— Меж нами были серьезные разногласия, это верно, — нехотя признал Игнаций, по-видимому, осознав, что перегнул палку и был слишком напорист в беседе верховным жрецом. Тщательно взвешивая услышанное, он продолжил с вкрадчивой кошачьей осторожностью: — Но это были разногласия между людьми, не между богами. Никто из нас не отступал от древних традиций поклонения небожителям и не переходил на сторону падших богов. Никто из нас не начинал мятеж против священной воли Илиирэ, бессмертного властителя Надмирья.

Элирий вновь глубоко задумался. Отрицать очевидное глупо. Преступление имелось, с этим никто не мог поспорить. Преступление имелось, а это значит, должно быть и наказание. Но мысли о настолько жестоком наказании переворачивали, глубоко возмущали душу Красного Феникса. Второму ученику пришлось потратить уйму времени и приложить колоссальное количество усилий, чтобы вернуть его в мир живых. На этом пути Элиар совершил много ошибок, и в конце концов сердце воспитанника обратилось к запретным искусствам. Да что там, волчонок хладнокровно убил его, самолично вонзил ритуальный кинжал ему в сердце! Конечно, подобное нельзя игнорировать, нельзя прощать. Но то, что Элиар пал настолько низко и стал таким… возможно… возможно, это последствия его собственных давних ошибок и просчетов.

Не сам ли он, не своими ли руками невольно сотворил из верного ученика отступника и предателя?

— Мой ученик не глупец и не доверчивый ребенок, — сердито проговорил Элирий, уже понимая: все кончено. Выбора нет. Кажется, выбора больше нет. Не ошибется ли он снова? Не совершит ли новый ужасный просчет? — Он поймет, что приглашение явиться в Красные скалы — смертельная западня.

— Иногда можно обмануть и самое осторожное сердце. — Выражение лица Игнация смягчилось, просветлело, и на нем расцвела холодная хищная улыбка. — А Элиар храбр и всегда был чужд осторожности.

— Однако сердце его закрыто более, чем можно представить…

— Не для всех, — вновь осторожно вступил в разговор Яниэр, тихим замечанием своим подливая еще больше масла в огонь творящегося ужасного судилища. — В руках Учителя сердце Элиара совершенно беззащитно. Если Учитель позовет, Второй ученик явится на зов. Поверьте, он обязательно явится.

Элирия пробила дрожь. Почему-то от одной мысли о том, чтобы заманить волчонка в ловушку, да еще и так вероломно, воспользовавшись священной властью Учителя, воротило с души. Да, Элиар убил его, принес в жертву, но то, что они втроем задумывали сейчас, было много хуже. Как сможет он жить, зная, что душа ученика по его милости томится где-то между жизнью и смертью, беспомощная, навеки пойманная в один-единственный миг — и в бесконечность, которую нельзя разорвать. Волчонок не сможет спастись и будет знать это — все те долгие годы, бессчетные века и тысячелетия, пока будет существовать мир и длиться его заточение.

Это будет подобно тому, как наткнуться на стену и бесконечно долго идти и идти вдоль нее, не находя выхода.

Потому что нет выхода за пределы смерти.

— Вы просите меня обмануть его доверие? Заманить моего ученика в ловушку обманом? В этом нет чести. — Красный Феникс задохнулся. Он вдруг почувствовал, что может признаться, признаться хотя бы самому себе: ученик сбился с пути по его вине. Как тяжело было это признание! — Это недостойно…

— По отношению к врагу все достойно, — без жалости отрезал Игнаций, не желая слушать никаких возражений.

Конечно, вовсе не такого результата своего обучения ожидал Элирий. Но они с учеником — словно две звезды, словно два солнца, не способные сойти с орбит и изменить предначертанное. Случилось так, как случилось. И теперь с этим нужно было что-то делать. Нужно было что-то решать и на что-то решаться.

— Второй ученик не заслуживал доверия Учителя и первым предал его, — опустив взгляд, кротко напомнил Яниэр. — Боюсь, ненависть, проросшая в его сердце, не принесет добрых плодов и в будущем.

