Хрустальные звуки рассыпались в тишине. С облегчением Элиар почувствовал: у него наконец получается дышать. Давясь поднимающейся к горлу горькой кровью, он сделал желанный глубокий вдох — и тут же знакомый мир исчез.

Холодные небесно-голубые глаза, пронзительные прозрачные глаза и белые волосы Яниэра, похожие на безукоризненный белый снег, что однажды покроет все следы, — последнее, что увидел Элиар, прежде чем рухнуть на колени и потерять сознание.

В то же мгновенье пришла дикая боль — огромная, бесконечная, как дар истинной любви. А может, она всегда была внутри, эта драгоценная боль, а теперь лишь высвободилась, вырвалась наружу. И, околдованный, окутанный облаком собственной крови, Элиар уже проваливался куда-то за пределы реальности, глубже, чем мог вообразить.

И вместе с выдохом вдруг вышел из измученного тела куда-то… прямо в огромное черное небо, рассеченное надвое серебряной рекой звезд, или в бездонное море… Куда-то, где душа, истончаясь, почти совсем растворялась в вечной пустоте небытия.

Глава 40

Под ликами двух солнц

Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон, когда зерна прорастают

Показываются побеги бамбука. День тридцать восьмой от пробуждения.

Мир предсмертных видений Красного Феникса. Лианор, край Вечной Весны

*черной тушью*

Осторожно, стараясь не повредить тончайшие покровы иллюзии и не нарушить хрупкую невозможную реальность, Элиар ступил внутрь предсмертной грезы Красного Феникса.

Он ожидал увидеть здесь что угодно — кроме того, что увидел. Однако, если подумать, чем еще могло дышать умирающее сердце Учителя? Пред ним был Лианор.

Лианор, сотканный из сокровенных воспоминаний его светлости мессира Элирия Лестера Лара.

Великой честью было оказаться в этом священном месте. Здесь, осененная первым благословением небожителей, зародилась славная цивилизация Совершенных. Преисполнившись благоговения пред канувшим в пучину легендарным островом, Элиар избрал для прогулки блистающую серебром мостовую, ведущую, судя по доносящемуся издали раскатистому шуму волн, прямиком к океану.

Как и всегда на Лианоре, кругом всевластно царила весна. С неба падали соцветия диких яблонь. Ноги утопали в них: Черный жрец шел словно бы не по камню, а по мягкому ворсу ковра. Крыши зданий и ажурные арки мостов были густо усыпаны белоснежными и розоватыми лепестками, круглый год кружащимися в воздухе, как ароматная метель. Вдалеке, сменяя эти вечно цветущие аллеи, показались туманные ивы. Их ветви сплошь усеивали крохотные молодые листочки, отчего деревья казались окруженными прозрачной, чуть зеленоватой дымкой, подчеркивающей зыбкое ощущение нереальности происходящего. Приятные глазу деликатные краски были разлиты повсюду.

Удивительно прекрасное место! Воплощение драгоценной тайны и красоты, которых больше не сыскать в земном мире. Боясь потревожить царящую повсюду гармонию, Элиар ненадолго замер в бело-розовом облаке прекрасных чужих видений. Глаза его жадно поглощали волшебный мир вокруг, впитывали в себя последние отблески света морского солнца, которое должно было вот-вот погаснуть.

Густо-соленый ветер и тончайшие плывущие лепестки. Туманный, неяркий день догорал: кроны весенних ив рдели в лучах опускающегося в океан светила. Здесь было почти точь-в-точь как в Ром-Белиате весной, но в то же время — иначе. Что-то неуловимо отличалось.

Улица тянулась и тянулась, наконец выведя его на пристань, где взору открывалось бескрайнее Полуденное море.

— На побережье красиво, — вдруг прозвенел у него за спиной чистый детский голосок. — Я люблю приходить сюда на закате.

С замиранием сердца Элиар обернулся. Перед ним стоял изысканно одетый мальчик лет девяти-десяти, очень красивый, изящный, с широко распахнутыми глазами в пол-лица. Такими знакомыми яркими глазами цвета циан, глядящими одновременно нежно и строго.

Элиар почувствовал себя так, будто его оглушили резким ударом по затылку: он встретился с тем, с кем встретиться было уже невозможно, — с Учителем во дни его далекого, давно прошедшего детства. Донельзя шокированный, Черный жрец присел, чтобы оказаться с маленьким собеседником на одном уровне.

