– Что я могу тебе сказать, Саш, – сказала мама и вздохнула. – Всё может быть. Ты доложи всё-таки утром эпидемиологам, пусть разберутся.

– Неужели тот сумасшедший учёный ставит новые эксперименты на людях? – спросил я, наверно даже больше у самого себя. – И чем, интересно, провинилось именно Никольское?

– Возможно, что не только оно, – справедливо отметила мама. – Это просто то, что видел ты. Как же хочется, чтобы всё это было не так.

– А ты случайно не знаешь, где можно найти информацию по вспышкам осложнённого гриппа за последние лет десять? – спросил я, решив уже для себя с этим разобраться.

– Вот как раз у эпидемиологов и можно поинтересоваться, – ответила мама. – Там у папы есть старый знакомый, с которым они когда-то работали бок о бок, скажу ему утром, чтобы с ним связался.

– А папа уже спит? – поинтересовался я, глядя, как Катя тискает Котангенса, а тот даже и не сопротивляется, только громко мурчит.

– Что самое странное, по-моему, спит, – улыбнулась мама. – Хотя он редко ложится раньше одиннадцати.

– Значит за завтраком поговорим, – сказал я. – А нам тоже пора на покой.

– Правильно, – улыбнулась мама. – Завтра понедельник и, вполне возможно, тяжёлый день.

Мы с Катей поднялись на второй этаж. Она так и ушла в свою комнату с начинающим засыпать котом на руках. Я наконец снял сюртук и собирался уже достать золотой амулет из тайника, как глаза совершенно случайно воткнулись в стоявший на полке учебник по эпидемиологии. Судя по состоянию корешка, книга частым вниманием к себе не пользовалась. Для изданного более тридцати лет назад, он неплохо сохранился. Я уселся за стол, включил лампу и решил поискать информацию о формах гриппа в этом мире и упоминания о серьёзных эпидемиях.

– Нет ничего необычного, Саш, в этой эпидемии, – сказал отец за завтраком. – А что это такое я ем? Вроде бы и яичница, а какая-то не такая.

– Это яичница из гусиных яиц, жареная на сале, – с гордостью сказал я. – Продукты привёз вчера из Никольского от благодарных жителей села.

– Они ещё живого кролика и гусыню нам принесли, – добавила Катя.

– И куда вы их дели? – насторожился отец и невольно оглянулся, наверно в поисках перечисленной живности, но встретился взглядом только с жалобными глазами Котангенса, которому очень понравился запах деревенской яичницы.

– Не переживай, пап, – усмехнулась Катя. – Мы отдали их родителям Марии, там знают, что с ними делать.

– Кстати, каравай! – спохватилась мама и побежала на кухню сказать, чтобы Настя подала его к чаю.

– Вкус необычный, – сказал отец, уже более вдумчиво жуя яичницу. – Но мне нравится. А что по поводу этой эпидемии, я поговорю со своим знакомым эпидемиологом Василием Ивановичем Соболевым. Уверен, что он этим заинтересуется. Если что, дам ему твой номер телефона.

– Думаешь, позвонит? – спросил я.

– Почти уверен, – улыбнулся отец, отделяя от яичницы кусочек сала, чтобы попробовать отдельно. – Очень вкусно. Так вот про Соболева, он весельчак и болтун, но к своему делу относится очень ответственно. Вполне вероятно, что он захочет выехать на место. Не исключено, что вместе с тобой.

– Так когда же мне ехать? – пожал я плечами. – Начало рабочей недели, с утра пациенты, после обеда лекции. Ехать туда в ночь?

– Саш, ты не один работаешь, у тебя есть подчинённые, – начал отец. – Пациенты могут прийти в другой день, а если что-то срочное, то посмотрит другой лекарь. Самый слабый из твоих лекарей лучше того, что у других выше среднего.

– Я понимаю, что ты прав, – вздохнул я. – Видимо завышенное чувство ответственности мне мешает. Когда мы ездили в Выборг, я думал попросить Панкратова прочитать за меня лекцию, но до этого не дошло.

– Он покочевряжится, но согласится, – ухмыльнулся отец. – Вот увидишь. Тем более, что у тебя такой весомый аргумент, ты едешь людей спасать.

– Мне кажется, я буду спасать людей, даже если захочу спрятаться ото всех в дремучем лесу в землянке, – усмехнулся я.