— Не изводи свой дух сомнениями и тревогами, Красный Феникс, — вторил Первому ученику Игнаций. — Ненависть и ярость пожирают твоего ученика изнутри, как болезнь. Люди, одержимые ими, неминуемо скатываются на самое дно. Избравший путь предательства должен понести наказание — таков закон. И таков позорный удел отступника.

На миг утратив самоконтроль, Элирий стиснул ладонями виски. Невыносимый разговор превратился в изматывающий жестокий спор. Да, Игнаций прав: таков закон! В прежние дни, во времена Черного Лианора, когда усобицы между боровшимися за власть адептами старой и новой религии начали набирать силу, предателей распинали на позорных столбах у самой воды, где до них могли добраться волны. Это была ужасная, мучительная казнь на глазах у всего общества. Поливаемые презрением, несчастные сутками дожидались нужной высоты прилива, который накрывал их с головой, чтобы наконец упокоить свободолюбивых мореходов в морской пучине, как того требовал обычай.

Милосердное море водами своими очищало их души — и вымывало их кости до белизны самого белого жемчуга.

Сейчас же они столкнулись с предательством, равного которому еще не случалось.

— Возмездие есть удел небожителей, — наставительным тоном провозгласил Игнаций.

— Милосердие также есть удел небожителей.

— Разве проявили они милосердие к Лианору? — Золотая Саламандра без раздумий привел неоспоримый, отточенный как нож аргумент, ударил туда, где все еще болело. Прошло так много лет, но Элирий по-прежнему со слезами на глазах вспоминал о прекрасной цивилизации Лианора, подвергнутой божественному наказанию и полностью разрушенной. — Кто мы такие, чтобы быть больше небожителей? Ты ищешь возможности прощения там, где их быть не должно. Это опасный путь. И это также — нарушение закона. Продолжая оправдывать непростительные преступления, мы вновь обрушим на Материк гнев карающих божеств.

Игнаций прав, стократ, тысячу раз прав… И все же Элирию не хотелось принимать это решение прямо сейчас. Элиар был его воспитанником — и останется им, что бы ни совершил.

— Сердце твоего ученика до краев наполнилось тьмою, — настойчиво продолжал Игнаций, ясно видя болезненные сомнения Красного Феникса, — она проросла в его меридианах, потекла по духовным каналам, разлилась полноводными реками его крови. Тьма слишком долго отравляла его сердце: теперь он сам есть средоточие тьмы, средоточие огня черного солнца. Прости, Лестер, но ты должен понять: ничто в мире не удержит Элиара от падения. Придется тебе спасти его от него самого. Это твоя ответственность — и твой долг как Учителя.

— В нем всегда было сильно желание недоступного… страстное желание из своеволия нарушить всякий запрет, — растерянно пробормотал Элирий, пытаясь найти верные слова. — Но все же Элиар не из тех, чья душа может пасть во тьму…

— Его вольнодумство, которое ты поощрял, не могло не привести к серьезным последствиям. — Игнаций невозмутимо пожал плечами. — Ты знаешь правду не хуже меня. Я лишь имею смелость произносить вслух то, о чем мы оба думаем. Твой Второй ученик поклоняется падшему богу Инайрэ, добровольно приносит Деннице кровавые жертвы и заслуживает его печальной участи. Тысячи смертей будет мало для отступника! Как и тысячи лет заточения. Человеколюбие велит нам запечатать душу Элиара и навеки избавить Материк от узурпатора, не имеющего никаких прав управлять нами. Следует прервать его тираническую власть как можно скорее. В этой борьбе мы должны стать соратниками — или погибнуть.

— Я должен подумать об этом, — уклончиво проговорил Элирий.

Игнаций только вздохнул, улыбаясь вежливо и с напускным сочувствием.

— Я хорошо понимаю твои сомнения, Лестер, но на кону стоит нечто большее, чем жизнь одного твоего воспитанника. Устранив его, мы сможем спасти тех, кто еще уцелел. Кроме того, Элиар уже не совсем тот человек, которого ты знал когда-то: он превратился в безумца. Поверь, за эти годы мы имели достаточно оснований убедиться в этом.

— Яниэр? — Красный Феникс вопросительно изогнул бровь и перевел взор на ученика, обращаясь за подтверждением выдвинутых обвинений. — Это правда?