворней княжича биться, а со всей киевской дружиной. Она же рядом, в четверти полета стрелы. А еще исмаилиты твои… Увидит их киевский князь, решит, что это по воле богохранимого Беньяху в его городе бесчинство творят. Нет, нет, я понимаю, что ты здесь представляешь хакана. Но понравится ли хакану то, что ты из-за девки с русами его поссорил? Олег нынче большое войско собрал, чтобы на ромеев идти. А после такого оскорбления, как ты думаешь, на кого он пойдет?

– Вся русь – пыль под копытами скакуна Беньяху! – заявил Алп-Барик.

Но задумался.

Ненадолго.

– Я не отступлюсь! – вновь заявил он. – Вы здесь с русами живете, вот придумайте, как мне девку получить и со здешним хаканом не воевать. Я в долгу не останусь. Сказал: за девку эту серебром по ее весу отдам!

– Так уже, – ухмыльнулся Машег.

– Что уже?

– Готовь серебро, Барик. Добуду тебе девку.

– А если этот Алп-Барик узнает, что я уже в Киеве? – спросил Сергей.

– Все, что он узнаёт, он узнаёт от Ноама или от меня, – сказал Машег. – Этот благородный прыщ слишком горд, чтобы собирать слухи.

– А его люди?

– Его люди не говорят по-вашему. А толмачей ему Ноам дал. Своих. Проверенных. Они лишнего не скажут, зато слушают очень внимательно. Как, по-твоему, Ноам узнал, что Барик приехал на него хулу искать? Сам-то он помалкивает пока. Потому что помощь наша нужна. А когда надобность отпадет, станет гадить. Отец ему велел что-то такое вызнать, чтобы хакан Ноама сместил. Тогда Еремия своего человека сюда посадит. Из византийской венеты[11]. А этим союз Руси и Хузарии не нужен. И война Руси с ромеями им тоже не нужна. А уж купцы ваши, торгующие в Константинополе, и подавно.

– Что, вот так прямо и говорят, что Барик хочет Ноама сместить? – удивился Сергей.

– Барик хочет твою жену, – внес поправку Машег. – Слаб он на передок. Ноам сказал: всегда такой был. Три жены и тридцать наложниц.

– То есть я тридцать первой буду? – возмутилась Искора.

– Не будешь. – Сергей отобрал у нее кубок. – И хватит тебе вина. Вредно это.

– Ничего мне не вредно!

– Тебе – нет, а ему, – Сергей положил руку на Искорин живот, – очень даже вредно.

– Ему?! – Искора аж подскочила. – Сын?! Откуда знаешь?

– Не знаю. Надеюсь. Но это ничего не меняет. Водички клюквенной ей принеси, – велел он холопке.

– Нет клюквенной! – испуганно пискнула та.

– Какая есть, такую и неси. Что дальше, Машег?

– Как я сказал. Искора должна получить от тебя письмо, где ты ее к себе зовешь. И побыстрее. День на сборы. Потом она с десятком сопровождающих посуху в Смоленск отправится. А ночью на стоянке я с несколькими десятками хакановых муслимов ее захвачу и Барику отвезу. И на серебро по весу поменяю. А потом…

– Потом я ему бубенцы отрежу! – хищно заявила Искора.

– Не отрежешь, – сказал Сергей.

– Это почему? – возмутилась Искора. – Еще как…

– А потому что я об этом позабочусь. Всё, ладо мое. Иди обедом займись. Мне с Машегом всю задумку целиком обсудить надо. Как-никак три пуда серебра на кону.

– Побольше. – Машег опытным взглядом оценил Искору. – Но мелочиться не будем.

– Не будем, – согласился Сергей. – Мелочь все равно нам достанется. Ноам в доле?

– Доля Ноама – устранение Барика, – ответил Машег. – Он сам так сказал. Но подарок ему сделать надо.

– Сделаем, – кивнул Сергей. – Но после. Когда хаканова родича сюда доставят. Появилась у меня одна идея. Вам с Ноамом понравится.

