Подобная ситуация была абсолютно неприемлема, она препятствовала бы советскому контролю над Восточной Европой. А это означало, что коммунистические партии, уже утвердившиеся в Румынии, Болгарии, Польше, Чехословакии и Венгрии, будут лишены экономических рычагов власти. Знаменательно, что через полгода после того, как «план Маршалла» был в СССР отвергнут, многопартийная система в Восточной Европе была ликвидирована при активном участии Москвы.
По указанию Сталина Вышинский направил находившемуся в Париже Молотову шифровку, где кратко суммировалось сообщение Маклина. Основываясь на этой информации, Сталин предложил Молотову выступить против реализации «плана Маршалла» в Восточной Европе.
Противодействие этому плану проводилось различными путями. К примеру, Вышинский лично вел переговоры с румынским королем Михаем о его отречении в обмен на гарантированные условия проживания в Мексике. Советское руководство наградило его орденом «Победа», румынское правительство установило ему высокое пожизненное содержание.
Отец говорил и об уникальной ситуации, сложившейся в Болгарии: «Во время войны мне приходилось часто встречаться с Георгием Димитровым, возглавлявшим Коминтерн до того, как он был распущен в 1943 году. В течение года он являлся заведующим Международным отделом ЦК ВКП(б). Когда в 1944 году Димитров вернулся в Болгарию он позволил царице и ее сыну, наследнику престола, покинуть страну, забрав с собой все семейные ценности. Зная какую угрозу могут представлять монархические круги в эмиграции, Димитров решил уничтожить всю политическую оппозицию внутри страны: ключевые фигуры бывшего парламента и царского правительства Болгарии подверглись репрессиям и были ликвидированы. В результате этой акции Димитров стал единственным коммунистическим руководителем в Восточной Европе, не имевшим среди эмиграции организованной оппозиции, реально претендующей на власть. Преемники Димитрова пользовались плодами этого положения более тридцати лет. Генерал Иван Винаров, один из руководителей разведки Болгарии, работавший под моим началом в Четвертом управлении в годы войны, позднее, когда мы встретились с ним в 70-х годах в Москве, говорил: мы использовали ваш опыт и уничтожили всех диссидентов, до того как они смогли сбежать на Запад».
Иным, продолжал отец, было положение в Чехословакии: «Наш резидент в Праге Борис Рыбкин к концу 1947 года создал нелегальную резидентуру, действовавшую под прикрытием экспортно-импортной компании по производству бижутерии, используя ее в качестве базы для возможных диверсионных операций в Западной Европе и на Ближнем Востоке. Чешская бижутерия известна во всем мире, и это облегчало Рыбкину задачу создания дочерних компаний «дистрибьютеров» в наиболее важных столицах Западной Европы и Ближнего Востока. В задачи Рыбкина входило использование курдского движения против шаха Ирана и правителей Ирака, короля Фейсала Второго и премьер-министра Нури Саида. В конце 1947 года Рыбкин погиб в автомобильной катастрофе в Праге, но к этому времени его организация уже начала активно действовать.
В 1948 году, накануне перехода власти от Эдварда Бенеша к Клементу Готвальду, Молотов вызвал меня в свой кремлевский кабинет и приказал ехать в Прагу и, организовав тайную встречу с Бенешем, предложить ему с достоинством покинуть свой пост, передав власть Готвальду, лидеру Компартии Чехословакии. Чтобы напомнить Бенешу о его тесных неофициальных связях с Кремлем, я должен был предъявить ему расписку на десять тысяч долларов, подписанную его секретарем в 1938 году, когда эти деньги нужны были Бенешу и его людям для переезда в Великобританию. В противном случае мне предписывалось сказать ему, что мы найдем способ организовать утечку слухов об обстоятельствах его бегства из страны и оказанной ему финансовой помощи для этого, тайном соглашении о сотрудничестве чешской и советской разведок, подписанном в 1935 году в Москве, секретном договоре о передаче нам Карпатской Украины и об участии самого Бенеша в подготовке политического переворота в 1938 году и покушения на премьер-министра Югославии.
