Камерон погладил бороду и задумчиво посмотрел на обгоревший клочок бумаги.

– Интересно, каким образом эта записка попала в ее комнату?

– Хороший вопрос, – бросил Алекс, выходя из комнаты, – и я, черт возьми, намерен выяснить это.

– Ушла? – растерянно повторил Оуэн. – Куда ушла?

– Она не могла уйти, – сказал Лахлан, и вид у него при этом был совершенно расстроенный. – Я приготовил для нее особое вино.

Алекс заткнул кинжал за пояс.

– Сохрани вино, Лахлан, пока я не верну ее домой.

– Но почему девочка захотела покинуть нас? – спросил Оуэн. – Мне казалось, что мы прекрасно поладили.

– Я нашел в ее комнате записку, в которой Роберт угрожал убить меня, если она не сдастся ему, – объяснил Алекс.

Реджинальд схватился за меч и закричал:

– Клянусь всем святым, я так изрублю эту свинью, что лягушкам придется слизывать его останки с земли!

– Ты хочешь сказать, что мой дядя был здесь, в замке? – побледнев, спросила Изабелла.

На мгновение все ошеломленно умолкли.

Фаркар рыгнул и обвел туманным взглядом большой зал.

– Я не помню, что видел здесь крадущегося Роберта, – сказал он, вздохнул и снова уткнулся носом в кубок.

– Если один из этих чертовых Максуинов и проник сюда, то не через ворота, – заверил Гаррик Алекса. – Мы с Квентином смотрели в оба, и единственными, кто проходил мимо нас этой ночью, были Нед и Гвендолин.

– А днем? – спросил Бродик. – Ворота были открыты, пока мы осматривали внешнюю стену.

– Ну, это правда, – согласился Гаррик. – Но вы не можете требовать от меня, чтобы я запомнил каждого, кто проходил через ворота в течение всего дня. Особенно если учесть, что многие из вас прикрывали голову от дождя.

– Я и не требую этого, Гаррик, – заверил его Алекс. – Я только хочу знать, не заметил ли ты вчера, кто входил и выходил из комнаты Гвендолин.

Он обвел испытующим взглядом лица собравшихся вокруг него людей, наблюдая за их реакцией. Его глаза задержались на Элспет, поскольку он знал, что у нее были причины желать ухода Гвендолин. Но выражение ее лица оставалось бесстрастным, по нему не пробежало ни тени вины или злорадства.

– Алиса? – спросил он, внезапно заметив промелькнувшую на лице кухарки неуверенность.

Алиса с беспокойством смотрела на него.

– Ты видела кого-нибудь в комнате Гвендолин?

– Я принесла ей поднос с едой, – сказала Алиса, комкая в руках фартук. – Девочка весь день помогала Кларинде разрешиться от бремени, и я подумала, что ей нужно хотя бы немного поесть.

– Это было очень предусмотрительно с твоей стороны, – заметил Алекс. – Значит, ты вошла к ней в комнату?

Она отрицательно покачала головой.

– Ты оставила поднос под дверью?

Алиса опять покачала головой.

– Тогда что ты сделала с подносом? – спросил Алекс, с трудом сохраняя спокойствие.

– Я отдала его Ровене, – выпалила Алиса. – Она как раз выходила из комнаты Гвендолин. Ровена сказала, что сама внесет поднос в комнату. Она очень настаивала.

Раздался всеобщий вздох, и глаза всех собравшихся в зале людей устремились на стоящую рядом с Алексом Ровену.

– Неужели ты поверишь, что я имею какое-нибудь отношение к бегству Гвендолин, Алекс? – небрежно фыркнула она. – Я просто поставила поднос в ее комнате и вышла. Понятия не имею, как эта записка оказалась на ее подушке.

Алекс замер, на мгновение лишившись дара речи. Они с Ровеной дружили с детства, и он отказывался верить, что она каким-то образом связана с исчезновением Гвендолин. Но неумолимая логика заставила его наконец задать вопрос:

– Откуда ты знаешь, Ровена, что ее оставили на подушке?

– Я… ты сам это сказал, – пробормотала Ровена. – Точно.

– Нет, Ровена, – ответил он, стараясь справиться с охватившим его ужасом. – Я этого не говорил.

