— Этого не может быть, — едва слышно прошептал Элиар, упрямо пытаясь отогнать наваждение.

Азарт приоткрывающейся на глазах тайны мешал остановиться, прислушаться к осторожному голосу разума. Далекое, очень далекое прошлое… это было не его ума дело. Но память упрямо разматывала случайно попавший в руки пыльный свиток истории.

Воистину, все это не совпадение… В самом имени Наварха звенела древность. Перед ним был тот самый Аверий, гордый и жестокий узурпатор, доведший Первородных до состояния такой ненависти к себе, что те сотнями бежали из Города-Солнце к уцелевшему Альдарию, и началась последняя война раскола.

Великие битвы вершились тогда, и пролилось бессмысленно много драгоценной крови потомков небожителей. И еще долгие годы после падения Лианора длилась непрекращающаяся война на побережье, где обосновались и укрепились сбежавший сын и родичи Аверия, привечавшие всех врагов выходцев из Лианора. Южные земли Материка оставались спорными, в течение шестидесяти лет постоянно переходя из рук в руки, а береговые линии и морские пути были смертельно опасными вплоть до основания Ром-Белиата и прихода к власти Красного Феникса Лианора, давшего жизнь новой эпохе Красного Солнца.

Без сомнения, краткое правление Аверия ознаменовало конец бесславной эры увядания величия и мощи Лианора, эпохи постоянных угроз, междоусобиц и войн. Зло, причиненное им, так и не удалось исправить полностью.

Выходит, во всех былых бедствиях и мучениях народа Совершенных можно было смело винить стоящего перед ним человека?

— Этого не может быть, — в третий раз бессмысленно повторил Красный Волк, не зная, что еще можно тут сказать.

Аверий снисходительно наблюдал за ним и молчал.

Элиара раздирали противоречивые чувства, главным из которых оказалось любопытство, жгучий интерес к нащупанной разгадке. Как вышло, что легендарный узурпатор, которого все почитали убитым вот уже три столетних периода, преспокойно живет среди них, ничем не выдавая своего непомерного честолюбия и не вспоминая о минувшем?

И насколько же в самом деле опасен Учитель… Мало кто мог бы подчинить и удержать в повиновении жреца столь могущественного, как Аверий.

— Напрасно ты потакаешь своим чувствам, юный ученик ловца душ, и любопытству в том числе, — внезапно заметил Наварх, пока Элиар размышлял над следующим вопросом. — Не думаю, что твой Учитель будет доволен твоим небольшим самовольным расследованием. Ты слишком эмоционален. Этот изъян он с легкостью использует против тебя.

— Что ты себе… — начал было Красный Волк, но слова вдруг застряли у него в глотке, вызвав удушливый приступ кашля. Выцветшие равнодушные глаза морехода смотрели прямо на Элиара, смотрели сквозь него, и он чувствовал, как само ушедшее время, само древнее прошлое начинает оживать.

Глаза, что прежде сияли ярче звезд…

Как мог человек с такими глазами вершить столь черное зло?

— Не торопись гневаться, Стратилат, не трать понапрасну силы души. Перед тобой тот, кто не сможет это оценить. Ты разбудил во мне память, только и всего. Ни гнев, ни страх, ни иные чувства не могут коснуться моего пустого сердца. Твой Учитель ломал мой дух ожесточенно и грубо, чтобы исключить даже призрачный шанс мятежа. Я наполовину мертв. И только его воля, заложенная в мощную ментальную печать, принуждает меня служить.

Элиар не ответил, постепенно входя в концентрацию. Он раскусит этого странного человека, увидит саму его сущность… И тогда… тогда все наконец прояснится.

— Видящий? — прозорливо догадался Наварх, глядя на Элиара внимательным изучающим взором. В бесстрастном голосе показалась усмешка. — Ну смотри.

И Элиар смотрел, закрывая глаза все плотнее. Смотрел изнутри и извне, как бы со стороны, так и эдак меняя угол зрения. Но картинка не менялась: комната была пуста.

Кроме него самого, здесь никого не было.