Алп-Барик бар Еремия метался по шатру как запертый в клетку волк. Хорошо, шатер у него был просторный, шагов десять в поперечнике. Находящийся здесь же Ноам бар Раффа был спокоен. Восседал на подушках, взирал на метания соотечественника с легкой усмешкой. Потом уронил:

– Едут.

Алп-Барик замер. Тоже прислушался, наконец изрек:

– Точно. Скачут.

Постоял немного и тоже уселся на подушки. Принял важный вид. Ноам погладил бороду, скрыв усмешку.

Через некоторое время полог шатра откинулся. Вошел полусотник-муслим. Поклонился. Формально: чуть наклонив голову.

– Привезли? – безуспешно пытаясь скрыть волнение, бросил Алп-Барик.

– Да, хан.

Два стража раздвинули полог пошире, и в шатер, согнувшись, вошел Машег с девушкой на руках. Аккуратно опустил ношу на кошму у входа.

Алп-Барик вскочил, подхватил масляный светильник на бронзовых ножках, подсветил:

– Что с ней?!

– Грезит. Дралась. Дали маковой настойки, – лаконично ответил Машег.

– Она может, – одобрительно произнес Алп-Барик, жадно разглядывая спящую.

– Эта? Которую ты хотел? – не вставая с места, спросил Ноам.

– Сильно дралась? – Алп-Барик провел пальцами по лицу спящей: по щеке, по губам, по круглому гладкому подбородку…

– Ножом меня ударила, – сказал Машег, продемонстрировав длинный разрез в одежде. – Втроем еле удержали.

– Потерь нет?

Этот вопрос был обращен уже к муслиму.

– Нет. Только она и дралась. – Гвардеец хакана презрительно искривил губы. – Прочие как увидели, сколько нас, сразу наземь повалились.

– С ними что? – уточнил Ноам.

– Как сказано было: кто не сражался, того не трогали.

– Хорошо, – одобрил Ноам.

– Барик, мы свое дело сделали, – вмешался Машег. – Эта женщина твоя. Бери ее хоть прямо сейчас. Вижу: не терпится. Вижу и понимаю: хороша девка.

– Повременю, когда очнется. – Алп-Барик выпрямился, поставил светильник.

– Ты с ней осторожней, – посоветовал Машег. – Острое от нее подальше держи. Не то проткнет тебе что-нибудь… нелишнее. – Он показал на прореху, сквозь которую блеснула его кольчуга.

– Справлюсь, – рассеянно произнес Алп-Барик, не сводя глаз с лежавшей. – Люблю таких… Свирепых.

– Люби, – согласился Машег. – А мы с братом поедем. Ноам?

– Поедем. – Тархан поднялся. – Бар Еремия?

– Что?

– Расчет.

– А… Да. Покажешь моему беку. – Алп-Барик стянул с пальца один из перстней. – Он отдаст ваше серебро.

– Мы можем и подождать, когда ты в Киев вернешься, – заметил Машег. – В твоем слове сомнений быть не может.

– Я не вернусь, – отрезал Алп-Барик. – Бек знает, где я его буду ждать.

– Это ты верно решил, – одобрил Ноам. – Тогда тебя точно никто не заподозрит.

– Конь мой ссал на подозрения русов, – презрительно бросил Алп-Барик. – Нечего мне делать в вашем Киеве. Я узнал, что хотел, и получил, что хотел!

– Пусть будут прямыми пути праведных на земле, данной Господом! – произнес Ноам, покидая шатер.

– И вам хорошего, – рассеянно бросил им вслед Алп-Барик бар Еремия.

Снаружи была ночь. Темная, безлунная, теплая. Полная звуков ночной степи, каждый из которых был знаком хузарам.

– Твой конь, тархан! – почтительно произнес один из сопровождавших Ноама хузар.

Конь Машега нашел его сам. Фыркнул в ухо.

Оба вмиг оказались в седлах. Земля стала дальше, а звезды ближе. Настоящий хузарин живет в седле, а на земле сразу слабеет.

Сопровождавшая Ноама и Машега полусотня тронулась. Кони шли по дороге уверенно: чтобы найти путь домой, свет им не требовался.