– Там у тебя от пациентов вообще отбоя не будет! – рассмеялся отец. – Так что лучше не надо. Раз уж тебя в большом городе уже много кто знает, то там тебя будет знать каждая белка.

– И бурундук, – хихикнула Катя.

– Это точно, – улыбнулся я, накалывая на вилку последний кусочек жареного сала.

Илья с сегодняшнего дня начал вести приём сосудистых больных самостоятельно. На всякий случай он сделал временной интервал больше, чтобы не торопиться и не получать осложнений.

– Если что зови, – сказал я ему, когда мы встретились в коридоре.

– Очень надеюсь, что не пригодится, – улыбаясь сказал он. – Но твоё предложение буду иметь ввиду.

На том мы и разошлись по своим кабинетам.

Всё-таки плановый приём пациентов с определённой патологией – это не экстренный, когда приходят или привозят пациентов неизвестно с чем. Здесь приходится только уточнить по диагностической карте зону и степень поражения и начинать работать.

Удаляя атеросклеротические бляшки третьему подряд пациенту, я уже начал скучать по обычному приёму. Не хватает какой-то остринки что ли, чтобы было что-то непонятное, с чем надо разбираться. Немного разнообразия в последнее время вносили пациенты, приходившие на плановый осмотр через несколько месяцев после лечения новообразования. Но и в этом случае никакой загадки, все они проходили сначала через кабинет Образцовой и на диагностической карте были точно обозначены мельчайшие метастазы.

Чтобы не терять этот навык, я в обязательном порядке зону поражения сначала сканировал сам, потом только определялся с тактикой. Первично поражённый орган сканировал в обязательном порядке, даже если Анна Семёновна там ничего серьёзного не нашла. Мне же надо увидеть, в каком состоянии находятся воссозданные из рубцовых тканей стенки желудка, кишечника, протоков. Со временем рубцовые ткани стенок стали ещё плотнее и угрозы нарушения целостности я нигде не обнаружил, значит тактика мной была выбрана верная.

Я как раз проверял состояние созданной мной стенки сигмовидной кишки, где три месяца назад была огромная опухоль, перекрывающая просвет кишечника. Один сегмент мне не понравился в плане тенденции развития рецидива, и я собирался его повторно обработать, когда в кармане зазвонил телефон. Трубку я решил не брать, пока не закончу работать с пациентом, а когда женщина встала и начала одеваться, решил поинтересоваться, кто звонил.

Номер неизвестный, скорее всего это тот самый Соболев, про которого говорил отец. Пока я размышлял, он позвонил снова. Я нажал на кнопку ответа.

– Добрый день! Это Александр Петрович? – из динамика прозвучал бодрый голос, не подходящий, как мне казалось, для человека его возраста.

– Да, всё правильно, – подтвердил я.

– Это Соболев Василий Иванович, – сказал мужчина, подтвердив мои предположения. – Мне Пётр Емельянович рассказал, как вы провели выходные. Это же надо, как повезло жителям Никольского, что вы решили в гости приехать! Нарочно не придумаешь. У вас будет возможность заскочить ко мне в ближайшее время? Хотелось бы поговорить не по телефону.

– Могу пожертвовать своим обеденным перерывом, – сказал я, взглянув на часы. – В начале первого я буду у вас.

– Вот и отличненько! – воскликнул мужчина. – Вот и прекрасненько! Просто так будет проще, чем я притащу к вам на работу половину своей лаборатории. Жду вас с нетерпением, Александр Петрович! Торжественно обещаю, чай с меня!

Чтобы увеличить интервал свободного времени, я постарался принимать пациентов побыстрее, не затягивать время и медитировать на ходу. Старания дали результат, без четверти двенадцать я уже приехал в городское управление эпидемиологии и спросил у вахтёра, где мне найти Соболева.

На двери кабинета висела табличка “Лаборатория №7”. Я вежливо постучал в дверь и уже знакомый бодрый голос прокричал: “Входите!” Какого-то сложного футуристического оборудования в лаборатории не было. Пара химических шкафов, холодильники, термостаты, стеллажи с коробками банками, пробирками, несколько рабочих столов, за одним из которых сидел коренастый лысоватый мужчина с выраженной проседью на висках. Он припал к микроскопу и что-то сосредоточенно изучал. Потом отпрянул от окуляра и взглянул на меня.