— Лестер? — осторожно позвал Элиар и обмер. Имя сорвалось с уст непроизвольно… сокровенное имя, которое нельзя произносить вслух таким, как он.

Вдруг показалось совершенно естественным обратиться к ребенку интимным вторым именем, словно Элиар ему — близкий друг. И до чего приятно: на языке словно разливалась неизреченная медовая сладость.

Конечно, Элиар знал, что когда-то, во дни эпохи Затмения, Учитель тоже был ребенком, но представить этого воочию никак не мог. Как не мог представить и то, что пережил наставник, потеряв Лианор в конце той эпохи. Эта огромная, невосполнимая утрата, должно быть, сильно повлияла на характер Красного Феникса…

— Ты знаешь, кто я? — наивно удивился маленький Учитель, узнаваемым движением чуть приподняв брови. — Откуда? Не замечал тебя раньше.

А теперь Элиар внезапно понял: потеряв Лианор, в душе Учитель навеки остался хрупким осиротевшим ребенком, лишившимся дома. Здесь, в мучительной памяти о Лианоре, скрывалась его хрупкость.

— Мы виделись, но не здесь, — ласково заметил Черный жрец, придав своему голосу увещевательные нотки. — Ты просто подзабыл немного.

— Это ты, Элиар? — маленький Учитель смешно наморщил носик, будто припоминая. — Я ждал тебя. Ты пришел, чтобы увести меня отсюда?

Черный жрец вздрогнул, когда услышал эти слова, полные наивной детской надежды. В груди защемило. Его узнали и называют по имени! Душа Учителя помнила его… помнила, даже находясь на последней черте, самой границе смерти!

Впрочем, внезапно с горечью сообразил Элиар, и сам он сейчас находится в состоянии не лучшем, чем Учитель, а скорее всего — в гораздо худшем. Прекрасная тонкая игла музыки Яниэра, насквозь пронзившая его сердце в Красных покоях, пригвоздила Элиара к этому потустороннему месту, где царила не-жизнь и не-смерть. Именно поэтому его теневая проекция сумела оказаться здесь, в мире видений, на последнем рубеже существования разума. Должно быть, в привычной реальности сердце Элиара уже перестало биться, и истекающее кровью тело медленно умирало. Уже очень скоро сумрачная плоть его покинет призрачное царство грез и растворится в великой пустоте небытия. Но прежде, воспользовавшись временным зазором меж мирами, он должен помочь Красному Фениксу возродиться к жизни.

Пока все развивалось как нельзя благополучно: в огромной предсмертной грезе размером с целый Лианор он быстро отыскал душу Учителя. Но как быть теперь? Как убедить его светлость мессира Элирия Лестера Лара воплотиться безмерно могущественным фениксом, что парит на крыльях огня, если наставник находится в состоянии младенчества и мыслит по-младенчески?

Нельзя напугать ребенка, сообщив прямо и без обиняков, что тело его умирает там, в реальности — и умирает здесь, в иллюзии. Вокруг царила непостижимая логика сновидения, которую ни в коем случае нельзя было нарушать, иначе сон развеется до срока и они оба погибнут.

— Погуляем? — мягко улыбнувшись, предложил Элиар. — Хочешь полюбоваться океаном, Лестер?

Поднявшись, он сделал приглашающий жест, и ребенок доверчиво вложил свою узкую ладонь в его крепкую руку. Они медленно побрели вдоль берега, мимо рядов благоухающих кустарников.

Учитель всегда был очень закрытым человеком. В идеальном коконе его отчуждения не находилось ни щелочки, куда Второй ученик мог бы прорваться и получить хоть капельку заветного внимания… а теперь Элиар очутился здесь, в святая святых души наставника, в сокровенных мыслях и мечтаниях… он сам стал образом в грезах Учителя, и от осознания этого захватывало дух.

День клонился к закату. Словно пропитываясь кровью, величественный шар солнца становился все более насыщенного красного цвета; сверкающая золотом спокойная вода отражала его сияние. Окруженный теплым светом маленький Учитель с удовольствием наблюдал за живописной сменой красок. Последовав его примеру, Элиар внезапно обнаружил: если присмотреться и дать волю воображению, приближающееся к океану красное солнце в растянутом ореоле облаков приобретает знакомые очертания расправившего широкие крылья феникса…