Она смотрела на него широко раскрытыми и застывшими, как у пойманного животного, глазами. Алекс хотел бы разозлиться на нее, но вместо этого ощутил лишь слабость и пустоту внутри. Когда Флора заболела, Ровена служила для него неиссякаемым источником силы и мужества, а во время последовавшей за этим черной полосы безумия она ни разу не поколебалась в своей безграничной преданности ему и уверенности, что он непременно снова будет здоров. Теперь, когда она стояла перед ним с дрожащими губами и глазами, в которых застыло отчаяние, он внезапно понял, почему она все эти годы была так беззаветно верна ему.

Она любила его.

– Эта записка действительно была от Роберта? – тихо спросил Алекс. – Или ты написала ее сама?

Она покачала головой:

– Об этой записке мне ничего не известно…

– Ровена, – оборвал ее Алекс. – Я хочу услышать от тебя правду.

Она опустила глаза.

– От Роберта. – Ее голос был тихим и дрожал. – Я знала, что он собирается сжечь наши дома, а нас самих уморить голодом. Поэтому я выскользнула за ворота, пока вы осматривали стену, и нашла его в лесу. Я спросила, что ему нужно, чтобы он оставил нас в покое. Роберт ответил мне, что уйдет, если получит ведьму. И тогда я согласилась передать его записку.

Она смотрела на Алекса широко раскрытыми умоляющими глазами.

– Она бы убила тебя, Алекс, а я этого не смогла бы перенести, – с жаром сказала Ровена. – Эта ведьма околдовала тебя, чтобы ты был неспособен увидеть ужасные беды, которые она приносит клану. С каждым днем заклятие становилось все сильнее, и все больше людей поддавались ему. Я должна была заставить ее уйти, пока она не уничтожила нас всех.

Алекс задумался над ее словами. Как бы ему хотелось поверить ей. Наконец он покачал головой.

– Ты с самого первого дня пыталась избавиться от нее, Ровена, – сказал он, почему-то не в силах вызвать в себе гнев. – Это ты натянула шнурок поперек ступенек, рассчитывая, что она упадет и разобьется. Когда это не сработало, ты заперла ее в комнате и подожгла кровать, надеясь убить ее или по крайней мере заставить уйти. И это тоже я должен считать твоей попыткой защитить клан?

– Она – ведьма! – отчаянно защищалась Ровена. – Она пришла сюда, чтобы творить зло. Она хотела заставить нас служить дьяволу!

– Нет, Ровена. Она оказалась здесь, потому что я заставил ее. И осталась, потому что хотела вылечить моего сына. Вот и все.

В глазах женщины сверкнули слезы.

– Она околдовала тебя, Алекс, – повторила Ровена прерывающимся голосом.

Алекс медленно приближался к ней.

– Она изменила тебя. Ты по-прежнему находишься под действием ее чар и не замечаешь этого. Но когда-нибудь тебе станет лучше, и ты поймешь, что я поступила правильно. Теперь, когда она ушла, все будет как прежде.

Алекс протянул руку и коснулся ее щеки.

– Прости, Ровена, – ласково произнес он, – но нам не суждено быть вместе.

– Ты этого не можешь знать, – покачала головой Ровена. – Сейчас ты сердишься на меня. Но со временем…

– Нет, Ровена. Ни теперь, ни потом. Ты понимаешь меня? Этого не будет никогда.

Ровена посмотрела на него так, как будто он ударил ее.

Затем она повернулась и выбежала из зала. Неловкое молчание нарушалось лишь звуками ее рыданий.

– Боже мой, – произнес наконец Оуэн, почесывая седую голову. – Прошу прощения, Макдан, но, кажется, эта девушка влюблена в тебя.

Алекс закрыл глаза и помассировал виски. Головная боль усилилась.

– Камерон и Бродик, выведите людей и разделите их на два отряда, – приказал он. – Один останется здесь для защиты замка, а другой отправится со мной. Выступаем через десять минут.

– Превосходно, – сказал Лахлан, потирая руки. – Мне как раз хватит времени, чтобы приготовить свежую порцию моего винца.

– Я готов выступить в любую секунду, – заявил Реджинальд, радостно похлопывая по мечу. – Только захвачу немного эликсира, который приготовила Гвендолин для моего живота. Превосходная штука. Когда-нибудь ты должен попробовать его от головной боли, Макдан.

– Мне непонятно, как лекарство от живота может вылечить голову парня, – усмехнулся Оуэн. – Он должен попробовать мазь, что она приготовила для моих рук, – решил он, протягивая ладони и гордо сгибая и разгибая пальцы, чтобы продемонстрировать их вновь обретенную гибкость. – Я принесу тебе немного мази, Алекс, и ты можешь попытаться втирать ее в голову.