Не только его жилище, но и в целом Леса Колыбели показались Яниэру печальными и опустевшими: пройдя через портал, многие Совершенные уже успели возвратиться на свою историческую родину. Эпоха исхода и изгнания окончилась. Аверий и Агния с Красными жрицами по другую сторону портала активно занимались временным расселением прибывших и обустройством их на новом месте. Впереди Ром-Белиат ждало грандиозное строительство и, конечно, величие. Город, чьим символом был двуликий бессмертный феникс, горделиво возрождался из пепла былого.
Сегодня Яниэр явился в мирные владения Алейрэ не один: тайком он перевел сюда мессира Игнация Лермона Арка, посоветовав тому укрыться в густой тени Лесов Колыбели от беспощадного гнева Элиара, которого теперь, после случившегося в Красных скалах, определенно не удастся избежать. Вновь выручая беглеца, Яниэр и сам сильно рисковал нарваться на этот гнев, но не посодействовать Золотой Саламандре не мог: тот по-прежнему хранил в амулете Призрачного жреца часть души Яниэра и по-прежнему имел на него влияние, беззастенчиво пользуясь последствиями однажды оказанной большой услуги. Первый ученик втайне надеялся, что когда-нибудь Учитель обратит свой сиятельный взор на этот щепетильный вопрос и поможет разрешить его, поможет освободиться от власти Золотой Саламандры… но пока Красный Феникс был занят более насущными и важными заботами.
И пока бросить Игнация без помощи Яниэр не мог.
— Я знала, что ты вернешься, молодой господин, подобный магнолии, — раздался за его спиной знакомый смешливый голос, обращающийся к нему на старом языке ли-ан. — А вот угрюмого чужака мог бы и не приводить. Только мы избавились от предыдущих твоих подкидышей… а этот и вовсе не приживется в Лесах, сразу ясно.
— Этот будет здесь недолго, — со смешком обернулся Яниэр, не удержавшись от того, чтобы не повторить столь неуважительное, недопустимое обращение по отношению к Первородному. Приятная маленькая шалость.
Неслышно подошедшая рыжеглазая стояла прямо перед ним. Все-таки умеют Невозжелавшие подкрадываться!
— А ты? — Старая знакомая спрятала лукавую улыбку в полупоклоне.
— Я… — Несколько растерявшись, Яниэр наконец отвлекся от тяжелых мыслей. — Я тоже не смогу задержаться. Уже завтра утром я должен возвратиться в Бенну, чтобы присутствовать на важных церемониях и переговорах, которые грядут. Но сегодня ночью мне нужно отдохнуть… после всего, что было… очень нужно.
Не бывает просто шрамов. Каждый из них имеет свою историю, оставляет свой уникальный след. И душа его покрыта шрамами не меньше, чем у остальных.
— Понимаю. — Рыжеглазая серьезно кивнула и приблизилась еще на один маленький шаг. — Твой дом всегда будет ждать тут. Возвращайся, когда понадобится, молодой господин, подобный магнолии.
Яниэр окинул Невозжелавшую внимательным взглядом. За четыре сотни лет, минувшие с их первой встречи, когда он явился наводить порядок в Леса Колыбели, внешний вид рыжеглазой совсем не изменился: точеная фигурка оставалась все такой же стройной и невесомой, как и прежде. Только густые пряди чуть отросли, яркими золотисто-каштановыми завитками обрамляя узкое лицо: взаимное проникновение культур все же сказывалось, и теперь лианхэ обыкновенно носили волосы до плеч, а то и длиннее.
— Ты тоже будешь ждать? — неожиданно для самого себя вдруг спросил Яниэр, не до конца понимая, на какой ответ рассчитывает. Слова его были окутаны тончайшим, невесомым покровом печали, который не разорвать.
«Твой Учитель живет для всего Материка, ты живешь для него… а кто будет жить для тебя?» — с присущей лианхэ детской непосредственностью полюбопытствовала однажды рыжеглазая. Но это был слишком сложный, да и, пожалуй, риторический вопрос.
— А как же иначе, — доброжелательно усмехнулась в ответ рыжеглазая, кажется, стараясь его ободрить. — Конечно, буду. Ведь еще далеко не конец… мы все знаем это, не так ли?
