НАШЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ Еще старухи молятся, в богомольном изгорбясь иге, но уже шаги комсомольцев гремят о новой религии. О религии, в которой нам не бог начертал бег, а, взгудев электромоторы, миром правит сам человек. Не будут вперекор умам дебоширить ведьмы и Вии — будут даже грома́ на учете тяжелой индустрии. Не господу-богу сквозь воздух разгонять солнечный скат. Мы сдадим и луны, и звезды в Главсиликат. И не будут, уму в срам, люди от неба зависеть — мы ввинтим лампы «Осрам» небу в звездные выси. Не нам писанья священные изучать из-под попьей палки. Мы земле дадим освящение лучом космографий и алгебр. Вырывай у бога вожжи! Что морочить мир чудесами! Человечьи законы — не божьи! — на земле установим сами. Мы не в церковке, тесной и грязненькой, будем кукситься в праздники наши. Мы свои установим праздники и распразднуем в грозном марше. Не святить нам столы усеянные. Не творить жратвы обряд. Коммунистов воскресенье — 25-е октября. В этот день в рост весь меж буржуазной паники раб рабочий воскрес, воскрес и встал на́ ноги. Постоял, посмотрел и пошел, всех религий развея ига. Только вьется красный шелк, да в руке сияет книга. Пусть их, свернувшись в кольца бьют церквами поклон старухи. Шагайте, да так, комсомольцы, чтоб у неба звенело в ухе! ВЕСЕННИЙ ВОПРОС
Страшное у меня горе. Вероятно — лишусь сна. Вы понимаете, вскоре в РСФСР придет весна. Сегодня и завтра и веков испокон шатается комната — солнца пропойца. Невозможно работать. Определенно обеспокоен. А ведь откровенно говоря — совершенно не из-за чего беспокоиться. Если подойти серьезно — так-то оно так. Солнце посветит — и пройдет мимо. А вот попробуй — от окна оттяни кота. А если и животное интересуется улицей, то мне это — просто необходимо. На улицу вышел и встал в лени я, не в силах… не сдвинуть с места тело. Нет совершенно ни малейшего представления, что ж теперь, собственно говоря, делать?! И за шиворот и по носу каплет безбожно. Слушаешь. Не смахиваешь. Будто стих. Юридически — куда хочешь идти можно, но фактически — сдвинуться никакой возможности. Я, например, считаюсь хорошим поэтом. Ну, скажем, могу доказать: «самогон — большое зло». А что про это? Чем про это? Ну нет совершенно никаких слов. Например: город советские служащие искра́пили, приветствуй весну, ответь салютно! Разучились — нечем ответить на капли. Ну, не могут сказать — ни слова. Абсолютно! Стали вот так вот — смотрят рассеянно. Наблюдают — скалывают дворники лед. Под башмаками вода. Бассейны. Сбоку брызжет. Сверху льет. Надо принять какие-то меры. Ну, не знаю что,— например: выбрать день самый синий, и чтоб на улицах улыбающиеся милиционеры всем в этот день раздавали апельсины. Если это дорого — можно выбрать дешевле, проще. Например: чтоб старики, безработные, неучащаяся детвора в 12 часов ежедневно собирались на Советской площади, троекратно кричали б: ура! ура! ура! Ведь все другие вопросы более или менее ясны́. И относительно хлеба ясно, и относительно мира ведь. Но этот кардинальный вопрос относительно весны нужно во что бы то ни стало теперь же урегулировать. |