По шее побежали мурашки: Элиару стало страшно. Казалось, он здесь один, а стоящий перед ним — лишь иллюзия, зримая оболочка, скрывающая ничто. Человек был полым, пустым… словно разбитый сосуд, из которого когда-то утекла вода. Как можно сотворить такое?

Все глубже Элиар погружался в измененное состояние сознания, все глубже проваливался в транс. Теперь он мог видеть на качественно ином уровне восприятия, видеть не материю, а энергетические оттиски и образы. Казалось, еще немного, и все различия между проявленным сущим сотрутся — все растворится, слившись в единую энергию первоогня.

В какой-то миг он понял: дальше идти нельзя. Такую концентрацию не следует удерживать долго. Элиар хотел было прерваться, но тут ему удалось разглядеть искомое.

Прозрачное, тонкое поле человека наконец обнаружилось. Присмотревшись внимательнее, Видящий заметил кое-что еще. Слабое, чуть заметное колыхание разбуженных воспоминаний, еще живущих внутри. Так воздух приходит на смену вылитой из кувшина воде… конечно, им нельзя утолить жажду — но Видящий впитает все, каждую каплю прошлого.

Перед ним была тень. Человек прошлого, оставшийся в своем времени. Он состоял из одной только памяти.

Элиар улыбнулся, заметив тщательно выстроенный ментальный заслон — знакомый почерк Учителя… Напрасно. Память этого человека скрывает не разум, который так надежно защитили от возможных посягательств. Память разлита в нем повсюду, заполняя пустоты, потому что помимо памяти не осталось совсем ничего. Аверий весь — словно призрак, дух, сотканный из воспоминаний. Какие-то, почти прозрачные, выцвели от времени и приказа не помнить… но какие-то, особенно сильные и яркие, почти не потускнели с тех пор…

…Залитая солнцем дощатая пристань.

Мягкие волны доверительно перешептываются о чем-то, изредка выбрасывая на просоленный деревянный причал пригоршни белой пены. Смуглый от загара яркоглазый мальчишка, щурясь от слепящего света, прикладывает ладонь ко лбу, снова и снова высматривая на горизонте корабль. Загар не подобает высшим аристократам, но солнце сильно, и оно повсюду, а он так любит проводить долгие дни на побережье. И кто посмеет запретить это отпрыску великой династии?

Освежающий морской бриз фривольно развевает курчавые волосы, пронзительно кричат в небесах легкокрылые чайки. Поддавшись внезапному порыву, мальчишка бежит со всех ног по длинной корабельной пристани, бежит с азартом и силой юности, и, оттолкнувшись от самого края, выгнувшись идеальной дугой, ласточкой прыгает в море. Прохладная вода ласково обнимает его, смывает жару и усталость: тело будто растворяется в кристально чистой синеве. Океан шумит в висках, заполняет прибоем сердце… Несколько уверенных гребков — и он уже на берегу. Соленые капли стекают, бесследно исчезая в раскаленном песке. Корабля все нет, и пора уходить.

Напоследок обернувшись, мальчишка с сожалением качает головой и, не удержавшись, манит синий океан за собой, искренне желая, чтобы тот отозвался.

Мгновенье оглушительной тишины. В глазах вдруг темнеет, а воздух начинает остро пахнуть грозой… Когда морок рассеивается, мальчишка едва успевает отпрянуть от катящегося на него могучего вала, — но волна все равно дотягивается и обдает с головы до ног, неожиданно ледяная, жесткая волна с шапкой пены. Ошарашенный и испуганный, Аверий бросается прочь от некстати разбуженной стихии, дивясь сегодняшней особенной переменчивости океана.

Жалобно трещит старая пристань. Шквальный ветер ломает крылья попавшим в его власть чайкам.

Корабль на горизонте борется со взявшимся ниоткуда штормом.

Глава 24

Журавль прячет голову под крыло

Эпоха Черного Солнца. Год 6. Сезон зерновых дождей

Едят лапшу в имбирном соусе

Леса Колыбели

*серебряной гуашью*

Так, кажется, успел к началу.