От столь прямодушного заявления Яниэр невольно вздрогнул и поджал губы. Два тысячелепестковых пиона подняли головы и расцвели под бескрайним небом. Два живых божества, два ярких солнца одновременно пришли в земной мир. Чем может грозить такой поворот событий? Как к этому отнесется пресветлый владыка миров Илиирэ и другие высшие небожители? Не грядет ли новая великая война?
Не найдя что сказать, Яниэр молча погладил рукоять подаренного Учителем меча, теперь всегда висящего за поясом на пару с неизменным боевым веером. В странных пророческих видениях Яниэру казалось: на кипенно-белом клинке он видит кровь. Очнувшись, он убеждался, что лезвие так же безупречно чисто, как и прежде.
Пустые страхи от ставшего уже хроническим переутомления… должно быть, тревожный голос дождя навевает их. Он не Видящий. Он не может знать грядущее наверняка.
И все-таки что же будет? Что ждет их всех впереди?
Времена менялись. Истекали последние мгновения тревожной эпохи Черного Солнца. Уже завтра в полуденном Бенну, а затем и в вечернем Ром-Белиате, в возрожденном храме Закатного Солнца, Учитель провозгласит начало новой эпохи, светлой эпохи Под Ликами Двух Солнц. Каково будет ее название на торжественном языке ли-ан? И какова будет ее роль в истории?
Жизнь сделала очередной крутой виток, и владетель Севера мог лишь гадать, в каком направлении она потечет и куда выведет их головокружительная спираль времени. Как и у всех прочих на Материке, у него не оставалось иного выбора, кроме как вступить в новую эпоху с надеждой.
Глава 43
Я вернусь
Эпоха Красного Солнца. Год 291. Сезон великого холода
Лед сковывает живительные потоки. День последний
Ром-Белиат. Красная цитадель
*киноварью*
Перед самым уходом Яниэр улучил возможность еще раз ненадолго заглянуть в адитум.
Несмотря на торопливые сборы и приготовления к спешному, безотлагательному бегству, неизменно предупредительный Первый ученик нашел время отломить и принести ему только-только расцветшую ветвь зимней вишни. Красный Феникс не ожидал, что в царящей повсюду суматохе он еще раз увидит своего любимца. Но Яниэр пришел — и в последний раз поклонился, в последний раз почтительно назвал его Учителем… после чего они расстались, близкие как никогда. Расстались навеки — и каждый из них знал об этом.
Элирий покачал головой: по своему обыкновению, Первый ученик был очень собран и сдержан, стараясь, как и всегда, развеять его тревоги мягким взглядом и улыбкой, но Красный Феникс не обманывался насчет истинного настроения ученика. Он прекрасно понимал, что творится в душе у Яниэра, — и это было созвучно тому, что творилось в его собственной душе. Конечно, никто из них двоих не подал виду, не потерял лица и не утратил безупречного, полного достоинства спокойствия.
Так было легче. Сам Красный Феникс всю жизнь стойко следовал тому же принципу, который с детства прививал Первому ученику: проще и безопаснее надеть непроницаемую маску холодного спокойствия, чем открыть кому-то сердце и тем самым позволить разбить его.
Какая же нелегкая судьба ждет теперь его драгоценного Яниэра, его безукоризненный северный цветок белой магнолии… Элирий вздохнул. Он слишком привязался к Первому ученику — такому гордому, такому… хрупкому. Такому неприспособленному для грязи и крови мира. Отчасти Элирий сам был повинен в этом: своими решениями, своими мировоззрением и жизненным опытом… и тем воспитанием, что он дал маленькому выходцу из Ангу. Ничего не поделать: мы всегда невольно жестоки с теми, кого учим.
В этот страшный час он не мог расстаться с Яниэром без горестных сожалений… но расстаться все же пришлось.
Однако какой же великолепный, изысканный и многозначительный дар: словно лунным светом, ранние цветы вишни были чуть покрыты инеем. Они были слишком нежны и хрупки, эти цветы, слишком беззащитны пред грозами земного мира… но как же были они прекрасны! Смотреть на них сейчас и видеть мимолетную, готовую бесследно исчезнуть красоту неожиданно оказалось для Элирия слишком больно, почти невыносимо.