Молотов подчеркнул, что я не уполномочен вести какие-либо переговоры по вопросам чешской политики: моя задача заключалась лишь в том, чтобы передать наши условия, предоставив Бенешу право решать, как он их выполнит. Молотов повторил свои инструкции очень четко, пристально глядя на меня сквозь пенсне. Я ответил, что считаю такое деликатное задание более подходящим для человека, лично знающего Бенеша и непосредственно с ним связанного по прежней работе».
Таким человеком, а об этом отец хорошо знал, мог быть Зубов. Он был резидентом советской разведки в Праге в предвоенные годы. За проявленную строптивость Сталин и Молотов в свое время посадили его в тюрьму. Дело было в том, что он в 1938 году сообщил о несостоятельности плана Бенеша опереться на сомнительных людей в Белграде и, более того, отказался дать им денег, которые были выделены советским правительством на проведение спецоперации. Когда отец назвал фамилию Зубова, то Молотов на это сказал, чтобы он лично выполнил поручение с привлечением нужных людей, а каких — это уже на его усмотрение.
«Было ясно, — писал отец, — что он (Молотов. — Авт.) не хотел брать на себя ответственность за то, какими методами я буду действовать: его интересовал только результат. Я должен был покинуть Прагу через двенадцать часов после разговора с Бенешем, не дожидаясь ответа».
Отец вместе с Зубовым (с сентября 1946 года Зубов находился на пенсии; после систематических избиений в тюрьме, которым подвергал его следователь Родос, он стал фактически инвалидом: довольно заметно прихрамывал и ходил, опираясь на палку) в январе 1948 года поездом прибыли в Прагу. Остановились они не в посольстве, а в скромном отеле, где представились членами советской торговой миссии. К этому времени в Прагу из Москвы скрытно была переброшена бригада специального назначения — 400 человек, переодетых в штатское. Эта группа предназначалась для поддержки и защиты Готвальда.
«Официальные советские представители, — продолжал отец, — и без того оказывали на Бенеша весьма сильный нажим, а тут еще и мы должны были внести свою лепту. Зубов и я провели в Праге целую неделю, и за это время Зубову, который перед войной встречался с Бенешем в присутствии нашего посла Александровского, удалось, использовав все свое умение и прошлые связи, на пятнадцать минут встретиться с Бенешем в его резиденции, расположенной в самом центре Праги. Смысл нашего послания он довел до президента, сказав, что в стране произойдут кардинальные перемены независимо от того, сохранится нынешнее руководство или нет, но, по его мнению, Бенеш был единственным, кто мог бы обеспечить плавную и бескровную передачу власти.
В соответствии с инструкциями Зубов сказал Бенешу, что не ожидает от него ответа, а всего-навсего передает ему неофициальное послание. По словам Зубова, Бенеш казался сломленным, больным человеком, который постарается сделать все, что можно, с тем чтобы избежать взрыва насилия и беспорядков в Чехословакии.
Выполнив свою миссию, мы сели в поезд Прага — Москва. Как только поезд пересек границу, я сразу же, используя каналы связи местного обкома партии, послал, как мне и было приказано, шифровку Молотову и ее копию Абакумову, тогдашнему министру госбезопасности: «Лев получил аудиенцию и передал послание» (Лев — кодовое имя Зубова). Через месяц Бенеш мирно уступил бразды правления Готвальду».
Резидентуры советской внешней разведки, как уже выше говорилось, к началу Великой Отечественной войны были обескровлены. По словам начальника разведки военных лет Павла Михайловича Фитина, в 30-х годах сложилась обстановка недоверия и подозрительности ко многим чекистам, главным образом руководящим работникам не только центрального аппарата, но и резидентур Иностранного отдела за кордоном. Их обвиняли в измене родине и подвергали репрессиям… В течение 1938–1939 годов почти все резиденты ИНО за кордоном были отозваны в Москву и многие из них репрессированы.
